Как будто из стремительно несущего меня колеса жизни выскочила спица и пронзила в самое сердце, выбивая острием остатки прошлого.

Я смерила Васю грустным и хмурым взглядом и досадливо покосилась на Соню, сидевшую, подперев рукой голову. Она с интересом переводила глаза с Васи на меня, постукивая по щеке пальцами.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я у застывшего парня.

– Хочу поговорить, – он покосился на Мармеладову, а потом опустился на свободный стул, вперив в меня горящий взгляд. – Прости, – обратился он к Соне, которая понимающе прищурилась. – Можно тебя попросить…

– Самоустраниться? Наглый мальчик! Но я пришла сюда с Зиной, так что только с ее подачи и никак иначе! Зин, ты как? – с застывшей в глазах тревогой поинтересовалась она у меня, готовая, по-видимому, пинками выгнать моего бывшего парня из кафе, если потребуется.

Наверное, я все же немного мазохиста, как верно однажды заметил Северский. Потому что едва ли я хотела сейчас сидеть и выслушивать что бы там не заготовил для меня Вася, но посмотрев в его глаза, попалась на боль, и решила, что смогу перебороть себя и ради нашего общего прошлого выслушать, надеясь, что это случается в последний раз. Поэтому я кивнула Соне, понимая, что как бы ни закончились наши с ним отношения, нужно уважать личное, и не позволять превращаться в шоу тому, что касается только двоих, выставляя напоказ грязное белье, как любят сейчас делать окружающие.

– Чай не дурак, всё понял! – поднялась Соня. – Но если что – свисти, буду рада помочь! – пробуравила она взглядом Васю, как будто угрожая. – И это… подумай о предложении моей бабушки.

Я снова кивнула под ее взглядом, который горел надеждой, и чуть-чуть улыбнулась, когда она, послав мне воздушный поцелуй, упорхнула, унеся с собой часть красок жизни, словно проходящий мимо карнавал, который оставляет после себя лишь воспоминание и желание бросить всё и кинуться вслед за праздником жизни. Сказочная птица в железной клетке.

Но моя клетка была не менее удручающей. Хотя сейчас, когда жизнь попала в русло изменений, я понимала, что кто-то очень щедрый протягивает мне сквозь толстые прутья напильник, давая возможность выбраться и расправить крылья, вспорхнув в желанную лазурь небес.

– Как ты меня нашел?

– По телефону, я до сих пор могу отслеживать твое местоположение по геолокации…Зина! – нагнулся ко мне Вася и жадно провел по мне глазами. – Я расстался с Тихомировой. Больше нет ее! Понимаешь?

– Рада за тебя, – с неожиданным равнодушием отозвалась я. Да и он был не настолько глуп, чтобы ждать от меня радостных воплей или того, что я кинусь в его вновь раскрытые для меня объятия.

– Жестокая, что ты со мной делаешь! Нет, не так, прости, – он закрыл глаза рукой и привычным жестом взъерошил голову. – Я всё понял. Каким был жалким, что разменял тебя на пустоту, фальшивку. Продался, как шлюха, почувствовав запах денег, – с горечью усмехнулся он. – Всё бы отдал, чтобы вернуть… Холодно, без тебя так холодно. Возвращайся, Зин! Хочешь, откажусь от всего? Любое слово, милая, и я сделаю всё, как ты скажешь! Только вернись! У меня здесь болит, – он устало коснулся рукой груди. – И я каждое утро боюсь, что не проживу очередной день. Раньше думал, что так не бывает, когда кто-то становится целой вселенной… глупый, привык, что ты всегда была рядом, грела меня, заботилась… Мне бы только еще один шанс, – он с надеждой заглянул в мои глаза, впрочем, не пытаясь приблизиться или схватить за руку. – Всё исправить, сделать как надо. Зина, пожалуйста, скажи, что–нибудь, не смотри так холодно!

Для кого-то чувства – это сосуд, который можно разбить, а потом склеить и посадить в него кустистое растение, чтобы скрыть трещинки. Для кого-то игра, в которой предательство – нормальная часть действия, необходимый уровень, чтобы подняться выше и получить заветный приз в виде счастья. Как по мне, любовь – это ягода. И кривое пятнышко от расплющенного кем-то шарика, склеить никак нельзя. Можно только медленно, прилипая ногами к мокрому пятну, выходить за его пределы, постепенно избавляясь от приторно-сладкого запаха, очищая от него тело, и если повезет, найти новую ягоду. А возвращаться назад – значит вступать в липкое пространство грязными ногами, марая когда-то красивую субстанцию.

– Ничего не выйдет, Вася, – с грустью и жалостью посмотрела я в его глаза, наполненные страданием, – Как бы я себя не обманывала, но не смогу забыть того, какой выбор ты сделал. Это твое бремя ответственности за него, не заставляй меня нести его тоже. Если говоришь, что любишь, не надо.

– Зина…

– Не надо, Вась, зачем эти глупости? Раз сделал – значит хотел.

– Все делают ошибки! Я живой человек, я всего лишь хочу всё исправить!

– Я тоже живая и мне тоже было больно. Мне и сейчас больно, но за тебя, потому что в итоге больнее всегда тому, кто ошибся. Ты хороший человек, я знаю, поэтому я сейчас здесь сижу и разговариваю с тобой, вместо того, чтобы оставить гнить наедине со своими демонами. Прими их, осознай, и двигайся дальше.

– Не могу, без тебя никак. Не могу смириться! Дай мне шанс, не разрушай мосты, милая…

– Я уже.

– Что? – растерянно уставился он на меня и недоверчиво раскрыл рот, как маленький мальчишка.

– Уже разрушила, – ведь так проще – выложить всё сразу, чем медленно убивать надежду. – Я влюбилась. Тебя больше нет в моем сердце.

Вася несколько секунд переваривал услышанное, а затем отчаянно замотал головой.

– Я тебе не верю! Не может быть! Ты… специально так говоришь, да? Чтобы мне было больнее? Черт, я заслужил все эти страдания, только не лишай меня надежды! Зина, скажи, что это не так?!

Я молчала. Молчала и понимала, что нет, не соврала. Ни себе ни ему. Впервые откровенно признавшись в том, что меня мучило в последнее время. От этого не стало легче, но осознание проблемы – первый шаг на пути к ее решению.

– Ты же знаешь, я бы не стала врать.

– Но… Кто он? Я его знаю? Почему так быстро? Нет, ты не могла, именно потому, что я тебя знаю, ты не могла так быстро забыть меня!

– Получается, что смогла.

Не понимал. Не хотел понимать – я видела это по безумному блеску в глазах, которым он сам себя сознательно обманывал, не желая слышать правду.

– Я не верю. Я знаю, я заслужил это, но… я всё исправлю, стану другим, достойным тебя! Вот увидишь! Зина, я так тебя люблю, – прошептал он, как будто в лихорадке.

Оказывается, эти слова могут прозвучать слишком поздно и не затронуть ни одной из струн души. Раньше я думала, что можно отдать свое сердце за одно маленькое предложение в три слова, а теперь удивлялась, как спокойно оно бьется, не пропуская ни удара, четко и ровно, как исправные часы.

– Мне пора, – поднялась я. – Вася, не тешь себя ложными надеждами, я не вернусь к тебе, – парень поднялся следом за мной, и мы вместе вышли на улицу.

– Я думаю, у меня получится переубедить тебя, уверен, что получится!

– Пока, Вася, – покачала я головой и пошла прочь, понимая, что только время способно разъяснить парню что правду, какой бы горькой она не была, придется принять.

Я же смогла. И теперь эта горькая таблетка добралась до моих мыслей, заставляя в отчаянии сжимать зубы.

Дура, какая же ты дура, Зина!

– Шелест, я сейчас обобщу, потому что начала сомневаться в собственной адекватности: ты познакомилась с каким-то сомнительным типом, который накачал тебя наркотой и увел не куда-нибудь, а в бар, где ты благополучно потеряла память, а очнувшись поняла, что опять оказалась у Северского в квартире в кампании, подожди-подожди мне надо это осмыслить, СОНИ МАРМЕЛАДОВОЙ! А потом еще выясняется, что твой бывший решил тебя вернуть и даже на что-то надеется, после того, что натворил. Вдобавок ко всему у тебя в квартире поселился симпатичный, это я так, Королеву ни слова! француз, которого привез Миша, с которым ты вчера вдрызг рассорилась из-за Северского… Я ниче не пропустила, не? – четко оттараторила Ульяна, прибывая в состоянии глубочайшего потрясения, после моего долгого рассказа.