Судя по заинтригованному лицу целителя, он очень хотел. Но не решался оставить своего подопечного.

После недолгих колебаний он вновь сжал амулет и, бросив появившемуся на пороге младшему целителю несколько слов, поспешил вслед за магом и его юным проводником.

В круг Эран входил последним. Как и полагалось по правилам: когда все соберутся и «суд» будет полным. Волосы мага туго, в два охвата перетягивала широкая изумрудного цвета лента. Встав в центре Круга, он повернулся к сидящим чуть в стороне судьям и сделал короткий поклон, с должным почтением и не меньшим достоинством.

— Приветствую судей Круга и благодарю за возможность отстоять свою честь и честь моего ученика.

Маг был совершенно спокоен и на «противника» даже не смотрел. Зато стоящий на зрительских трибунах Наэри молча закусил губу и в бессильном волнении стиснул в замок ледяные руки. Гайр, стоящий рядом с ним, успокаивающе опустил руку ему на плечо.

— Он не похож на того, кто делает опрометчивые поступки, — прошептал он, не отводя взгляда от ристалища. — Не бойся за него, всё будет хорошо.

— Я знаю… — почти беззвучно выдохнул Наэри. Но тон, которым он это произнёс, а того больше бледное, без единой кровинки, лицо и лихорадочно блестящие глаза выдавали его с головой.

Гайр мельком покосился на него. И на миг сжал пальцы на его плече крепче. Сжал — и отпустил.

…Третий Страж сидел на крытой галерее, вместе с главами остальных башен и Наместником, и по его виду нельзя было догадаться, о чём он думает. Лишь тенью застывший за его плечом мрачный Лерон позволял понять, что на суд Наилира отпустили лишь под честное слово. И, судя по всему, после нешуточного боя.

Однако Третий Страж, по крайней мере, понимал, что происходит. И на галерее Стражей он был единственным, кто мог этим похвастаться. На лицах всех остальных цвело разной степени недоумение, кое у кого переходящее в настоящий гнев, а то и отвращение. Ещё бы. Какой-то безвестный бродяга, не имеющий даже меча, посмел оскорбить вызовом уважаемого воина. Да ещё и биться вышел с деревянным ученическим клинком, словно желая ещё больше посмеяться над тиром Хальриадом! Хуже издевательства и не придумаешь. Никакой славы от такой победы: знай, оправдывайся потом доблестному Наставнику, если, не приведите боги, покалечит дерзкого умалишённого с его палкой!

Военачальники переглядывались. Военачальники перешёптывались, обмениваясь вопросами и едкими комментариями. Пожимали в растерянности плечами, не понимая, чем думал безвестный самоубийца, вызывая благородного наставника воинов на суд чести. И с искренним недоумением косились на мрачного, застывшего в ледяном панцире гнева тира Наилира, допустившего подобное позорище в своей Башне.

«Чем думал, старик, совсем, что ли, из ума выжил?» — на разные лады судачили воины. Челядь и не имеющие титула зрители высказывались аккуратнее, не желая получить себе во враги грозного Третьего Стража. Но и в их осторожных перешёптываниях слышалось искреннее удивление пополам с опасением: неужели и впрямь действует проклятие беспутника-Таилира (тьфу, тьфу, рот с щёлоком вымой, какой он тебе Таилир — Ниари, лишённый судьбы — и не забывай, дурень! Не то гляди — накличешь…)

Беглец-Ниари, словно живое подтверждение опасных слухов, стоял прямо среди воинов Третьей Башни. И одним своим присутствием подогревал любопытство людей ещё больше.

«Благодарю за возможность отстоять свою честь и честь моего ученика», — разнёсся над трибунами сильный, чистый голос пришлого мага.

И взволнованный гомон, как по команде, смолк. Тысячи глаз в едином движении повернулись к судейской галерее. Туда, куда с безошибочной точностью смотрел сейчас противник наставника Хальриада. Прямо на Наместника, слова которого должны были дать начало Кругу Чести.

Нельзя сказать, впрочем, что наместника его обязанности сейчас радовали. Он, прищурившись, окинул взглядом мага. И нахмурился. Чужак, точнее, его непонятная ему уверенность, граничащая с дерзостью, ему явно не нравился. Но тир Астамир стоял во главе Сапфировой крепости Рубежа уже двадцать лет, и за это время не вынес ни одного несправедливого решения. Чем заслужено гордился. И теперь, несмотря на своё недовольство, он не позволил себе ни малейшего отступления от Закона.

Поднявшись, он вскинул руку и, дождавшись, когда стихнет шум трибун, громко, ровно произнёс:

— Я приветствую доблестного наставника Хальриада и его благородного противника.

В благородстве чужака у Астамира были серьёзные сомнения, но слова приветственной речи — не верительная грамота. Сам Закон велит, чтобы на Круге Чести ничьей чести ущерба не было, кроме того, что нанесёт себе проигравший. Поэтому говорил он так, словно рядом с мрачно хмурящимся Хальриадом стоит благородный аристократ, а не безвестный бродяга.

— Как гласит закон, в Круге есть лишь одно условие: никто не вправе преступать законов чести. Господин маг, известно ли вам, что по священным обычаям вы не имеете права использовать магию во время судебного поединка, поскольку бросили вызов воину, тем самым оставив выбор оружия за ним?

— Разумеется, — эльф чуть склонил голову. — Решать вправе лишь Сила Круга. До того мига, когда судьи признают поединок оконченным, я не применю ни крупицы силы. И также даю слово, что в случае поражения моя магия не причинит никакого вреда победителю.

После этих слов, маг окинул зрителей взглядом и снова перевёл глаза на наместника.

— Я, маг, зовущийся Эраном, обвиняю человека, стоящего рядом со мной в круге чести в том, что своей глупостью и гордыней он запятнал честь наставника. Обвиняю его в том, что, не сумев распознать судьбу вверенного ему подопечного, он попытался навязать ему чужую. Обвиняю его в том, что когда судьба воспротивилась его воле, и ученик отверг то, что ему не принадлежит, он не только не признал своей ошибки, но и свалил вину на ученика. Обвиняю его в том, что своей властью наставника он принуждал невиновного нести ответ за свой собственный позор, заплатив за него жизнью. Уверен, таких преступлений он совершил немало, но я не в праве вмешиваться в дела Крепости. Уверен, что наместник достаточно мудр, чтобы самому разобраться в этом, когда придёт время. Я же в ответе лишь за того, кто вверил мне свою судьбу, став моим учеником. Здесь, в крепости, я чужак, — на этих словах маг чуть улыбнулся. — Моё слово не значит ничего. Посему пусть за меня скажет Сила Круга. Если мои обвинения ложны или ошибочны, я проиграю этот бой, и победитель решит мою судьбу, как пожелает. Если же всё, что я сказал здесь, истина, то я не только окажусь победителем. Мой противник даже не сможет коснуться моей одежды. Ни мечом, ни рукой. Ни как-либо иначе. И в этом случае я прошу — нет, я требую, чтобы этот человек потерял звание наставника, которого он не достоин. Потерял не только в границах Крепости, но и во всей империи. И хоть для Круга Чести моего слова достаточно, с людьми так бывает не всегда.

Он перевёл взгляд на стоящего здесь же архимага крепости.

— Алир[1], прошу вас засвидетельствовать в конце боя тот факт, что магией в поединке я не пользовался.

Стоило ему замолчать, и озадаченно притихшие трибуны взорвались гомоном и гвалтом. Кто-то вслух обсуждал ужасные обвинения, выдвинутые чужаком уважаемому Наставнику. Кто-то в голос возмущался наглостью пришлого бродяги. Кто-то, наоборот, согласно кивал, вспомнив, должно быть, собственные сомнения. Масла в огонь подливал задумчивый, несколько озадаченный вид архимага, пристально рассматривающего Эрана. К слову, на обращённые к нему слова он согласно кивнул, не дожидаясь, пока ему дадут слово официально — и вновь впился взглядом в чем-то заинтриговавшего его мага.

Наместник Астамир дал зрителям время выплеснуть эмоции. Он был опытен и прекрасно знал, что бессмысленно пытаться заставить народ замолчать тогда, когда он желает говорить. Выждав четверть щепки, он поднял руку — и шум начал стихать.