– Нет, она заболела и не сможет прийти. Кто, я? Неважно, зато важно, что мне плевать на твои проблемы и сроки. Она сегодня останется дома, а ты лучше найди своему языку другое применение, а то у меня может возникнуть желание познакомиться. Бывай, Лео.

И он спокойно вернул мне телефон, как будто так и надо, как будто он имеет право вот так запросто распоряжаться моей жизнью.

– Северский, что ты творишь? – зло прищурилась я, забирая у него телефон.

– Шелест, тебе говорили, что помощь надо ценить?

Мы уставились друг на друга недовольные и злые.

– Ты хочешь сказать, что помощь – это вмешательство в чужую жизнь? Северский, тебя когда-то сильно надули, и мне жаль тебя разочаровывать, но люди, которым портят планы, не считаясь с их мнением, не принимают это за помощь!

Он изогнул бровь и криво ухмыльнулся.

– А люди, которых носят на руках, потому что они потеряли сознание от усталости, которых везут домой, хотя совершенно не знакомы, которым дают выспаться и не дают во время болезни идти на работу, считают всё это за помощь? Тебе всё равно, Шелест, так же как и на свой организм, который ты доводишь до ручки?

Этот парень вмиг подобрался к моей совести и заставил смущенно нахмуриться, осознавая безапелляционную правоту его слов. Во мне боролись очень противоречивые чувства, но защита личного пространства всё же взяла верх. Правда, голос мой растерял всю злость.

– А тебе, Северский, не всё равно?

Он долго смотрел на меня. Я даже подумала, что он не ответит мне, такой протяженной оказалась пауза, за которую я успела прочувствовать весь холод его взгляда.

– Мне просто жаль потраченного на тебя времени, вот и всё, – как всегда равнодушно и сухо. Наверное, он всегда такой, и не хватит всех дров в мире, чтобы растопить лед его отношения к людям.

Я глубоко и устало вдыхаю, а затем выдыхаю, пытаясь вместе с тем избавиться от непонятного, сжимающего внутренности чувства, которое граничит с разочарованием. Ну вот, Шелест, не хватало только, чтобы тебе было жаль от того, что этот парень заботился о тебе не из добрых побуждений. Ты даже разговаривать с ним не хотела, в упор не желала знакомиться, а теперь стоишь посреди его квартиры и обдумываешь, почему так вышло, что именно он проявил нежданную заботу, которая так некстати нужна одинокой девушке, но на деле является простой формальностью, исходящей из банальной человечности. Наверное, стоит смириться и как можно скорее избавиться от взгляда морозных глаз.

– Неважно, – устало говорю я. – Потерпи меня еще немного – я вызову такси и уеду.

– Я сам тебя отвезу.

– Но…

– Считай это склонностью доводить начатое до конца. Собирайся.

Он снова не оставляет мне выбора и приходится натягивать толстовку, обуваться и идти следом за ним по лестнице к машине. Чувствую я себя и впрямь, как на карусели, – голова кружится, тело ищет точку опоры. Идти сегодня на работу было не лучшим решением. И кто-то это понимал гораздо лучше, чем я сама.

Мы едем в тишине, даже без музыки. Я сижу с закрытыми глазами и борюсь со сном, периодически оказываясь в полуреальном состоянии дремоты, поэтому не сразу понимаю, что машина остановилась, а водитель смотрит на меня и не торопится что-либо предпринимать. Только когда он задает вопрос, я вздрагиваю и поднимаю на него воспаленный взгляд, пытаясь уловить его смысл:

– Что? – переспрашиваю я охрипшим голосом.

– Что имела в виду Тихомирова, когда просила тебя не рассказывать о нас с ней?

Вася. Он спрашивает о Васе. Но я вовсе не собираюсь впускать парня в свою жизнь, и неважно насколько сильно он мне помог.

– Это личное, – сухо отвечаю и собираюсь вылезти из машины. Уже держа руку на ручке двери, поворачиваю к нему лицо и говорю:

– Спасибо, Северский, и не думай, что я не оценила твою помощь, я благодарна тебе, хотя и не жди, что теперь сделаю из тебя святую реликвию для поклонения. Я вообще не хочу, чтобы кто-то узнал о том, что я провела у тебя ночь, – звучало весьма двусмысленно, вон, даже Северский оценил и усмехнулся. – Хотя никто всё равно не поверит, – убежденно бросаю я. – Так что давай ты и дальше будешь меня игнорировать, а я буду спокойно и незаметно жить своей жизнью. Когда брат вернется, я с ним поговорю, и он сам тебя найдет.

Он внимательно вглядывается в мое лицо, как будто пытается там что-то прочитать, но я так и не решаюсь предположить, что скрывает его непроницаемая маска равнодушия. Парень просто кивает, а я просто ухожу и не оборачиваюсь. А шум уезжающей машины слышу лишь тогда, когда вхожу в подъезд дома.

После короткого и чрезвычайно эмоционального со стороны Ульяны разговора по телефону, подруга решает приехать ко мне, чтобы убедиться, что я жива и в состоянии самостоятельно налить себе чай. Но я подозреваю, что причина скорее в чьем-то неуемном любопытстве.

К тому моменту, как звонок радостно тренькает, сообщая мне о прибытие гостьи, я успеваю наспех умыться, хмуро переглянуться со своим архибледным отражением и, посредством нехитрых операций с градусником, убедиться, что моя усталость подкреплена простудой, радостно прицепившейся к ослабленному организму.

Уля врывается в квартиру озабоченным и пахнущим уличной свежестью ураганом, с пакетом в руках и каким-то свертком под мышкой.

– Зинаааа! – с порога кидается мне на шею подруга, вынуждая покачнуться и крепко ответить на объятие, скорее из необходимости за что-то держаться, чтобы не упасть. Однако я искренне рада ее видеть и радостно улыбаюсь, глядя в ее взволнованное лицо. – Я совсем плохая подруга, да? – жалобно смотрит мне в глаза и смешно поджимает губы. Если бы у нее были ушки, они бы сейчас повисли, как у провинившегося щенка. – Я же даже не поняла, как тебе плохо, так была занята ссорой с Королевым! Честное слово, точно весь мир погас, и только мысли о ней перед глазами фьють-фьють, летают! – она помахала руками и покрутила у своего виска. – А потом мы, конечно, помирились, а до Димы дозвонился Марат, и кааак огорошил мегановостью, что ты у него в беспробудном сне валяешься. Я сначала прифигела недурственно, а потом сразу стала порываться тебя забрать, но Северский таким безапелляционным тоном сказал, что ты спишь и будить тебя нежелательно, что как-то я засомневалась, ну а Дима с ним согласился… Блин, Зин, прости! – она сложила ладошки вместе и состроила жалостливую физиономию.

– Всё хорошо! Честное слово, просто переутомилась…

– Ага, – саркастично отозвалась Уля, – так переутомилась, что провела ночь у Северского! Знаешь, когда я об этом узнала, не сразу поверила. Это же Северский, – она смешно, по слогам и с остановками произнесла его фамилию. – Мужская версия снежной королевы, мороз-мороз, стена-стена, рыцарь айсбергового ордена, кавалер гвардии разбитых сердец… Тьма тьмущая титулов и все не про то, что он просто так помогает девушке и везет ее домой. Зина, – она замерла с круглыми взволнованными глазами и вцепилась в мои предплечья, – а правда, что он тебя на руках по институту носил?

– Получается так, – без особого энтузиазма соглашаюсь я. Об этой стороне вопроса я еще не думала. Что же случится с миром Зины Шелест, если поползут, точно тараканы из всех щелей, разные сплетни?

– Ооооо, – восхищается Ульяна. – Это же воистину трансцендентально!

– Я бы скорее сказала «фатально».

– Ой ли, дорогуша! Это же в корне меняет образ бессердечного подонка! – загадочно улыбается девушка.

– Не выдумывай, Уль, образ при нем, необелённый, как черная дыра – просто кто-то хотел узнать от меня кое-что, вот и воспользовался случаем.

Я рассказываю подруге про то, как Миша попросил передать посылку, про мой обморок и неожиданное пробуждение у Северского, про его разговор с Тихомировой и нашу с ним «теплую» и «дружескую» беседу. Как и ожидалось, на словах «приготовил омлет» Уля взволнованно ахнула, а на моменте, когда он отвоевал меня из цепких рук Лео, подруга и вовсе откинулась на спинку дивана в состоянии, близком к экстазу.