Глубокая тёмная ночь, висящая над Вольными Баронствами, казалась тихой и безмятежной. Только ветер гулял меж горных вершин, подхватывая снег с ледяных шапок, да изредка выли на луну местные волки. Часовые на стенах замка боролись со сном, вглядываясь в темноту, но всё было спокойно. Ничего не предвещало беды.

Замок взорвался внезапно. Белое зарево осветило всю округу, на мгновение превращая ночь в день, а камни разлетелись на многие мили вокруг. Поднялся огромный столб пыли и дыма, оседая в виде огромного гриба.

В эпицентре находился Лёха.

Лёха и был эпицентром.

Он посмотрел вокруг, сплюнул. Харчок зашипел и испарился, даже не долетев до расплавленного камня. Лёха почесал затылок. Память отшибло напрочь, и последнее, что он помнил — барон бьёт его по животу, распятого и беспомощного. Лёха зябко повёл плечами.

Рядом он увидел аккуратно сложенный костюм, бережно расправил, отряхнул от пылинок, быстро оделся. Похлопал себя по карманам, всё на месте. Как уцелели вещи — он не понимал, да и не задумывался, но судя по виду вокруг, здесь разорвалась атомная бомба или что похуже.

Вывороченные обломки кладки, оплавленные бесформенные камни, обугленные остатки деревьев, кучи пепла. И тишина вокруг, гулкая и зловещая, густая, когда слышишь только собственное сердцебиение.

Над горами начал загораться рассвет. Сперва на востоке появилась тонкая розовая полоска, будто какой-то художник слегка мазнул акварелью, а склоны на западе вдруг осветили солнечные лучи, наполняя пейзаж удивительным контрастом, хотя сам солнечный диск оставался где-то за горными вершинами. Долины оставались тёмными, а на самых высоких пиках заискрился снег, выглядывая из пуховой перины облаков.

Лёха затаил дыхание, жадно вглядываясь в горизонт и светлеющее небо. Что-то подсказало ему, что это и есть красота, та самая, о которой так много говорят. И что Антигностический Генералиссимус непременно её осквернит и разрушит. А остановить его способен только он, Лёха.

Он вдруг вспомнил мерзкое хихиканье Тысячезубого Ментора, по телу снова пробежала волна ярости. Но уже не той безумной всепожирающей злобы, а холодной и чёткой решимости загнать всё Зло в самую глубокую нору и безжалостно уничтожить.

Петрович выскочил откуда-то из развалин, грязный и растрёпанный, но живой. Он тут же побежал к хозяину, недоуменно осматриваясь по сторонам. Похоже, всё самое интересное он где-то пропустил.

Лёха же стоял, засунув руки в карманы трико, и продолжал смотреть на горизонт.

— А… Э-э-э… Лёха… — промямлил Петрович. — Что произошло вообще?

Герой промолчал.

— Красиво, бля, — невпопад ответил он после некоторой паузы.

Петух повернулся туда же, куда смотрел Лёха. Ничего особенного, обычные горы, обычный рассвет, обычный пейзаж. Но возражать хозяину он побаивался.

— Вот ты, типа, прикинь, — произнёс Лёха. — Вот это вот, бля, чётко прям. А они, суки, бля, зафоршмачить всё хотят, вот это самое.

— Чего? Кто? — не понял Петрович.

— Ну они, черти вот эти, — Герой презрительно сплюнул. — Суки, бля.

— Лёха, что стряслось?

— Ай, ладно, забей, — махнул рукой Лёха. — Всё равно не поймёшь. Пошли отсюдова.

Идти по выжженной земле, усеянной обломками и вывороченными камнями, оказалось крайне неудобно, и Лёха даже несколько раз чуть не вывихнул ногу, когда соскользнул тапочек, провернувшись вокруг ноги, и когда обломок кирпича предательски выскочил из-под подошвы.

Воронка, впрочем, получилась не слишком большая, аккурат по границе замковой стены. Частокол вывернуло из-земли и повалило наружу, и когда они переступили с обугленных брёвен на землю, то почти никаких следов взрыва уже не встречали.

Они вернулись на дорогу, снова оставшись вдвоём.

— Куда..? — вскудахтнул Петрович, но Лёха уже выбрал направление и уверенно зашагал в нужную сторону.

Избранный словно чувствовал, что где-то нужна его помощь, и без него не справиться. А если Лёха взялся порешать проблему — он её решит.

Раннее утро выдалось промозглым и холодным, и даже Петрович изо всех сил распушил перья, чтоб хоть как-то согреться, но Лёха не чувствовал ни холода, ни усталости. Почему-то он ощущал себя полным сил и энергии, несмотря на ночные приключения.

Дорога вела их всё дальше в горы. С каждым шагом они поднимались всё выше и выше, а из-за придорожных деревьев то и дело открывался вид на долины и склоны. Там можно было разглядеть крестьянские хижины и поля, дороги и быстрые горные речки. Кое-где виднелся серый дымок, курящийся из печных труб. Пейзаж выглядел тихим и спокойным, будто и не было никакой армии Зла, скрывающейся где-то в тайных пещерах.

Поначалу шли молча. Однако вскоре Петровичу это наскучило, и он решил запеть.

— Всегда-а-а мы помним о было-о-ом! — вдруг заорал он. — Как шли-и-и отцы дорогой сла-а-авы!

Лёха вздрогнул и покосился на петуха, который изо всех сил выводил песню, высоко подпрыгивая в особо важных местах. Промелькнула мысль, мол, откуда он мог эту песню знать, но потом Лёха вспомнил, что Петрович с ним связан ментально, и успокоился. Пусть поёт.

Шаг автоматически подстроился под ритм песни, Герой пошёл, чеканно шлёпая тапочками по стылой земле.

— Сердцу верному прися-я-яге! Память прошлого близка! — продолжил Петрович, и Лёха не мог не продолжить.

— Слабоумие и отвага! Инженерные войска! — гаркнул он, вспоминая былое и свою собственную дорогу славы от гвардии рядового к гвардии ефрейтору.

Петрович тут же замолк и остановился, на что Избранный только расхохотался.

— Ха-ха, так-то, бля! — произнёс Паладин. — Без нас никто!

В шутку произнесённый девиз вдруг обрёл глубину и смысл для Лёхи, который раньше только посмеивался над этими высокопарными словами. Теперь без них в самом деле никто не выживет в битве против Суперсимметричного Орденштрессера. Герой тут же замолчал и посерьёзнел.

— Так-то да… — задумчиво протянул Герой. — Мы с тобой, бля, одни тут, кто ему по сусалам навалять может. Гордись, щегол.

— Я не щегол, я петух, — возразил Петрович.

— Да какая разница. Ты ж не просто так мозги прокачал, хоть и петух. Может и ещё чего вскроется из талантов, — произнёс Лёха и на всякий случай вызвал интерфейс, глядя на питомца.

Петрович

Петух

Уровень: 108

Здоровье: 100 %

— Нихуа ты качнулся, шкет! — удивился Паладин. — Когда умудрился-то?

Петух как-то неопределённо помахал крыльями. Мол, то там, то сям.

— Не знаю. Само как-то.

Лёха вдруг проверил Печать Богини у себя на лбу.

§¤®а®ўмҐ: 100 %

®Їлв:! #$**&^

§Э§Ц§з§С §г§Э§а§Ю§С§Э §Ъ§Ф§в§е! §У§а§д §Ш§Ц §б§Ъ§Х§а§в!

— Бля, — хмыкнул он. — Сломалось чёто походу. Да и хер с ним, не больно-то оно и нужно было.

Петрович пробежался вокруг хозяина, осматривая его со всех сторон.

— Да вроде цел. Но если сломалось, надо починить. Иначе будешь как лох, — сказал он.

— Не, — возразил Герой. — Херня это всё. Сломанный тоже норм. Или ты меня за лоха подписать решил?

— Не-не-не! — забормотал Петрович. — Сломанный так сломанный! Сломанный вообще хорошо, прекрасно! Мы их и так всех победим!

— Смотри мне, бля, — погрозил ему Лёха.

Дорога тем временем поворачивала куда-то за скалу. А сразу за поворотом открылся вид на лежащий вдалеке прекрасный город, будто вросший в горную породу, стены и крыши которого отливали белизной и искрились от падающих солнечных лучей. Дорога вела прямо к нему, к массивным белым стенам, которые высились над лежащей внизу долиной, будто безмолвные стражи. Они опоясывали город, закрывая его с одной стороны, в несколько ярусов, каждый из которых был неприступным рубежом, а тыл прикрывался склоном горы, в котором и были прорублены ходы и бойницы. Островерхие башни, которыми был усыпан каждый ярус, неотрывно следили за долиной, охраняя спокойствие жителей древнего Белого Города.