Хотя Джина была ростом что-то около метр шестьдесят без туфель и весила вряд ли больше пятидесяти килограмм, но всегда выглядела значительнее, чем кто-либо рядом. Когда она шла по коридору больницы с Хитер, ее шаги были громче, чем у мужчин вдвое ее выше, и сиделки оборачивались и неодобрительно хмурились, услышав это ток-ток-ток ее высоких каблуков по кафельному полу.

— Ты в порядке, Хит? — спросила Джина, когда они направились к четырехэтажной парковке, пристроенной к больнице.

— Да.

— Я имею в виду — на самом деле.

— Так и есть.

В конце коридора, через зеленую металлическую дверь они попали в парковку. — Голый серый бетон, низкий потолок, холод, треть флюоресцентных ламп была разбита, несмотря на проволочные сетки, защищавшие их, темные места среди машин предполагали неисчислимое множество мест для засады.

Джина выудила баллончик с аэрозолем из сумочки, и стиснула его в руке, положив указательный палец на спусковой механизм, а Хитер спросила:

— Что это?

— Красный перц. Ты не носишь?

— Нет.

— Ты думаешь, где живешь, девочка, — в Диснейленде?

Когда они поднимались по бетонному пандусу мимо припаркованных с обеих сторон машин, Хитер сказала:

— Я, может быть, куплю себе.

— Не сможешь. Эти ублюдки-политики признали их незаконными. Не хотят, чтобы у бедных насильников была сыпь на коже, так что… Попроси Джека или одного из этих парней — они еще могут достать его тебе.

Джина имела недорогой голубой маленький «Форд», у него была сигнализация, которую она отключила, не доходя до автомобиля, дистанционным управлением, висевшим как брелок на кольце для ключей. Фары вспыхнули, Сигнализация один раз пикнула, и двери отворились.

Поглядывая в темные опасные места, они забрались внутрь и тут же закрыли двери.

Джина завела мотор и немного задержалась перед тем как тронуть машину с места.

— Ты знаешь, Хитер, если хочешь поплакать у кого-нибудь на плече, моя одежда все равно насквозь вымокла.

— Я в порядке. Правда.

— Уверена, что не передумаешь?

— Он жив, Джина. Все остальное я могу перенести.

— Чуть за тридцать! И Джек в инвалидном кресле?

— Это не важно. Если так и произойдет, теперь, когда я говорила с ним, была с ним, все не важно.

Джина поглядела на нее долгим взглядом. Затем сказала:

— Ты так, значит. Знаешь, что это будет, но тебе все равно. Хорошо. Я всегда считала, что ты такая, но приятно знать, что я была права.

— Какая «такая»?

Отпустив с хлопком ручной тормоз и начав разворачивать «Форд», Джина усмехнулась:

— Такая упертая чертова сучка.

Хитер рассмеялась.

— Кажется, это комплимент?

— Да, черт возьми, это комплимент.

Когда Джина заплатила за стоянку в будке на выезде и машина покинула гараж, восхитительный золотисто-оранжевый закат окрасил золотым пятна облаков на западе. Однако, когда они пересекали центр города с его растущими тенями, то сумерки постепенно наполнялись кроваво-красным светом и знакомые улицы и дома показались Джине чужими, незнакомыми, хотя она прожила всю свою взрослую жизнь в Лос-Анджелесе. А Хитер Макгарвей вообще чувствовала себя чужаком на другой планете.

Испанский двухэтажный дом Брайсонов, со счастливым номером 777, находился на окраине Бёрбанка [21] на улице, обсаженной платанами. Ветки этих больших деревьев без листьев придавали им вид какого-то паукообразного, устремленного в грязно-желто-черное ночное небо, которое было слишком полно светом от городской застройки, чтобы быть совершенно чернильным. Машины, среди которых была одна черно-белая, стояли на подъездной дорожке к дому и на улице.

Дом был полон родственниками и друзьями Брайсонов. Несколько родственников и большинство друзей были полицейскими в форме или гражданской одежде. Чернокожие и латиноамериканцы, белые и азиаты — пришли все, чтобы оказать поддержку, им редко выпадала возможность собраться вместе.

Хитер почувствовала себя будто дома, когда пересекла порог: настолько здесь было безопасней, чем во внешнем мире. Проходя через гостиную и столовую, разыскивая Альму, она несколько раз остановилась, чтобы быстро переговорить со старыми друзьями, — и обнаружила, что сообщение об улучшении состояния Джека уже получено по внутренней связи.

Более резко, чем когда-либо, она осознала, насколько сильно свыклась с мыслью о себе как о части семьи полицейских, а не жительнице Лос-Анджелеса или Калифорнии. Это не всегда было так. Но слишком сложно поддерживать духовную связь с городом, погруженным в наркотики и порнографию, с городом, который раскалывается насилием банд и разъедается голливудским цинизмом, которым управляют политиканы, ровно настолько же продажные и демагогичные, насколько и некомпетентные. Разрушительные силы общества раздирали город и страну на кланы. Хитер чувствовала себя уютно в полицейской семье, но все-же понимала опасность перехода к взгляду на жизнь «мы против них».

Альма на кухне с сестрой Фэй и двумя другими женщинами была занята кулинарными делами. Резали овощи, очищали фрукты, терли сыр. Альма раскатывала тесто для пирога на мраморной плите, и трудилась над ним с большим вдохновением. Кухня пропиталась вкусными ароматами готовящихся пирожных.

Когда Хитер коснулась плеча Альмы, та оторвала взгляд от теста, и ее глаза были так же пусты, как у манекена. Затем она мигнула и вытерла свои покрытые мукой руки о фартук.

— Хитер, тебе не стоило приходить — тебе надо быть с Джеком.

Они обнялись, и Хитер сказала:

— Хотела бы я, чтобы ничего этого не случилось, Альма.

— И я тоже, девочка. И я тоже.

Они прижались друг к дружке.

— Что это за кулинария у тебя?

— Мы собираемся устроить завтра похороны. Никаких отсрочек. Покончим с самой трудной частью. Много родственников и друзей будут на панихиде. Надо покормить их.

— Другие сделают все за тебя.

— Я лучше обойдусь сама, — сказала Альма, — что еще я могу делать? Сидеть и думать? Думать я точно не хочу . Если ничего не делать руками, позволить занять себя мыслями, тогда я просто с ума сойду. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Хитер кивнула:

— Да, понимаю.

— Говорят что Джек должен пробыть в больнице, затем в реабилитационном центре, может быть, несколько месяцев, а ты и Тоби будете одни. Ты готова к этому?

— Мы будем видеться с ним каждый день. Мы будем там вместе.

— Это не то, о чем я говорю.

— Ну, я знаю, что будет одиноко, но…

— И это не то, что я имею ввиду. Пойдем, я хочу показать тебе кое-что.

Хитер прошла за ней в большую спальню и Альма закрыла дверь.

— Лютер всегда волновался о том, что будет со мной одной, если с ним что-то произойдет, поэтому он все сделал, чтобы знать точно: я смогу о себе позаботиться.

Сидя на скамейке, Хитер с изумлением наблюдала, как Альма вытаскивает кучу оружия из тайников. Она достала дробовик с пистолетной рукоятью из-под кровати.

— Это лучшее оружие для защиты дома, которое можно достать. Двенадцатого калибра. Достаточно мощное, чтобы свалить какого-нибудь кретина сидящего на «ангельской пыли», который воображает, что он супермен. Тебе не нужно уметь хорошо целиться, просто наведи его и нажми на курок, и разброс дроби сделает все как надо. — Она положила дробовик на бежевую ткань покрывала. Из глубины стенного шкафа Альма вытащила тяжелую зловещую винтовку с оптическим прицелом и большим магазином.

— «Геклер и Кох ГК-91», штурмовая винтовка, — сказала она. — Теперь ее нельзя купить в Калифорнии так просто. — Она положила винтовку на кровать рядом с дробовиком. Затем открыла тумбочку ночного столика и вытянула оттуда громадный пистолет. — «Браунинг» девятимиллиметровый, полуавтоматический. Есть еще один в другой тумбочке.

Хитер произнесла:

— Боже мой, да у тебя здесь целый арсенал!

— Просто разные стволы для разных целей.