— Лерыч, ты только не дергайся, я сейчас….

Открываю глаза — и вот оно, чудо. Чудо чудное, диво дивное. Ирбисенок. По виду — еще совсем маленький. Глаза только-только открыл. Впрочем, в котятах снежных барсов я разбираюсь еще меньше, чем в вине. И нет — в мимимишности меня никак нельзя заподозрить.

— Откуда? — прокашлялась я. Голос у меня стал хрипловатым. Это даже хорошо. Меньше подозрений. — Прош, котенок откуда?

— Не знаю, Лер. Честно — не знаю, — виновато ответил Прошка, присаживаясь рядом со мной. — Отошел на пять минут в кустики, возвращаюсь — а он уже на тебе сидит.

— Уважаемый Лерыч, — простонал старший из эльфов, Елисей. — Это не просто котенок. Это представитель самой скрытной общины оборотней, горных арибасов.

— То есть, он еще и оборотень?

— Вот свезло — так свезло! — фыркнула я. — А где ж, в таком случае, взрослые представители этого племени? Кстати, а это он или она?

Мы не знаем, как определить пол котенка, — потупился Елисей, прижимая к виску кружку с ледяной водой. А головка-то у него бо-бо. Забористый у Прошки самогон, ничего не скажешь. А вот нечего его вином запивать, хоть и эльфийским.

М-да. Определить пол котенка довольно легко. Не будет же он меня кусать, если я его осторожно переверну на спинку, поглажу по пушистому пузику и заодно посмотрю….

— Мальчик. Хороший пушистый мальчишка. А где твои родители, малыш?

Малыш, естественно, не ответил, только запищал жалобно.

И только я поднялась с ним в обнимку на ноги, собираясь пошариться в сумках, как на меня напрыгивает еще один котенок. Побольше. Не малыш, скорее — подросток. И зубы скалит.

— Прошка! Стой!

Котенка скрутили. Все — таки куда котенку, пусть и оборотню, тягаться со взрослым мужиком, который еще и какими-то искусствами боевыми увлекается.

Выяснили, что это еще один мальчишка.

— И что будем делать?

Мы сидели вокруг накрытого стола и рассматривали котят. Малыш радостно схарчил несколько кусочков свежего мяса. Много давать я побоялась. Маленький же. Может, ему еще молоком питаться положено. Но молока у нас нет, так что…. Подросток шипел, фырчал, порыкивал, но не сопротивлялся больше.

— Так, мужик, — присел перед ним Прошка. — Я тебя сейчас выпутаю из плаща, а ты спокойно усаживаешься рядом с Лерычем, спокойно ешь и не кидаешься на все, что движется. Понял? Тут тебе никто не желает зла. И если можешь — обернись, что ли. Мы по-кошачьи не понимаем.

Котенок согласно муркнул.

И вот сидит перед нами мальчишка лет тринадцати. Глаза голубые, волосы короткие, взъерошенные, пестрые какие-то. Одежонка довольно потрепанная.

И голодный!

Но не жадный. Ест аккуратно, не давится, не хватает руками. Явно не простой оборотень.

Однако рассказывать о себе мальчишка не торопился. Буркнул только, что близких у него один брат, который появился на свет три года назад.

Тут в беседу вступил эльф. Начал выяснять что-то на странном рычащее-шипяще-мурчащем языке. Мальчишка чуточку оживился, отвечал с почтительным видом, но не заискивал. Малышок же, наевшись, свернулся на моих коленках пушистым клубочком и уснул, время от времени вздрагивая и перебирая лапками.

— Лерыч, — шепотом позвала меня наша морская свинка. Она все так же сидела в клетке, испуганно рассматривая котят. И если старшего можно было не бояться, то малыш вполне мог попытаться ее достать.

— Чего тебе, Ляль? — устало ответила я. — Погулять хочешь?

— Н-нет…. А ты не боишься?

Я только отмахнулась. Боюсь — не боюсь…. Кого это волнует. Уж не нашего Арона.

— А я боюсь. Что-то на сказку это не похоже.

— А ты все это время думала, что нас в сказку занесло? Ляль, я, конечно, все понимаю. Ты у нас платиновая блондинка, причем природная. Но не до такой же степени!

— Лерыч! А что же это тогда?! С каких пор люди вдруг превращаются в…. Вот в это?!

— С тех пор, как случайно переходят дорогу Высшим Силам. Или что тут у них…. Ляля, если ты думаешь, что я все еще страдаю атеизмом, ты глубоко заблуждаешься. Вот не атеист я!

— Не ругайся! — жалобно попросила Лялька, вцепившись маленькими пальчиками в решетку. — Лерыч, я плохо понимаю, что такое атеизм, знаю только, что это нехорошее что-то. Так что не ругайся!

Я вздохнула. Лялька — она такая Лялька…. Погладила подружку по лохматой головушке.

— Ничего, Ляль, не переживай. Пробьемся!

— Обещаешь?

— Зуб даю. Зуб Темного Властелина, Ляль. Свои мне еще пригодятся. Хочешь морковку?

Лялька печально принялась грызть кусок морковки. Я смотрела на свою подружку, и думала. Нет не о Темном Властелине. И даже не о том, что мне хочется вернуться домой. Хочется, конечно же. А кому б не хотелось?! Но это пока настолько недостижимая мечта, что лучше задвинуть ее в самую глубину сознания. Пусть сидит там, чаек попивает, и в окошечко поглядывает.

Я думала об Арониэдиэле. Кто же он такой? Нет, то, что он один из Высших, сомнению не подлежало. Абы кто нас не переместил бы. Но почему он кинулся искать помощь в сопредельных мирах, а не ухватил за шкирку собственных братьев вместе с сестричкой?! Не доверяет? А что — вполне может быть и такое.

— Кажется, он и нам не доверяет, — присел рядом Прошка. Я только выгнула бровь. Мы что — перешли на новый уровень общения?

— Мысли читаешь?

— Кажется…. Лерыч, это же хорошо! Не хочется, чтобы кто-то в наши дела влезал с ненужными замечаниями.

— Ага. Надо еще как-то их маскировать, а то будем фонить на всю округу.

— А когда сказал четыре — получил синяк под глаз, — хмыкнул Прошка. Я только улыбнулась. Все-таки, земные писатели — фантасты провидцы. Вот и пригодились воспоминания об эсперах.*

— Что говорят наши эльфы?

— Да ничего конкретного они так и не сказали. Все то же самое, что и — тут Прошка повел глазом в небеса. — Мир стоит на пороге гибели. Что-то нормальное еще сохраняется в пределах эльфийского леса, но звери почти исчезли. Потому их Покровитель и отправил боевую тройку на помощь нам. Властелина уконтрапупить, так сказать. Но и тут проблема: Властелин связан с энергетической составляющей планеты.

— Ага. Замкнул на себя весь мир, и радуется, идиот бессмертный. Знать бы — каким образом его можно привести к общему знаменателю….

Мы снова задумались. И тут меня осенило.

— Елисей! Можно тебя на минутку! — позвала я все еще страдающего от похмелья эльфа. Он поднял на меня мутные глаза и попытался возмутиться:

— Кто дал тебе право, человек, обращаться ко мне на «ты» и по имени?!

Я отмахнулась.

— Да брось! После того, как мы душевно посидели за вашим светлым эльфийским, все различия между нами практически стерлись.

— Не орите, — шепотом попросил Вегий, со стоном падая на бревнышко, и прижимая к голове пустую бутылку. — Чего вы с утра завелись?

— Да не заводились мы! — простонал в ответ Елисей. — О, Великий Светлый! Как же голова трещит!

— А это дело поправимое! Прош, у нас там чуток осталось…. Выдай страждущим по кружке.

Кто сказал, что у русского человека нет лекарства? Уж от похмелья у нас лекарство всегда в запасе, а то мало ли с кем беседовать за «жисть» приходится.

Эльфы пытались отмахнуться, да кто ж им даст! Вылакали по кружке капустного рассола. Посидели, задумчиво к себе прислушиваясь. И потянулись еще за одной порцией. А нам не жалко.

— Что ты хотел, Лерыч? — уже совершенно благодушно вопросил Елисей, порозовевший и не косоротящийся. Он, как и его приятели, с интересом принюхивались к копченой рыбке, которую Прошка успел подогреть.

— Я хочу знать: а вы сами чего бы хотели для своего мира?

— В смысле?!

— Окончательно его угробить, или все же восстановить?

Александр Прохоров, он же Прошка

Лерыч, в обнимку со спящим котенком снежного барса, устроилась за кособоким столом. Эльфы, уже пришедшие в себя, порозовевшие после употребления капустного рассола, вежливо подтащили к себе по рыбине, и теперь с наслаждением уминали ее, ничего вокруг не замечая. Мальчишка, тот, что постарше, с завистью на них поглядывал. Видимо, он голодал, отдавая младшему то, что мог поймать.