Парень, наконец, поравнялся с нами и первым делом пожал руку Соколовскому, кивнув тому, но не отрывал от меня недоверчивого взгляда, как будто до сих пор не мог поверить, что я реальна. Как интересно, что именно сегодня я могла бы посоревноваться в степени своего существования с фантомами, облаченная в белое, до жути призрачная, и сама не верящая в свое присутствие здесь.

– Отец, – кивнул Вася и повернулся ко мне, удивленно разглядывая мое платье. Он как будто бы потерял способность говорить и только и мог, что смотреть и смотреть, смущая меня и вызывая любопытные и внимательные взгляды стоящих рядом мужчин.

– Сынок, – положил руку ему на плечо Демидов и указал в мою сторону, – Знакомься, это Зина Шелест. Зина, это мой старший сын и именинник – Вася.

На этих словах мы оба, точно тронутые током вздрогнули и уставились на бизнесмена с недопониманием и удивлением.

Что за игру он вел, и почему так уверенно представлял нас друг другу, словно это не он так упорно помогал сыну завлечь меня в их логово? Почему в его глазах не сквозило лукавства, а Вася растерянно переводил взгляд с меня на него и тоже не понимал сложившейся ситуации? Один лишь Соколовский внимательно разглядывал нас, и, казалось, все знал, но молчал и ожидал конца представления.

– Но.., – ожил Вася, сосредоточенно хмуря лоб, стараясь что-то разузнать, – Отец, Зина…

– Прости, я имел наглость позвать ее на наш праздник, – подмигнул он мне, а потом выдал что-то запредельно невразумительное и находящееся на самом пике удивительных вещей, – Но она приходится невестой моему младшему сыну, так что вам все равно пришлось бы познакомиться, рано или поздно. Однако, он что-то задерживается, – Демидов нахмуренно посмотрел на часы, игнорируя наши покрытые крошкой потрясения взгляды, – Неужели… А, вот и он, – удовлетворенно кивнул он, смотря куда-то нам за спины, и заставляя точно приклеенным поворачивать тяжелые от свалившейся информации головы в сторону, где находилась персона «х», о которой никто не подозревал до этого момента.

И что-то мне подсказывало, что не зря я отказалась от длинных шпилек – потому что вид приближающегося человека заставил меня ослабеть, и только силой воли я удержала себя на ногах. Та же сила сдержала изумленный вздох, но не смогла уберечь меня от нахлынувшего волной потрясения, которое сотрясло мое тело и винтиками непонимания вкручивалось в мои мысли, пока я наблюдала за тем, кто неотрывно глядя на меня, быстро шагал мимо то и дело приветствующих его людей, игнорируя всякого на пути к своей цели.

И если я раньше, казалось, убедила себя в том, что готова к любым шокирующим в моей жизни событиям, наивно полагая, что все удивительное, что могло случиться со мной, уже случилось, то теперь мне оставалось только посетовать на себя и признать поражение в понимании того самого злого рока, который скорее всего помирал со смеху, глядя на мои трясущиеся от волнения конечности.

Потому что к нам двигался не кто иной, как Марат Северский, и его сердитый, граничащий со злостью взгляд не предвещал ничего хорошего.

Моя злость на Барина не ограничивается излишне агрессивной даже для меня манерой стрельбы, я чертовски рассержен его выходкой с Татарским и позволяю ему это понять – раздражение сквозит в каждом моем взгляде и жесте. Не хочу знать причины, но вера в то, что Баринский – человек слова и убеждений рушится, как старая хибара, от нашествия сильных ветров.

Он понимает, смотрит прямо, без сожаления и тени намека на раскаяние. Наблюдает за моей победой как всегда с удовлетворением и, по-видимому, тешится тем, что я все еще на его стороне. И, как и я, понимает, что нам нужен хотя бы один серьезный разговор для разъяснения ситуации.

Поэтому, едва соревнование заканчивается, он подходит, чтобы пригласить меня в кабинет. Меня и Татарского, который раздражает еще больше, чем всегда, своим непоколебимым неряшливым спокойствием. Он всем своим видом показывает, как его веселит моя беспомощность, и вовсю хозяйничает на территории, которая совсем недавно была для него под запретом.

Барин, как всегда, закуривает, дымом выедая свежий воздух, и никуда не торопится, переводя прищуренный взгляд с меня на моего оппонента, замерших в разных углах комнаты.

И я понимаю, что если он опуститься до того, чтобы заикнуться об уважении с моей стороны и последующем смирении, то я просто развернусь и уйду. Треклятый прохвост, подсевший на деньги, не сможет заставить меня его уважать. А неустойку по контракту я ему не поленюсь даже с лихвой компенсировать, чтобы оценил, насколько мне плевать.

– А чего ты хотел, Север? – пожимает плечами он, туша окурок, – Бизнес, есть бизнес. Ты все очень хорошо понимаешь, не сомневаюсь. Свои дерзкие взгляды держи при себе, я, знаешь, сколько их навидался по жизни? Дохрена, и пострашнее будут твоих. Уверен, что хочешь столкновения интересов? Северский, личное в кучу бизнеса не сваливают, можешь этим за пределами боев баловаться, а при мне забудь про характер.

– Тошно мне, Барин. И от тебя и от него.

– Думаешь, мне не плевать? Я без тебя вянуть не стану – замену найти дочерта легко. А ты со своим характером загниешь.

– Лучше гнить, чем так.

– Нихрена, – усмехнулся он, – Думаешь, я не знаю, что с вопросом доверия у тебя ко мне также глухо, как в пещере? Что, думал я проникнусь твоими жаркими порывами решить дело самому, и захлебнусь пущенной в меня пылью? Не так сложно было докопаться до истины.

Татарский с интересом следил за разговором, понимая, что ему предвидится счастливый случай найти броню в моем существовании.

Я тоже напрягся, смутно догадываясь о русле, в которое меня направлял Барин своими намеками. Когда на стол перед моим носом упала памятная фотография, я убедился в правильности моих догадок.

– Скажи мне, кто твой брат, а про отца я и сам догадаюсь, – склонил Барин голову и посмотрел туда же, куда и я, – позади серьезного Демидова со старшим сынов виднелся край фотографии, на которой можно было различить изображение человека, который походил на меня, как две капли воды, – Вот как ты додумался, чем тебя собираются шантажировать, – закивал он, – Черт побери, я даже не догадывался, что работаю с сыном Демидова!

Татарский, не ожидавший такого поворота, взволнованно нагнулся ближе, смиряя меня взглядом.

– А ведь похожи, – донеслось от него, и он присвистнул, – Батюшки, Север, что же ты раньше мне не рассказал, я бы тебя, может, даже больше боялся, – изогнул он бровь.

– Заткнись, – отрезал я и посмотрел в глаза Барину, – И что?

– А то, что угроза была вовсе не в тех, кто нас подсиживал, а в тебе. Ты как мина – один звонок от кое-кого, и взорвался бы. А голова бы моя полетела. Что-то перспектива проглядывается херовенькая. Потому что ты лучше меня знаешь, что твой отец кукловод – ничего не происходит без его ведома. Ты думаешь, я не понимаю, что ты у него на ниточке? Иначе бы, почему он позволял тебе здесь прохлаждаться, вместо того, чтобы на него работать? Тут дело вот в чем – когда он найдет, чем тебя привязать к себе, он вступит в игру. Думаешь, я от этого ничего не потеряю? Черта с два, Северский, как бы ни так! – как всегда разошелся Барин гневом и стал нервно зажигать очередную сигарету, – И те, кто действовали за Дюпона, точно прозондировали твои действия и подвели нас к этой ситуации. Думаешь, я не в курсе, что Соколовский спит и видит, как бы тебя к рукам прибрать? Его методы, что тут скажешь.

Я раздраженно повел плечами – Барин точно расставил все точки, разложил по полочкам суть, и поставил вопрос ребром – Сокол играл со всеми нами, как с пешками, имея в рукаве шикарный козырь. Оставалось только гадать сломаюсь ли я под тем, что таилось за вторым дном этого козыря?

– Он разыграл все так, чтобы потянуть время. Пока я гонялся за его пешками, он, вероятно, готовил какую-то ловушку, – пришлось пойти мне на контакт, понимая, что сейчас важнее вместе придумать, как разобраться с полностью проигрышной партией.