Кеаран медленно пошёл «по рядам», втягивая в ладонь бушующее чёрное пламя. Доспехи под ним мгновенно ржавели и осыпались в пыль. Оставляя людей в одном исподнем.

— Взяли моду — чужое присваивать… по вашим законам за это какая кара грозит? — он остановился и посмотрел в глаза одному из вояк. — Знаешь, что за воровство бывает? Отвечай.

Тот молча таращился на него, стараясь шевельнуться, и отвечать даже не думал.

— Не знаешь? — с усмешкой спросил маг. С очень нехорошей усмешкой. — Руку отрубают, что б больше нечем воровать было. А после второго раза — голову. Твоё счастье, что ты, балбес, сам не знаешь, во что влип. В этот раз я вам помогу. Даже платы не возьму. Но попадётесь мне в другой раз — получите с учётом прошлых подвигов. Все всё услышали? Повторять не буду. И да, вам ведь неуязвимость обещали? Соврали. Каждый взмах такого меча, каждый принятый доспехом удар. Отнимал луну вашей жизни. Вот, пока я остальное соберу, подумайте, на сколько зим вы тут намахали.

Кеаран снова медленно пошёл по рядам.

— Если местный целитель возьмётся вас лечить, а местный хозяин согласится простить и взять под своё крыло, так и быть, луну заменю на рассвет. И то, если сами поймёте, что натворили.

Закончив сбор чёрного пламени, маг одним прыжком снова оказался рядом с Наэри.

— Кто побежит или снова в драку ввяжется, пощады не будет. Учитесь отвечать за свои дела, — потом он повернулся к мальчишке. — Пойдём, здесь нам больше делать нечего.

Наэри послушно отвернулся от окна. Вид у него был оглушённый: услышанные откровения, хоть и относились не к нему, явно потрясли мальчишку.

Несколько шагов он ещё терпел, а потом, не выдержав, неуверенно коснулся рукава спутника.

— Что? — Кеаран повернул голову в его сторону. — Спросить хочешь? Спрашивай.

— Проводник, — Наэри невольно споткнулся на — имени? Титуле? Но тут же, справившись с неловкостью, продолжил. — То, что вы говорили… Про луну жизни. К нашим воинам это тоже относится?

— Нет. — Маг качнул головой. — На них ведь Чёрного огня не было. Но раны, которые они получили, воины Третьей Башни могут не пережить.

Наэри до крови закусил губу.

— Я понял, Проводник, — глухо откликнулся он. — Хоть так…

И тут же, без паузы:

— Куда нам дальше?

— Вернёмся к твоему отцу и целителю. Полагаю, большую часть тел они уже собрали.

Наэри в ответ лишь молча кивнул. Однако и без слов было видно: на душе у него стало немного спокойнее.

Лазарет медленно пополнялся бесчувственными телами. И так же быстро, как росло количество спящих на койках и в коридорах лазарета, росло и дурное настроение двух невольных санитаров. Общаться приходилось исключительно знаками (благо, жестовых сигналов на все случае жизни у воинов приграничных крепостей было предостаточно). Однако вынужденная немота сводила с ума. Причём невозможность отвести душу крепким словцом, чем дальше, тем больше бесила куда сильнее, нежели чисто бытовые препятствия в общении.

В какой-то момент Гайр, не чувствующих уже ни рук, ни ног от усталости, привалился к ближайшему подоконнику, пытаясь глотнуть немного свежего возраста, прежде чем возвращаться к своему неблагодарному труду.

И чуть не окосел прямо на месте. Воин, которого он только что взгромоздил на ближайшую койку, уже стоял внизу, среди защитников башни и целой толпы чужаков. Причём стоял, застыв в одной позе (как, впрочем, и все остальные). При этом — Гайр скосил глаза, пытаясь понять, не сходит ли он с ума — бесчувственное тело с лицом этого воина преспокойно лежало там, куда его положили.

Гайр почувствовал, что сходит с ума.

Но, как оказалось, это был ещё не конец. За следующую щепку он успел разглядеть в толпе ещё с десяток своих бойцов из тех, кто сейчас лежал в лазарете. Все они неподвижно стояли во дворе, словно играли в игру «замри». И, судя по взглядам, которыми обменивались знакомые и чужие воины, вцепиться друг другу в глотки им мешала исключительно та сила, что приморозила их к земле.

Мастер Защиты отметил несколько серьёзных ран, и только головой покрутил, пытаясь понять, почему парни внизу ещё стоят на ногах и, кажется, вовсе не испытывают неудобств.

Громкий, отчётливо злой стук сзади заставил его встряхнуться. Бросив последний взгляд на странную экспозицию во дворе, Гайр мысленно прикинул, в кого будет бить парализующим артефактом в первую очередь, если те вдруг отомрут, и бросился помогать уже багровому от бешенства Лерону.

Когда четверть свечи спустя хлопнула дверь, Гайр вздохнул с таким облегчением, что его услышали, должно быть, даже во дворе. Он осторожно сгрузил на импровизированную койку в углу последнего из принесённых воинов. И выжидательно обернулся к вошедшим.

У него было очень много вопросов. И он собирался получить, ответы на них во что бы то ни стало.

Чёрное пламя на ладони мага вспыхнуло, на миг полностью охватив лазарет и исчезло.

— Полагаю, это все на кого у него хватило сил. — Кеаран кивнул, — сколько мертвецов?

— Четырнадцать человек, — ответил Третий Страж из дальнего конца лазарета. Голос его, полный боли и бессильного гнева, буквально звенел от жажды крови.

— Что ж, могло оказаться много хуже… — Маг на мгновение закрыл глаза. — У меня вопрос к Третьему Стражу. Люди, напавшие на Третью Башню, стали жертвой обмана. Они верили и верят, что поступают правильно. Если я сниму чёрный огонь, разрушения исчезнут, и они вернутся туда, откуда пришли. Но вероятность того, что проигравшие умрут, довольно высока. Однако я могу сделать так, что напавшие останутся здесь. Многие, как и воины самой Третьей Башни, будут ранены. Вы можете потребовать от них вассалитет. А можете предать суду. Но решить должны до того, как я начну ритуал. Поэтому, если у кого-то есть вопросы, задавайте сейчас. Времени немного.

Гайр только беззвучно присвистнул. Лицо Наилира потемнело ещё сильнее — хотя казалось, что куда уж больше? В первый миг Гайру показалось, что тесть сейчас, не задумываясь, прикажет отправить мерзавцев туда, откуда они пришли. Нельзя сказать, что он не был согласен с таким желанием. Пожалуй, единственным, кого волновало благополучие врагов, оказался Лерон. Его лицо Гайр тоже видел хорошо, и мысленно посочувствовал целителю. Его мнения никто не спрашивал. И, если Гайр хоть немного знал своего старого друга, тот не задумываясь бросился бы лечить и своих, и чужих. Просто потому, что — живые и страдают.

Между тем Наилир справился с собственным гневом и хмуро кивнул магу.

— Вопросы есть, — глухо прозвучал его голос, и Гайр так и услышал в нём загнанное внутрь рычание раненого сторожевого пса, в присутствии которого в дом посмели пробраться убийцы. — Что за дрянь наслали на Третью Башню и чем это грозит её обитателям?

Несколько мгновений маг молчал. Словно размышлял над ответом. Потом посмотрел на собеседника всё тем же спокойным «ледяным» взглядом.

— Кто-то в крепости занимается запретной частью некромантии. Чёрный огонь, по сути — орудие самой смерти. Он не является ни злом ни добром, что бы там не думали господа целители. — Едва уловимый взгляд с усмешкой в сторону Лерона. — Он предназначен для того, чтобы помочь душе, время которой пришло, оставить тело. Но смерть, использует его только для тех, чьё время пришло. Только так и никак иначе. У него, как у любого инструмента, опасного в неумелых руках есть… инструкция, назовём это так. В тёмной ветви некромантии есть ритуалы завязанные на порабощение души. Они крайне жестоки и кровавы. Одним из самых сложных и самых опасных среди них, считается ритуал «чёрной искры». Способный подчинить себе… Всего лишь искру чёрного пламени. И с его помощью, как считается, получить способ убивать любого по своему желанию. Убивать так, чтобы смерть выглядела естественной. Точнее, была ею для любой проверки.

Тишина в лазарете и раньше была пугающе полной (какой же её ещё быть, если говорить нельзя ни с кем, кроме самого мага, которого сейчас язык не повернулся бы назвать его «целителем» даже у видевшего творимые им чудеса Гайра?) Теперь же она стала всеобъемлющей. Молчал Наэри, с потрясённым выражением на лице взирающий на Кеарана. Молчал сам Гайр — просто потому, что помнил запрет мага на разговоры; да и, говоря по чести, нечего ему было сказать, кроме трёх петель портовой брани. Молчал перекошенный от брезгливости и гнева, попеременно то бледнеющий, то краснеющий Лерон.