К Гайру, молча стоящему с записывающим амулетом в руках, он обернулся последним. Взгляд старого мага заметно потеплел, на лице мелькнуло искренне сочувствие.

— Гайр, я понимаю, для тебя это тяжело, — по-простому, без официоза, обратился он к бледному артефактору, гоняющему по скулам желваки. — Это преступление переходит под контроль Императора. Поэтому сейчас я прошу тебя уйти: мы с тиром Мариотом и так нарушили правила, допустив на расследование с белым уровнем важности не приносивших присяги Серой Страже.

Посмотрел на Кеарана и его брата.

— И вас тоже, господа. Ваша помощь была, без преувеличения, неоценимой, и я обещаю, что ваш вклад не будет забыт. Но сейчас, по закону, я должен попросить вас покинуть это место, — он развёл руками. — Второй вариант — вступить в Серую Стражу — полагаю, вас не устраивает.

— Вот уж спасибо, нет, — себе под нос проворчал Эран, а потом добавил уже для всех. — Тогда, с вашего позволения, я вернусь к своему ученику. А тира Гайра, если он не возражает, прошу присмотреть за моим братом. Выведи его на воздух, пожалуйста. И не пускай в лазарет, пока не придёт в норму. У местных целителей и так работы достаточно.

Выразительный взгляд Кеарана он попросту проигнорировал, скрываясь в открытом для них портале.

— Пойдёмте, — глухо проговорил Гайр, подходя к Кеарану и подставляя ему плечо. Оглянулся на архимага. Губы его дёрнулись было, словно он собирался что-то сказать. Но после мгновенного раздумья Гайр только дёрнул щекой и шагнул в портал, увлекая за собой целителя.

— Интересные личности, — негромко произнёс Щит, когда туманное облачко портала погасло. — Не буду вас спрашивать, почему вы не взяли с них клятвы о неразглашении — уверен в вашем благоразумии, алир Сангар. Но мне и впрямь очень любопытны эти двое магов.

— У меня есть гарантии того, что они не станут распространяться об увиденном, — покачал головой тот.

И, открыв ещё один портал, решительно подал знак подчинённым следовать за ним.

Арест Пятой Башни входил в завершающую стадию. Однако никто из её обитателей, кроме уже запертого в башне Архимага некроманта, ещё об этом не знал.

Несмотря на попытки архимага сделать всё тихо, слухи по Крепости всё-таки разошлись. То ли проболтался отправленный в лазарет парнишка со слабым желудком, то ли хватило одного его вида и поднятия по тревоге всего корпуса Серой Стражи, но уже к первому удару колокола Змеи вся крепость гудела, совсем как этот самый колокол.

Впрочем, была в этом и хорошая сторона: нападения, по крайней мере, серьёзного, можно было не бояться. Некромант Раилон сидел в подготовленной специально для особо опасных магов камере башни архимага. Его союзники из Пятой Башни спешно давали показания в допросной Серой Стражи, надеясь купить себе если не свободу, то хотя бы жизнь. Туда же Третий Страж передал и нескольких то ли недостаточно умных, то ли просто преданных хозяину пленников из числа напавших на Башню утром.

К искреннему облегчению Гайра, Карилли весь переполох мирно проспала, как и обещал Кеаран, и даже почти не отшатнулась от него, когда он, улучив первую же свободную щепку, пришёл в её палату.

Зато Элари, хоть и уснула вместе со всеми обитателями верхних ярусов, почуяла неладное, и с чисто женской проницательностью выпытала у Гайра рассказ об основных событиях этого утра. Разумеется, приглаженный и вышелушенный от всех страшных подробностей рассказ, но всё же. Как ни крути, а тари Элари была женой военачальника, бесполезно и унизительно было бы оставлять её в неведении.

Разумеется, Гайр не стал рассказывать тёще ни о похищении Наэри, ни о том, в каком виде шурин вернулся в Башню. Тем более что Наэри всё ещё спал, хотя пошла уже третья свеча, и ни у Третьего Стража, ни у Гайра не было желания показывать его в таком состоянии и без того настрадавшейся за родных женщине.

А ещё возникла новая проблема: необходимо было принять присягу и временно разместить под стражу в «безвинных» покоях темницы целую толпу людей, многие из которых были ещё не вполне здоровы. Тех из напавших на Башню воинов, кто не был живодёром и искренне пришёл в ужас, узнав о заговоре рода Хаммир. К ранним сумеркам, когда Змея уступила свой пост Мыши, численность обитателей башни выросла почти на три дюжины.

***

— Анунанданари! — от нетерпеливого рыка тонко задребезжали витражные стёкла в окне, и тяжёлая книга, вырвавшись из вздрогнувших от неожиданности рук, с грохотом рухнула на пол.

Сидящая в кресле девушка поспешно нагнулась, чтобы её поднять. На лице её отразилась острая досада.

— Да что б тебя… — сердито пробурчала она себе под нос.

А обладатель зычного голоса продолжал разоряться:

— Анунанданари, сколько можно копаться? Выходи немедленно!

Поименованная Анунанданари скривилась и, бросив испепеляющий взгляд на запертую дверь, нехотя встала.

— Я же сказала — буду через четверть свечи! — с раздражением огрызнулась она.

Бережно, словно величайшую реликвию, она раскрыла захлопнувшийся от удара фолиант и принялась заботливо расправлять замятые страницы.

Пробурчала хмуро себе под нос:

— Орёшь, словно тебе молотом придавило… кое-что, и не ногу…

Обращалась она, понятное дело, не к книге, а к нетерпеливому дядюшке. Сравнение было не слишком вежливым. Но — на диво уместным. И придавленный дядюшка тут же подтвердил сказанное:

— Четверть свечи уже прошло! — гневно донёсся из гостиной его рёв, и Анунанданари страдальчески поморщилась.

Ей сейчас было не до упрёков драгоценного родственника. Горестно кривясь, она осторожно разглаживала надорванный у самого переплёта край страницы, пытаясь вернуть его на место. Пожелтевшая от древности бумага, и так уже истрёпанная от постоянного перечитывания, не выдержала удара. Корявая трещина шла от края листа и тянулась дальше, пересекая изображённые на странице песочные часы. Несомненно, волшебные (и Анунанданари могла бы даже точно сказать, к какой из историй была эта иллюстрация. Если бы её, конечно, спрашивали. И если бы она позволяла кому-нибудь прикоснуться к своей драгоценной книге сказок).

Не обращая внимания на воззвания, она кропотливо разгладила завернувшийся край разрыва. Наклонившись над столом, выдвинула ящик и после недолгих поисков выудила наружу лист тончайшей, прозрачной бумаги (безумно дорогой, но прочной, купленной дядюшкой в хорошем настроении у знакомого архитектора). Оттуда же на свет появилась короткая, уже порядком разлохмаченная кисть и маленькая баночка с мучным клеем.

Последней девушка достала старую кожаную фляжку. Та приятно булькнула в руке, намекая, что запрет дядюшки держать в комнатах еду или напитки его любимой, но непослушной племянницей выполнялся из рук вон плохо. Впрочем, в утешение почтенному гному можно было бы сказать, что во фляге было отнюдь не запретное для младшего поколения вино, а чистая вода из колодца.

Воровато оглянувшись за запертую дверь, Анунанданари поправила фитиль в масляной лампе, а потом, поколебавшись, зажгла от почти прогоревшей Старшей свечи две остальные (ай, заругает дядюшка, если увидит!). Вновь кольнуло так и не утихшей тоской: для деда магические «светлячки» были даже не «несложным амулетом», а так, детской забавой. И делал он их так же легко, как малыши в стойбище — простенькие свистульки из ковыля. За два года она так и не смогла привыкнуть, что в человеческой крепости «светлячки» считаются сложным артефактом и стоят немалых денег. Настолько немалых, что бережливый дядюшка держал магические светильники лишь в мастерской, да и те использовал лишь при особо тонкой работе.

Анунанданари, привыкшей к яростному солнце степи и ярким «светлячкам» дедова шатра, невыносимо не хватало света.

Тяжело вздохнув, она решительно встряхнула головой («крак-крак» — щёлкнули друг о друга деревянные бусины в густых волосах). И, пододвинув поближе коптящую лампу, склонилась над столом.