Наилир молчал… вдумчиво. Гайр только один взгляд бросил на тестя — но его хватило, чтобы понять, что Третий Страж обдумывает сказанное с одной-единственной стороны: со стороны военачальника Башни.

— Вы сказали — «как считается», — наконец, осторожно, словно ступая по весеннему льду, проговорил Третий Страж. И голос его был на удивление сдержан и вдумчив. — Я правильно понимаю, го… Проводник, что упомянутый некромант в этом ошибается? И что вы этой искрой можете управлять? Могу ли я, в таком случае, надеяться на вашу помощь в поимке того, кто нанёс удар по Третьей Башне?

— Боюсь, что упомянутый некромант… Либо безумен, либо непроходимо глуп. Чёрный огонь… Его природа такова, что манипулировать им чрезвычайно опасно. И разрушительно. Он не нож, которым можно зарезать безнаказанно со стороны ножа. Но, боюсь, это далеко не единственное, что сотворил этот безумец. Судя по подвалу, в котором нашли вашу дочь, эксперименты в запретной некромантии идут полным ходом.

При упоминании подвала маг передёрнул плечами.

— Я постараюсь помочь вам, чем смогу, Третий Страж, но, прежде всего, меня пригласили помочь вашей дочери.

— Простите, господин маг… Проводник, — вновь в последний момент поправился Третий Страж. — С моей стороны было наглостью просить помощи ещё и в этом. Однако я буду благодарен вам за любую поддержку или совет в борьбе с этим…

Он явно проглотил какое-то непечатное слово, и заговорил о другом, решительно и мрачно:

— Я обдумал ваш вопрос. Я готов позволить нападавшим остаться в Третьей Башне — если, разумеется, тир Лерон согласится тратить силы ещё и на их лечение. Это в любом случае будет разумнее, чем потом ловить выживших по всей крепости. Их судьба будет решаться потом, в зависимости от тяжести личной вины.

— Дело не в том, что вы просите слишком многого, Третий Страж, — маг качнул головой. — Эти две задачи потребуют от меня… прямо противоречащих друг другу действий. И я не хотел бы из-за этого хуже выполнить обе просьбы и не достичь результата.

Он повернулся к Лерону.

— Ваш ответ, целитель.

— Какая ирония, — горько усмехнулся тот, кривя губы в какой-то болезненной гримасе. — Тип, называвший себя воплощённой смертью, спрашивает целителя, готов ли он выполнять свою задачу — спасать жизни!

Голос Лерона нехорошо задребезжал, и только это, наверное, сдержало и Гайра, и нахмурившегося Наилира от порыва одёрнуть совсем потерявшего всякую совесть целителя. Третий Страж, впрочем, послал ему предупреждающий взгляд. Да такой, что попавшийся на его пути Гайр вдруг очень захотел отойти куда-нибудь подальше.

А Лерон тем временем пожевал губами, словно хотел добавить что-то, ещё более нелицеприятное. Но сдержался, и бросил лишь горько:

— Разумеется, Проводник, я буду лечить всех, кто окажется рядом со мной. И своих, и чужих. Только сначала ответьте мне: как скоро мне придётся исцелять не только их, но и тех, кого вы облагодетельствовали печатью смерти? Чем нам, — он с нажимом выделил это «нам», — придётся расплачиваться за вашу помощь?

И он трясущейся рукой ткнул в висящий на его груди медальон. А Гайру на миг показалось, что друг сейчас истерически захохочет.

Но нет, обошлось.

Зато нахмурился, словно вспомнив что-то, Наэри. Поднял висящий на груди медальон, всмотрелся в нарисованное там дерево…

И лишь теперь Гайр вспомнил, где уже видел этот же рисунок, только более детальный: на воротах приютского кладбища в своём родном городе.

— Ирония? — голос мага, казалось, способен был заморозить всю крепость. — Истинная ирония в том, что я впервые встречаю целителя, так ненавидящего жизнь и жаждущего её уничтожить.

Он усмехнулся.

Лерон издал какой-то придушенный звук. Лицо его, до этого бледное, побагровело так, что Гайр решил было — старого друга сейчас хватит удар.

А слова мага, хоть и хлесткие до жестокости, его и не удивили. Что, Лер, вот и нашелся кто-то с языком поострее, чем у твоего мастера-целителя? Подумаешь, символ смерти на оберегах. Любой яд — лекарство, если знать, как его использовать. Один ты видишь личного врага в любом, кто не борется со смертью, а относится к ней с уважением.

Потом он увидел выражение лиц Третьего стража и Наэри — недоумение и изумление пополам с укоризной: дескать, как вы могли так подумать о достойном лекаре? И понял, что не прав в своем упреке. Наверное, надо было вырасти в приюте, перенести чуму и голод, и не единожды звать смерть к себе и умирающим товарищам, видя в ней милосердного союзника, а не врага, чтобы правильно понять сейчас слова мага.

Лерон наконец отмер.

— Я?! Ненавижу жизнь?! Жажду уничтожить?! Да как у вас язык повернулся!

— Ненавидите, — всё так же холодно и спокойно ответил маг, не отрывая взгляда от лица «противника». — Настолько, что готовы запереть её в банку, поставить на полку и довольно от этого щуриться. А если тир Лерон… Целитель Лерон!

И впервые в устах мага слово целитель прозвучало как насмешка.

— Если вы всё ещё не поняли, что такое смерть, если для вас, слепец, она лишь личный враг, которого нужно уничтожить… что ж, я помогу вам прозреть! Потратив на это драгоценное время, но всё же помогу.

В руках мага появился стакан и графин полный чистой прозрачной воды.

— Существует мир, — маг потряс стаканом. — мир в котором живут люди.

В стакан начала медленно литься вода.

— Они живут, радуются, грустят, болеют. Рождаются новые люди. Мир прекрасен, в нём вовсе нет смерти. Прямо как вы мечтаете. Идут зимы — много, много зим.

Вода, наполнившая стакан, начала медленно стекать по руке мага. Вниз, прямо на пол.

— Прекрасный мир, в котором нет смерти. Да, люди мучаются от голода, бесконечно мёрзнут, потому что нет еды, не хватает дров, чтобы согреться. Людям попросту больше негде жить. Правда, прекрасный мир, Тир Лерон? Они страдают и мучаются — вечность. Мир задыхается. Люди уже не творят, не мечтают, не делают мир вокруг лучше. Только стремятся выжить.

Вода продолжает медленно течь к ногам мага.

— Но, может быть, есть другой способ? Запретить рождаться детям? Зачем они нужны? Ведь все вокруг бессмертны. А вон там старик, он был тяжело ранен в бою. Ему вывернуло наружу все внутренности. Он страдает от боли. Которая будет бесконечной. Подумаешь… Главное, что этот мир прекрасен. В нём нет смерти. Этого безжалостного монстра, которому лишь бы своровать чью-то бесценную жизнь. Ему же всё равно, чью, этому монстру. Он же ненасытная, жадная тварь, которой плевать на тех, кого он оставляет в одиночестве. Ему же просто процесс нравится — убивать невинных! Ведь это именно смерть со скуки решает, кого с собой утащить! И плевать, что у мира свои законы, что смерть и жизнь — всего лишь две половины одного целого!

Последние слова маг сказал всего на четверть тона выше, но словно прокричал на всю комнату.

Замолчав, он буквально впихнул в руки целителю переполненный стакан.

— Наслаждайтесь своим идеальным миром без смерти, тир Лерон, это вам вместо банки. И вот ещё что: как-нибудь попробуйте соединить мой «проклятый» медальон со своим «святым». Говорят, может выйти что-то интересное.

Щелчок пальцев, и графин исчез, вместе с лужей на полу.

— А теперь прошу меня извинить. Души слишком долго сражаются, если не поторопиться, они не смогут перенести физической формы ран. А мне ещё нужно несколько щепок на подготовку.

Лерон молчал, буквально впав в ступор. Полный стакан в его руках заметно дрожал, расплёскивая вокруг капли воды. У остальных обитателей башни тоже не было ни малейшего желания спорить с магом. Только Третий Страж бросил острый взгляд на своего старшего целителя и молча поклонился Кеарану, благодаря одновременно и за науку, и за помощь.

Гайр перевёл взгляд на Наэри. И с лёгким удивлением осознал, что шурина, кажется, меньше всех удивила доходчивая демонстрация Кеарана. Наоборот: по его лицу скользило выражение задумчивости и напряжённого внимания. И… согласия?

Гайр мысленно кивнул самому себе. И, поймав взгляд Наэри, послал ему короткую заговорщицкую улыбку. Мальчик, и впрямь, вырос. Убежал из Башни отчаявшийся ребёнок. Вернулся — юноша. Теперь Гайр видел это даже отчётливее, чем во время их памятного разговора в коридорах Башни.