Лейла отчаянно кричит, потом поворачивается и бьет кулаком в стену. Я смотрю, как она разворачивается, и мне чертовски сильно хочется ее обнять. В этот момент знаю, что она чувствует то же, что и я. Отталкиваюсь от стойки и иду к ней, прижимаю ее к своей груди, свирепо глядя на Джессику.

Лейла начинает плакать, ее руки обвиваются вокруг моей талии.

— Я убью Лизу, если она имеет к этому отношение, Мэддокс.

Прямо сейчас мы просто лучшая подруга и парень пропавшей девушки, которые, бл*дь, разваливаются на части.

— Я знаю. — Целую ее в голову. — Но сначала мы должны вернуть ее.

Лейла отступает, вытирая слезы со щек.

— Хорошо. — Она расправляет плечи, и я понимаю, что игра началась. — Какой у нас план? Как давно тебе это известно?

Я качаю головой, возвращаясь к стойке за телефоном.

— Со вчерашнего гребаного дня. Я собирался рассказать Аметист завтра. Не хотел портить ее день рождения.

— Это правда, — откашливается Джессика. — Когда Аметист было два года, Полетт забрала Лизу. Аметист практически не помнит ее, когда она спросила про девочку из смутных воспоминаний того дня, когда бабушка пыталась ее забрать, я сказала, что это ребёнок подруги, и мы больше не видимся с ней. Это разбило мне сердце, но Аметист никогда не должна была жить той жизнью, Лиза принадлежит им с самого рождения. Ее отец теперь президент МК.

Я прищуриваюсь.

— Лиза знала об Аметист?

Джессика вытирает слезы.

— И да, и нет, она не хотела причинять боль Аметист. Она хотела узнать ее, я умоляла не говорить, что она ее сестра. Аметист никогда не простит меня, если узнает, что я сделала.

Я набираю номер на своем телефоне, Джессика смотрит на меня.

— Что ты делаешь?

— Джон, это Мэддокс. У нас проблема.

СЛАДКИЙ ЗАПАХ свежесобранных роз и вишни окутывает меня гипнотическим ароматом, я тянусь к повязке, которая завязана вокруг моей головы. Сорвав ее, вскакиваю с кровати и позволяю глазам привыкнуть к свету.

Викторианская древность. Каменные стены и белые окна, выходящие на задний двор. Ну, я предполагаю, что это задний двор, судя по верхушкам деревьев, которые вижу в окне. Я в замешательстве. Оглядываю комнату, смотрю на запястья, такое ощущение, будто они были связаны несколько месяцев, встаю на ноги, прохаживаясь по комнате. Небольшой камин встроен в стену, на противоположной стороне кровать с четырьмя столбиками, стены покрашены темно-бордовой краской. Над камином висит картина, одна рука на другой. Детская рука, нарисована на изображении взрослой. По краям темно-серые пятна, она обрамлена и, честно говоря, немного жутковата. Комната хороша на вид, но из-за пустоты, осевшей в моем животе, мне не по себе.

Дверь открывается, и моя голова автоматически поворачивается туда, сердце колотится в груди. На пороге, прислонившись к косяку, стоит женщина. У нее короткие седые волосы, идеально ниспадающие до подбородка, и знакомые ярко-голубые глаза. Судя по морщинам на ее коже, можно предположить, что ей около 60 лет, может, чуть больше. Миниатюрная фигура, немного ниже меня. На ней кожаный байкерский жилет поверх белой рубашки с V — образным вырезом и длинными рукавами, обтягивающие джинсы и черные кожаные ботинки.

Кто, черт возьми, эта женщина и почему у меня болит голова.

— Аметист Татум, — объявляет она хриплым голосом. Я уверена, она курит.

— Да? — Я скептически оглядываю комнату. — Простите, но зачем Вы меня похитили?

Она смеется, проходя в спальню. Шагает в мою сторону, я синхронно отступаю назад. Она замечает это и снова смеется. Позади нее стоит крупный мужчина с густой бородой, одетый в такой же жилет. Я прищуриваюсь, смотря на его нашивку, потому что она гораздо крупнее, чем та, которая на ее жилете, вижу эмблему змеи с надписью МК «Ангелы Сатаны». Если честно, они меня немного пугают. Женщина садится на стул перед окном, солнце ярко светит ей в спину, ее седые пряди отбрасывают тени на лицо. Я едва могу разглядеть выражение ее лица. У меня болит голова, и как только открываю рот, острая пульсация ударяет в висок.

— Серьезно, почему ты ударила меня и где Лиза?

О Боже. Лиза.

Я расправляю плечи.

— Если ты причинила ей боль, поверь мне, твой друг байкер, — я жестом указываю за свою спину, — не сможет остановить ни ее мужчину, ни моего, если уж на то пошло.

Женщина ничего не говорит, с интересом наблюдает за мной. Затем она наклоняет голову и кладет руки на колени.

— Ты не знаешь, кто я?

Я замечаю, как ее глаза сужаются, когда она поворачивает голову.

— Нет, но, если Вам нужны деньги, я могу их дать. Если Вы отпустите меня.

Это наверняка иметь какое-то отношение к Мэддоксу. Может, он кого-то разозлил в драке или еще что-нибудь, кто знает.

Она фыркает.

— Аметист, я твоя бабушка.

У меня отвисает челюсть.

— Что?

Я плюхаюсь на кровать позади себя, морщась от боли в голове. Прижимаю к ней ладонь, затем опускаю ее вниз, и вижу кровь на своей руке.

— Ох.

Она смотрит на мою голову, затем снова на меня.

— Я могу попросить кого-нибудь обработать рану, если хочешь.

Мои губы кривятся.

— Спасибо, но я думаю, что откажусь.

Мое упрямство может убить меня. Мэддокс был прав. Я сглатываю, приглушая боль, которую вызывает во мне только его имя. Не хочу думать о нем сейчас.

Она смеется, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени.

— Знаешь, ты так похожа на свою мать.

— Откуда Вы знаете? — спрашиваю я, чувствуя головокружение. Пот струится по моему лицу.

— Ну, я думаю, что на самом деле не знаю. — Женщина откидывается назад. — Больше нет. Я твоя бабушка, Аметист, и твоя мать все эти годы была не совсем честна с тобой.

— Не может быть, — бормочу я, затем закрываю глаза и пытаюсь успокоить пульсацию в голове.

Удар.

Удар.

— Ты слышишь меня, Аметист? — говорит она.

Женщина? Голос?

Кто она? О, подожди.

— Что?

Мои брови сходятся.

— Лиза твоя сестра. Она выросла в МК со мной и своим отцом. Она испорчена, и больше не нужна мне, к сожалению.

— Кто? — растерянно спрашиваю я. — Почему у меня болит голова?

Я бесцельно озираюсь. Темно-бордовые стены, белая отделка. Кровать с четырьмя столбиками.

Перевожу взгляд на незнакомую женщину на стуле. Она наклоняет голову, смущение искажает ее уродливые черты.

— Аметист, я уже три раза сказала. Я твоя бабушка.

— Моя бабушка умерла. Где я? — спрашиваю, поднимаясь на ноги. Все начинает кружиться, и я снова сажусь. — Не думаю, что это хорошая идея.

Тишина.

— Послушайте, — говорю я, опуская голову на ладони. — Мне нужно вернуться в школу. Мне нужно учиться, у меня новая соседка в общежитии, она мне не очень нравится, потому что она вычурная, раздражающе богатая и много о себе мнит.

Я встаю, в моей голове все переворачивается вверх тормашками, падаю на пол, темнота поглощает меня.

ВОЗМОЖНО, Я НЕ БЫЛА ТЕМ, чего хотела моя мама в юности. Возможно, я была недостаточно красива или не идеальна, как Аметист, очевидно, меня было недостаточно. Поскольку моим отцом не был Джонатан Келли, это значит, что я не прошла отбор. Я всегда хотела учиться в Колумбийском университете, не хотела сталкиваться с Аметист. Не хотела с ней дружить. Я знала, что мы будем посещать один университет, потому что бабушка сказала мне. Намеревалась держаться от неё подальше. Я ненавидела ее. Ненавидела ее так сильно, что это сжигало мою душу и почти убило меня. Эта ненависть росла вместе со мной. Почему меня было недостаточно для мамы? Я ненавидела ее больше, чем Аметист. Аметист я завидовала, нашу маму же презирала.