― Что это за предложение и можем ли мы обсудить его не тогда, когда ты сверху на мне? Это отвлекает.

Мэддокс прикусывает свою нижнюю губу. Прямо-таки закусывает губу. Белыми, идеальными зубами впивается в мягкую, пухлую плоть. Я хватаю его за шею и притягиваю его лицо к своему, жестко целуя. Он на секунду замирает, а затем расслабляется, прежде чем опускается всем телом на меня, предплечьями заключаю мою голову в ловушку. Посасывая его нижнюю губу, я провожу по ней языком, а затем возвращаюсь к посасыванию.

Он хихикает.

― Ты закончила? ― спрашивает Мэддокс, слегка откидываясь назад.

Киваю.

― Ага, ― нет ничего постыдного в моей игре ― все ясно.

Я снова чувствую, как его возбуждение прижимается ко мне. Закрываю глаза.

― Если ты хочешь, чтобы это сработало, тебе придется встать.

― Согласен, ― он вскакивает с меня и поправляет себя. Я сажусь на кровати, позволяя волосам рассыпаться вокруг лица.

― Ни один из нас не заводит отношения, поэтому, что насчет того, чтобы делать это… и другое дерьмо, не вешая никаких ярлыков?

Я наклоняю голову.

― Ты хочешь зеленый свет на то, чтобы делать что захочешь с другими девушками?

― Аметист, ― сухо говорит он, приподняв брови. ― Я, бл*ть, не хочу никого другого и не вижу себя в ближайшем будущем с кем-то другим, но, как и ты, ненавижу ярлыки. Не из-за обязательств, потому что я уже уверен, что никуда не сверну, и мы оба знаем, как сильно презираю измены… а потому, что чертово общество говорит нам, что мы нуждаемся в ярлыках, чтобы это сработало.

Это имеет смысл, и впервые с того дня как мы воссоединились с ним, я могу видеть, почему вслепую выбрала его.

― К черту общество, ― ухмыляюсь я.

Он тянет меня за руки, и прижимает к своей груди. Я закрываю глаза, вдыхая его запах, позволяя ему окутать меня словно безопасное одеяло.

― Ты бесишь.

Мэддокс смеется, целуя меня в голову.

― Ты приедешь в следующие выходные?

Я киваю, выходя из его хватки, чтобы продолжить паковать остальные свои вещи.

― Да! Сейчас мне нужно навести здесь порядок.

Он изгибает губы в улыбке.

― М-м-м, не сейчас…

Поднимает меня, схватив сзади за ноги и бросает назад на кровать. Я кричу и смеюсь, когда он плюхается на кровать вместе со мной.

― МАМ, Я ЗА РУЛЕМ.

Вы могли подумать, что у нее будет больше материнской заботы, но она на миссии ― выяснить, что происходит между нами с Мэддоксом.

― Знаю, но у тебя есть Bluetooth. Просто, пожалуйста. Я знаю, что ты, возможно, все еще злишься на меня.

― Я не злюсь.

Это правда. Я выбросила большую часть злости с Мэддоксом где-то три часа назад. Это значит, что, возможно, я использовала его член для личных целей ― яростный секс чудесен. Что также значит, что все еще чуть больше, чем в часе езды. Отлично. Хотя, я очень взволнована снова оказаться в Вашингтоне.

― Злость полезна, Эми. Я беспокоюсь о тебе и о том, что ты держишь свои эмоции внутри. Это нездорово.

Я закатываю глаза.

― Ты, ты и он? Вы встречаетесь?

― Мы не встречаемся, мама. Мы просто трахаемся, теперь мы покончим с этим?

― Аметист Лили Тейтум!

― Мама, ― отвечаю я. ― Послушай, мне нужно идти. Ты обр… обры… ваешь…

Я отключаюсь и выключаю телефон. В некоторые дни она может быть изматывающей. Вскоре понимаю, что мне нужна музыка. Бл*ть.

Дом моего отца построен из камня, с большими окнами, на которых такой слой налета, что они видны сквозь трещины в краске. Он переехал сюда, когда мне был год, из-за чего я проводила с мамой очень много времени. Я была бы не против, если бы мой отец жил ближе, и могла бы видеть его чаще. Я люблю маму, но с отцом всегда была близка.

Выбираюсь с водительского места и широко развожу руки.

― Эми! ― Лара, партнер моего папы и всемирно известный адвокат, открывает дверь. На ней белый фланелевый костюм-двойка и шлепанцы. ― Привет, девочка!

― Привет! ― я улыбаюсь, направляясь прямо к ней.

Она внимательно изучает мою реакцию. Карими глазами смотрит в мои голубые. У нее длинные волосы цвета пепельный блонд и черты лица, которые я называю мышиными. Она хорошо относится к моему отцу и всегда была милой по отношению ко мне. Они с папой вместе с тех пор, как мне было пять, я думаю, поэтому, в каком-то роде, она всегда была здесь. Лара притягивает меня в объятия, и я расслабляюсь.

― Твой папа на заднем дворе, играет с барбекю. Я немного напугана.

Я смеюсь.

― Да, я не виню тебя. Убедись, что Рокко как можно дальше от гриля.

Она открывает дверь шире, и я ступаю внутрь, закрывая ее за нами. Рокко ― немецкая овчарка моего отца.

Следуя за ней вглубь дома, я прохожу мимо гостиной и кухни, прямо к двери, которая выходит на задний двор.

Папа переворачивает котлеты, одетый в фартук, который я купила ему на день отца пару лет назад, с надписью: «Не оставляйте меня наедине с грилем», а в другой руке держит пиво. Прислоняюсь к дверной раме, борясь с ухмылкой, появившейся у меня на губах.

― Привет, папочка.

Папа быстро оборачивается, улыбка сияет на его лице. Мой отец ― мужчина классической красоты. В его темных волосах уже видна седина, вокруг глаз и на щеках есть морщинки. У него заразительная улыбка и смех, которые могут зацепить даже самых злых людей. У него куча друзей и папа всегда был душой компании. Но также он бывает немного пугающим, когда хочет этого ― особенно, когда дело касается меня.

― Привет, милая, как дорога?

Пожимаю плечами, подходя к нему, он обнимает меня, и я погружаюсь в его тепло.

― Она была довольно долгой, учитывая то, что мама все продолжала мне названивать.

― По поводу чего твоя мать достает тебя на этот раз, и почему она звонит тебе, пока ты за рулем? ― спрашивает он, возвращаясь к котлетам.

У мамы с папой странная дружба. Они шутят, обзывают и даже притворяются, что презирают друг друга. Но все знают, что они убьют или умрут друг за друга. Когда я спросила их, почему они расстались, если так любили, мама ответила: «Иногда, любви недостаточно, чтобы сохранить отношения или брак». Затем я сказала: «Но ведь у вас обоих есть еще и дружба!». Мама ответила: «Да, между нами есть дружба и любовь, Аметист, но у нас нет той любви, которая заставляет твою душу пылать, и это единственный тип любви, на который ты должна соглашаться». Должно быть, я была действительно очень маленькая. Возможно, мне было четыре или пять, потому что то, что они не были вместе, меня не беспокоило. Думаю, в некотором смысле это было полезно. Два счастливых дома куда лучше одного несчастного, и еще в юном возрасте я выучила, что твои душа и намерения всегда должны быть подлинными.

― Джонатан… ― предупреждающе говорит Лара, используя полное имя отца. Обычно все его зовут просто Джон. Она бросает на него предупреждающий взгляд, пока раскладывает вилки и ножи на столе во дворе.

Я хихикаю, вдыхая запах свежескошенной травы и свежей лаванды из сада. Люблю это место. Оно всегда было домом для меня. Знаю, мне повезло. У меня много домов, но больше всего в детстве мне нравилось то, что два дома ― два различных правила. Они всегда ходили вокруг меня на цыпочках, когда я была подростком это было замечательно.

Лара протягивает мне пиво, и я беру его и открываю крышку. Сделав глоток, пожимаю плечами.

― Ну, я встретилась со своими новыми сводными братьями.

Папа ворчит.

― Пап, ты никогда мне не говорил, что ты знал Эллиота?

Он снова ворчит. Я уже поняла, что прямо сейчас это будет все, что я от него получу.

― В любом случае, ― добавляю я. ― Вышло так, что я возможно, встретилась с его сыном накануне вечером в баре.

Папа застывает на месте и оглядывается через плечо на меня. Я сажусь на один из стульев.