Кейден открыл шкаф и фыркнул на свой старый гардероб. На него смотрели огромные разноцветные дутые куртки и рваные джинсы девяностых годов. В углу лежал его старый скейтборд с наклейками NWA, Nirvana и Lost Boys. Он не посмел бы сейчас заняться этим. Легкий стук в дверь прервал его ностальгию, затем она распахнулась, и в комнату просунулась голова Морин.

— Ты голоден? Я могу попросить Рошель приготовить что-нибудь? — спросила она. Рошель была домоправительницей его матери. Она прекрасно справлялась с обслуживанием большой квартиры в одиночку, что в последнее время случалось часто.

— Нет, я в порядке. Я могу выйти и взять что-нибудь, если понадобится, — ответил он.

— Хорошо, — сказала она и повернулась, чтобы уйти.

— Мама, — позвал он.

— Да? — спросила она, глядя на него.

— Мы поговорим о том разговоре, который состоялся у вас с Ланой. Она не сказала мне, о чем вы говорили, но ты скажешь, — невозмутимо произнес он.

— Понятно, — ответила Морин и закрыла за собой дверь.

Проходя по фарфорово-мраморным полам в свою огромную гостиную, она огляделась вокруг и на мгновение задержала дыхание. Вот оно. Она потеряет все, как только ужасная правда, наконец, выйдет наружу. В данный момент у нее не было ничего, кроме Хитклифа, и отношения с ним тоже были непростыми.

Все устали от нее, и она не могла их винить. Если бы они знали, что она сделала, она бы потеряла их всех много лет назад. Морин должна была решить, какую часть настоящей правды она сможет контролировать, как только проболтается. Она вошла в свою комнату на другом конце пентхауса и закрыла дверь, которую когда-то делила со своим любимым Винсентом.

Когда она посмотрела на кровать, то все еще видела его лежащим там — холодный как лед, со слабой улыбкой на губах, его голова была повернута к окну. Она часто думала о том, какими были его последние мысли, когда он уходил в неизвестность. Мысль о том, что он покончил с собой, чтобы избавиться от хаоса, который она создала, и ее бесконечной паутины лжи, была той, с которой ей приходилось жить каждый день.

Морин лишь жалела, что Ким провела здесь ночь и была тем утром, но ее возможности сохранить тайну были ограничены. Теперь она заплатит самую высокую цену за то, что доверилась ей, и ей придется смириться с потерей всего этого. Это убьет ее, но все равно лучше, чем сказать Кейдену правду. Правда в том, что Винсент не был его настоящим отцом.

Это был судья Томас Хартвелл, и его жена Ребекка ненавидела ее по праву, когда узнала о романе и о ребенке в результате. Стук в дверь прервал ход ее мыслей, она встала и схватила пальто с туалетного столика. Без сомнения, это Рошель, пришла узнать, нужно ли ей чего-нибудь до конца вечера.

Ее мысли продолжали нестись, пока она медленно шла к двери спальни. Как она вообще могла все это объяснить? Морин повернулась и уставилась на кровать «Кинг Сайз», гадая, не убьет ли ее то же самое надвигающееся горе. Она знала, что на ее лице не будет улыбки, когда это случится. За исключением, может быть, ее детей, когда они узнают, насколько ужасным человеком она была на самом деле — и это будет скоро. 

Лана шла по пирсу Dania Beach, популярному среди туристов и горожан по выходным. Она закуталась в свитер, когда ветер пронзил ее усталые кости. Сегодня вечером здесь было полно народу, красивые огни на пирсе освещали небо, а волны океана разбивались о пристань. Пары часто выбирали это место, и сегодня вечером они пришли сюда. Держась за руки, целуясь, выставляя себя напоказ, не заботясь о том, что кто-то наблюдает. Она вздохнула, подумав, вернутся ли они с Кейденом к этому беззаботному моменту снова.

Ее будущее казалось таким неясным теперь, когда всего полгода назад она была уверена в нем больше, чем в чем-либо другом. Когда она протиснулась мимо парочки, в поле зрения появилась женщина, сидевшая за столом, прислоненным к перилам. Огромная вывеска над ее головой гласила: «Выбери Свою Собственную Жемчужину». Вокруг нее собрались люди, и Лана подвинулась поближе, чтобы лучше разглядеть. Женщина швыряла устрицы на стол, и оттуда вынимала красивые жемчужины, сопровождаемые «охами и ахами» толпы. Девушка с самой невероятной кожей цвета мокко только что отобрала устрицу и была в восторге, когда из ее плоти выскочила прекрасная черная жемчужина. Она взвизгнула, сжимая руки вместе, когда ее муж или бойфренд вытащил свою кредитную карточку.

Как редко и интересно, что почти каждая устрица, которую они отбирали, порождала жемчужину, но, она должна была признать, что ей самой хотелось такую же после того, как она увидела, насколько они были великолепны.

— Хочешь сама выбрать себе жемчужину? — спросила ее блондинка. На вид ей было около тридцати, ее лицо в форме сердца еще больше выделялось вдовьим пиком (прим. волосы, растущие треугольным выступом на лбу (примета, якобы предвещающая раннее вдовство)), а распущенные волосы ниспадали на плечи, делая ее больше похожей на модель для пин-апа, чем на лущительницу устриц.

— Нет, спасибо, — ответила Лана и пошла дальше по пирсу к своей машине. Она уже опаздывала на ужин к родителям и не собиралась выслушивать жалобы, которые услышит, когда приедет. Лана провела первую ночь в своем душном таунхаусе после нескольких месяцев и немного скучала по нему. В последний раз, когда она была там, Паула потащила ее обратно в Хэмби, обратно к Кейдену.

Перепрыгивая через две ступеньки, она спрыгнула вниз, и ее сандалии ударились о песок, холод пронзил пальцы ног, когда она погрузилась в него. Она уже скучала по нему, но ей действительно нужно было время, чтобы подумать о том, что будет дальше. Ким все еще была угрозой в ее глазах, пока она держала Морин за горло, а это означало, что она все еще имела некоторый контроль над Кейденом. Лана вскочила в свой надежный «Форд», завела мотор и выехала на дорогу, ведущую в Голливуд. Дом ее родителей был всего в пятнадцати минутах езды, так что ей не нужно было нарушать правила дорожного движения в спешке.

Лавируя между машинами, то въезжая в пробки, то выезжая из них, Лана гадала, как Кейден справляется в Нью-Йорке, имея в компании только Морин. Она нажала кнопку разговора беспроводного Bluetooth и подождала сигнала, прежде чем сказать: «Позвонить Кейдену». Роботизированный голос у нее в ухе ответил: «Звоню Кейдену», затем послышались гудки. Ее сердце замерло в груди, когда она ждала, что из динамика раздастся его глубокий баритон. Прошло четыре гудка, прежде чем она услышала сигнал голосовой почты, затем нажала «отбой» на Bluetooth-гарнитуре.

«Может быть, он спит», — подумала она, сворачивая на Палмдейл-Авеню в квартале, где жила ее мать. Было уже начало девятого, и он, вероятно, устал после перелета или, что еще хуже, переживает разговор с Морин о Ким и всем остальном, что таила в себе Морин. Что-то о том, как говорила Морин, подсказывало ей, что самоубийство — не конец истории. У нее, казалось, всегда было несколько глав в ее постановке. Лана тяжело вздохнула и понадеялась, что он перезвонит ей, когда она закончит с ужином. Это будет долгая ночь, и она отчаянно хотела услышать его голос в конце дня.

Когда она подъехала к родительскому дому, ее сердце остановилось. Она знала, кому принадлежат черный «Мерседес» и желтый «Камаро», и уронила голову на руль. Она прижалась к нему головой и крепко зажмурилась, надеясь, что, когда откроет глаза, то ей это просто померещилось. Резко подняв голову, она обнаружила, что зрение у нее в порядке. «Я не в настроении для этого», — подумала она. Она хотела спокойно поужинать с родителями, но знала, что это будет что угодно, только не это, пока выключила двигатель. «Я должна все отменить», — подумала она на секунду. Представив себе, как ее мать готовит весь день, а потом разочаровывается, что Лана не пришла, она почувствовала себя еще хуже и открыла дверцу машины.