***

Когда лестница закончилась, Ниари обогнал наставника и, открыв ближайшую дверь, отступил в сторону.

Эран вошёл в указанную комнату, уложил детей на кровати на небольшом, но в то же время заметном расстоянии друг от друга и быстро принялся раздевать. Оглянувшийся на пороге на отца Ниари бросил на него взволнованный взгляд и молча проскользнул в комнату вслед за учителем, захлопывая за собой дверь.

— Их мать умерла, — через силу выдавил он, остановившись рядом с племянниками. В голове мальчишка звучала такая мука, что казалось — его режут заживо. — Самая близкая женщина — моя мама… Их бабушка.

Он запнулся, с трудом перевёл дыхание. И почти взмолился, глядя на племянников:

— Эран, она подойдёт?

— Подойдёт. Только быстро. Очень быстро. Если, конечно, она сама на это пойдёт.

Вся одежда с детей снята и скомкана в один большой куль, сунутый в руки мальчишке.

— Сжечь. Всё, в мусорной печке, что б и лоскутка не осталось!

Тот кивнул и опрометью бросился из комнаты.

На пороге он чуть не столкнулся с молодым мужчиной, выглядящим так, словно он лишь недавно выбрался из леса. В светлых волосах до сих пор запутались листья и мелкая древесная труха, а рукав воинской куртки был разодран чем-то не слишком острым. На его руку тяжело опиралась уже знакомая Эрану пожилая женщина.

— Мама, Гайр! — облегчённо выдохнул Ниари, поспешно отступая, чтобы позволить им войти. И торопливо попросил, — Иллар и Тилле ранены, пожалуйста, делайте всё, что скажет мастер. Их никто не спасёт, кроме него!

И, не дожидаясь ответа, проскользнул мимо них наружу.

В коридоре он буквально налетел на отца и ещё одного воина, тревожно застывших под дверью.

— Ниари, что? — севшим голосом выдохнул Третий Страж, хватая сына за локоть. Тот без раздумий сунул в руки его спутнику грязный комок:

— Ниссар, печь на нижнем уровне ещё не потушили? Прикажи сжечь, только полностью, до пепла! Я позже всё объясню. Отец, пойдём, скорее!

И, пропустив старого Стража вперёд себя, поспешно бросился обратно в комнату.

Лязгнуло железо: Ниари задвинул оба засова, не желая, должно быть, рисковать.

А потом, словно вдруг выдернули невидимый стержень, помогавший держаться на ногах весь этот безумный день, обессиленно привалился к двери спиной, с явным трудом сдерживаясь, чтобы не сесть на пол прямо там, где стоял.

Комната за половину щепки, что парень бегал, успела изрядно преобразиться. Часть ненужной мебели просто исчезла. Оставив лишь большую (явно больше той, что была) кровать, на которой лежали дети. Теперь на достаточно большом расстоянии друг от друга. Ещё тут появился большой, на всю стену с окном и на половину соседней, стол с чем-то вроде полок сверху и по бокам. Все полки были уставлены склянками, увешаны пучками трав и ещё чем-то малопонятным. Часть столешницы отведена под то ли тигель, то ли алхимическую печь, часть оставалась пустой — если не считать сумку Эрана, которая превратилась во внушительных размеров несессер со множеством непонятных непосвящённому инструментов.

— Женщина садится со стороны девочки, мужчина со стороны мальчика. Сейчас, как бы ни хотелось, ни прикасайтесь к ним. Нельзя, — спокойно произнёс маг, разливая шоколад в пять небольших кружек и по очереди раздавая всем присутствующим.

— Нравится, не нравится, пейте до дна. Считайте это противоядием, чтобы не лечь рядом с детьми.

Люди растерянно смотрели на произошедшие в интерьере изменения. Даже Ниари, через силу разлепив самовольно закрывшиеся глаза, помотал головой и озадаченно оглянулся. К таким чудесам даже всё, что он уже успел увидеть в обществе Эрана, не могло подготовить в полной мере.

Бабушка и отец малолетних «охотничков» переглянулись и, неуверенно обойдя гигантскую кровать с двух сторон, послушно сели рядом с неподвижными детьми. Выражение на лицах обоих было совершенно одинаковым, словно в зеркале: страх пополам с отчаянием и безумной надеждой.

Ниари, с трудом отлепившись от дающей опору двери, тоже подошёл поближе. Ноги его заметно дрожали и подкашивались — не только от волнения, но и от так невовремя навалившейся усталости. Казалось, безумная гонка по лесу высосала из него все силы, и теперь он с трудом держался, чтобы не свалиться. А вот веры в чудо в его глазах было куда больше, чем куда более уместной в такой ситуации скорби.

К чашке он приложился тоже первым, подавая пример родственникам. И, чуть не подавившись первым глотком, обжёгшим пересохшее от жажды горло, залпом выпил всё, что было налито.

— Не подавись, — усмехнулся маг и налил шоколад ещё в две отдельные кружки, которые протянул сидевшим на кровати взрослым, как только те нехотя, а может, через шок и потому медленно, допили свои. — Детей нужно напоить. Сосредоточьтесь на этом, не на них. В первый раз, возможно и во второй, их вырвет. Не важно, поите ещё, пока они не проглотят полную кружку и она не продержится в них минимум одну свечу.

После этих слов, он повернулся к Ниари.

— Полегчало?

Тот, прислушавшись к себе, неуверенно кивнул. А хозяйка дома, с трудом отведя взгляд от бледного лица лежащей перед ней внучки, дрожащим голосом спросила:

— Значит, прикасаться к ним уже можно? Или нужно дать напиться, не трогая?

Гайр, уже склонившийся над сыном, замер на середине движения, со страхом вскинув голову на мага.

— Прикасаться можно, но нельзя сейчас пытаться их разбудить. Звать, теребить за плечи или другим образом проявлять в их адрес сильные эмоции, — отозвался маг, возвращаясь к своему столу и набирая в ступку какие-то травы. — А раз полегчало, иди сюда. Это надо стереть в порошок, а потом бросить его прямо в огонь.

Это уже относилось к Ниари, и он без раздумий бросился выполнять распоряжения. А его мать, нахмурившись, решительно кивнула и, бросив на зятя очень странный взгляд, сказал тихо, но очень жёстко:

— Ты слышал, Гайр? Держи себя в руках, я не желаю лишиться внука из-за твоего буйного нрава.

И решительно наклонилась над Тилле, поднося к её губам чашку.

— Матушка, вы мне всю жизнь припоминать будете? — обречённо пробормотал тот, не поднимая глаз. Женщина промолчала. Она пыталась влить в рот бесчувственной внучки хоть немного шоколада. Получалось пока что плохо.

Ниари встревоженно переводил взгляд с одного родственника на другого. Судя по всему, со времени его побега из дома в семье бушевали нешуточные страсти, о которых ему, понятное дело, знать было неоткуда. Потом, спохватившись, он поспешно опустил в ступку пестик из незнакомой ему древесины и принялся торопливо разминать сухие травинки.

Гайр, поколебавшись, неуверенно коснулся подбородка сына, заставляя его приоткрыть рот. И принялся тонкой струйкой капать ему в рот горячий напиток.

Эльф без дела тоже не оставался. Склянки, бутылки, тигель. Капельки, струйки, щепотки. Жидкость в тигле кипела, бурлила, меняла цвет, исходила паром и опадала обратно росой, а то и дождём. Каждая порция нового ингредиента была тщательно отмерена, рассчитана и брошена в своё время. Он не смотрел, не слушал того, что позади. Следил лишь за тем, что делают руки. Три четверти свечи. Осталось ещё две…

Тонкий посеребрённый стилет, два стеклянных пузырька. Он не глядя протянул их назад, туда, где стоит ученик:

— По пять капель их крови. В разные пузырьки.

Ниари без слов принял склянки вместе с оружием и бросился выполнять распоряжение. На миг заколебался, глядя на почти прозрачную ручку племянницы. Потом осторожно, через силу, проколол тонкую кожу на запястье. Одна капля. Две. Три…

Пять. Поспешно перетянув руку девочки поданным матерью платком, он поспешил к мальчику. Та вдруг ухватила его за полу куртки.

— Подожди!

Приподняв чашку, чтобы не плеснуть в приоткрытый рот внучки слишком много питья, она решительно приподняла верхнюю юбку, не обращая внимания на присутствие чужого мужчины и, поднатужившись, с треском оторвала длинный клок от льняной сорочки.