Мэддокс переплетает наши пальцы.

— Ты в порядке?

Я улыбаюсь, прижимаясь к нему.

— Да.

Это не совсем ложь, я в порядке, просто не знаю, что делать с мамой.

В АСПЕНЕ БЫЛО МНОГО СМЕХА, алкоголя, а в нашем с Мэддоксом случае — много секса. Мама звонит мне в сотый раз, я беру телефон чтобы ответить.

— Что, мам?

— Привет, милая, ты ответила. Слушай, мы с твоим отцом едем к тебе, ты дома?

— Что?

Я сажусь на диван, затем смотрю на Кеннеди и иду на кухню. Мэддокса сегодня нет, он уехал в Вегас, а Кэсс в отпуске в Австралии с Аароном. Однако у нас около пяти телохранителей. Мэддокс все еще в бешенстве из-за бабушки, и я не думаю, что он когда-нибудь успокоится. Не знаю, что он планирует, но очень надеюсь, что он не сделает ничего глупого. Меньше всего нам нужна ссора с мотоциклетным клубом.

— Ладно, но о чем ты хочешь со мной поговорить, мам? Мне все известно.

Она вздыхает.

— Я знаю, милая, но это очень важно, и мне очень нужно, чтобы ты поняла меня.

— Хорошо.

Я сдаюсь. Как долго могу на нее злиться? Я выслушаю ее, но очень надеюсь, что у нее есть новая информация для меня.

Не успеваю вернуться в гостиную, как входная дверь открывается и телохранитель номер один, который находился за дверью, просовывает голову.

— Пара стариков здесь, говорят, что они твои родители.

Я слышу, как мама скулит на заднем плане.

Жестом показываю ему: «Впусти их».

Затем смотрю на Кен, которая заснула на диване на середине фильма «Величайший снеговик».

— Эми, — говорит папа, и я поворачиваюсь, чтобы поприветствовать его.

— Привет, папочка.

Я притягиваю его к себе, чтобы обнять, а потом обнимаю маму. Она по-прежнему моя мама, даже если мне не нравится, как она обошлась с Лизой. Я готова выслушать ее.

— Встретимся в столовой, я только захвачу одеяло для Кен.

Они оба исчезают в столовой, а я бегу наверх, чтобы взять одеяло из комнаты, в которой она спит, когда приезжает. Я обожаю ее. Мне нравится, что этот ребенок, в столь юном возрасте, рожденный в этом поколении, имеет неиспорченную душу. Ее не затянуло в крутое дерьмо, и она любит слушать о 90-х. Не могу дождаться, когда вытащу плакаты Hansen, Backstreet Boys и NSYNC. Мэддокс будет в восторге.

Я накрываю ее, лежащую на диване и целую в голову, затем выключаю телевизор. Включаю лампу в углу гостиной, позволяя теплому свету осветить темноту.

Захожу на кухню, мама и папа сидят за обеденным столом, словно пара подростков, готовых к разговору.

Я вздыхаю, открываю шкафчик с алкоголем и достаю бутылку виски.

— Это все, что у меня есть.

Затем беру стаканы и ставлю их на середину стола, отодвигая цветок и другие хрупкие украшения в сторону.

Я сажусь.

— Итак, — разливаю напиток и пододвигаю их к каждому. — Давайте поболтаем.

Мама выдыхает, делает большой глоток и ставит стакан обратно на стол.

— Мы с отцом Лизы переспали несколько раз. Мы были вместе какое-то время. — Она делает ещё глоток. — Я заподозрила, что беременна, когда проснулась утром, чувствуя себя плохо. Тебе было всего два месяца, я только вернулась в Нью-Йорк, собираясь открыть книжный магазин. Я была сбита с толку всем этим с тобой на руках. Мне не от кого было ждать помощи, и не хотела говорит твоему отцу о том, как сильно нуждалась в помощи. Наша гордость — проклятие. — Еще глоток, она прочистила горло. — Я узнала, что беременна Лизой, в тот день, когда мама нашла меня в Нью-Йорке. Я сказала ей, что не могу так жить. Сказала ей, что не хочу, чтобы мои дети жили так, как жила я, поэтому мы с Джоном сбежали. Ей это не понравилось. Ей нужен был наследник, чтобы сменить ее, когда она умрет. Их ху*вые ритуалы.

Я замерла, потому что никогда не слышала, чтобы мама ругалась.

Она продолжает.

— Полетт вернулась на твой второй день рождения. Пыталась забрать тебя. Ты была на детской площадке, она оставила записку на кухонном столе, с условием либо я отдаю ей Лизу, либо она заберёт тебя. Естественно, она хотела забрать Лизу больше из-за того, кем был ее отец…

Я перебиваю ее.

— Я помню Лизу, когда была маленькой. Но не четко, словно снимок, запечатлённый в моем мозгу. Помню ее в тот день, но так как помню не очень много, я поверила тебе, когда ты сказала мне, что она дочь твоей подруги, за которой ты иногда присматриваешь. — Мама кивает, ее щеки покрывает румянец. — Тебя смущает твоя ложь, мама?

Ее глаза устремляются на меня, пальцы сжимают стакан.

— Конечно, Аметист.

Я удовлетворенно склоняю голову.

— Очень хорошо, продолжай.

— Я не жалею о своем решении, Аметист. Ты никогда не будешь жить в той атмосфере.

— Почему ты не боролась? — спрашиваю я, наклонив голову.

Папа немного перемещается на стуле.

— У тебя был отец, который признался, что если бы знал о Лизе, то воспитал бы ее как свою.

— Итак, — она делает еще один глоток из своего бокала, и я жалею, что налила его сейчас, потому что мама использует это как способ сделать паузу. — В то время я думала, что поступаю правильно. Я была молода, и чувствовала, что у меня нет вариантов, и я боялась ее, очень боялась, Аметист… и не без оснований.

— Я выпью за это. — Поднимаю бокал и осушаю его, затем тянусь к бутылке, чтобы снова наполнить бокал. Папа к своему не притронулся.

— Я хочу загладить свою вину перед Лизой. Как и твой отец, если ты не против?

— Конечно же я не против, — огрызаюсь я. — Не могу поверить, что ты вообще спрашиваешь меня об этом!

— Есть еще кое-что, — добавляет мама, прочищая горло. — Бабушка умерла.

Я разминаю шею и вцепляюсь в руль своего «Феррари». Собираюсь отправить все свое дерьмо в Лос-Анджелес. Мне там чертовски не нравится, но мне понадобятся кое-какие вещи, когда буду навещать свою девушку.

Я приехал в Нью-Йорк сегодня днем, у меня была назначена встреча вечером, но знал, что у Аметист возникнет много вопросов, поэтому солгал ей и сказал, что не вернусь в Лос-Анджелес до завтра.

Раздаётся стук в окно, я снимаю толстовку, сворачивая ее.

— Ну же.

Я открываю дверь и включаю сигнализацию. Мы в темном переулке Бруклина, словно торговцы. Мой номерной знак «Разрушитель», и я уверен, что все знают, кому он принадлежит.

Новобранец открывает тяжелую металлическую дверь, и я вхожу, расправляя плечи.

— Он на заднем дворе.

Иду по пустому белому коридору, свет впереди мерцает и гаснет. Я слышу громкий смех и радостные возгласы и чувствую знакомый запах крови, смешанный с потом. Толкаю дверь в конце коридора, открывая дверь в кухню ресторана. Он заброшен и не используется более десяти лет, это одно из мест, которое они используют для подпольных боев. Я знаю это, потому что дрался здесь, когда учился в средней школе.

— Давно не виделись, — говорит Джастис, вынимая изо рта сигарету.

Он встает и протягивает руку. Я пожимаю ее и сажусь в кресло напротив него.

— Дело сделано? — спрашиваю я, поднимая брови и стискивая челюсть. Сжимаю руки в кулаки.

Джастис хихикает.

— Да, дело сделано.

— Ты теперь президент?

Он пожимает плечами.

— Так всегда должно было быть, Мэддокс. У меня всегда должен был быть молоток, но эта сука все портила.

Я наклоняюсь вперед, испепеляю его взглядом.

— Ты будешь держаться подальше от Аметист и Лизы?

Его дерзкая ухмылка исчезает, и он вынимает изо рта сигарету, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Да, но, если моя дочь когда-нибудь захочет иметь со мной дело, я не откажу ей.