— Где Рикард? Он должен был прийти.

— Он не отвечает на телефон, — ответил О’Брайен.

— Разрешение на планирование было одобрено, — сказал епископ. — Данн выполнил свою часть сделки, теперь надо убедиться, что Рикард выполнит свою.

— Я головой ради этого рисковал.

— Том Рикард человек слова. Получишь ты свои деньги.

— А вот его банковский счёт не в порядке. — Майк О’Брайен поднял голову.

— Что ты хочешь сказать? — Епископ Коннор выпрямился.

— Я месяцами работал с данными, отправляя в головной офис поддельные декларации. Это было частью соглашения с Рикардом. Не знаю, сколько еще так сможет продолжаться, они могут обнаружить эти манипуляции, начнут задавать неловкие вопросы и требовать погашения его огромного долга.

Епископ Коннор сердито посмотрел на него.

— Я тоже хочу получить свои деньги. Почему он до сих пор не пришёл? Что может быть важнее на этом этапе нашей сделки?

О'Брайен пожал плечами.

— Как скоро компания Рикарда сможет начать снос этого чудовищного здания? — Епископ Коннор спешил поскорее избавиться от физических воспоминаний, доставлявших ему столько хлопот за эти годы.

— Есть ещё период, отведенный для представления возражений. Месяц или около того, может, и дольше.

— Что? Ещё один месяц? — Щёки епископа налились пунцом. Он взял стакан воды и выпил его одним залпом.

— Такова система, — продолжил О’Брайен. — И здание не могут снести. Оно числится в реестре охраняемых сооружений.

— Ты меня понял. Было бы, однако, здорово увидеть, как его сравняют с землёй.

— Сложно хоронить секреты, не так ли? — О'Брайен поднял взгляд из-под тяжёлых век.

— Когда это место исчезнет, всё плохое уйдёт вместе с ним. Это место станет фантастическим, когда всё закончится, — сказал епископ Коннор. Сто двадцать гостиничных номеров и поле для гольфа на восемнадцать лунок. Пожизненное членство. И история «Санта-Анджелы» будет похоронена. Навсегда.

— Да, если ему хватит на это денег, — ответил О’Брайен.

— Надеюсь, ты не всерьёз.

— Как я уже говорил, компания Рикарда сидит на кредитной бочке. Если хоть один банк запросит свою долю, всё рухнет, а Рикард обанкротится.

Епископ Коннор нажал кнопку повторного набора вызова.

— Рикард, эту встречу мы проведём и без тебя. Но тебе придётся объясниться. — Затем он вытянул телефон перед собой, гневно смотря на экран. — Он бросил трубку!

— Я просто хочу получить свои деньги. — О’Брайен встал, собираясь уйти.

— Куда это ты собрался? Мы ещё не закончили, — сказал епископ Коннор.

— Думаю, я закончил, — ответил ему О’Брайен. — Честно говоря, да, я и правда закончил. 

Том Рикард бросил трубку, когда Мелани спустилась по лестнице и поставила чемодан в прихожую. Он посмотрел на жену вопросительным взглядом.

Сложив руки на груди, она ступила на их нелепо дорогой пол из итальянского мрамора и уставилась на него.

— Ты куда? — спросил Рикард.

— Никуда, — прошипела Мелани сквозь прикрытые губы, её макияж и одежда были безупречны.

— Но, Мел… — начал было он.

— И не смей меня так называть. Знаешь, я ведь чую её запах. Каждый раз, когда ты возвращаешься домой после своих вечерних встреч. Наш сын пропал, Том, с меня хватит. Хватит!

Рикард вздохнул, застёгивая пальто.

— Так что, это всё? — спросил он.

— Ты сам постелил себе такую постель, вот и лежи на ней со своей сучкой.

— Но Джейсон… мы должны найти нашего сына… — Он широко развёл руками.

— Ты прогнал моего ребёнка. Уходи.

Она прошла мимо него в гостиную, эхо от стука её высоких каблуков оглушало. Рикард оглядел всё вокруг, ради чего так тяжело работал, и увидел пустоту. Он всё потерял. Он взял чемодан и тихо захлопнул за собой дверь.

Рикард уехал, оставив жену и свою жизнь позади. Он должен найти сына. 

Майку О’Брайену не нравилось, как закончилась встреча с епископом, и он беспорядочно кружил на машине по городу. Он что, надеялся, что его арестуют за опасное вождение? О’Брайен и сам не понимал. Он больше не знал, кем или чем он был. Он совсем запутался. Больше, чем когда-либо прежде, и это о чём-то да говорило.

Том Рикард всё испортил. Но разве он сам не виноват? Епископ издевался над ним. Он должен был оставаться сильным перед лицом этого противника. Но он знал, что никогда не был сильным. Слабым и легко управляемым — вот каким он был. Снаружи алмаз, а внутри обычный углерод, как сказала эта тварь Лотти Паркер.

«Посмотрим», — подумал он, снова наполняясь решимостью.

О’Брайен припарковался у дома застройщика. Во всех окнах горел яркий свет, отражаясь на белом снегу жёлтыми пятнами. Что он мог сказать Рикарду? Что ему жаль? Что он сожалеет о том, что сделал и что собирается сделать?

Он поднимется и сделает так, чтобы с ним, наконец, считались. Пришло время ему выйти из тени.

Запустив двигатель, О’Брайен уехал.

Он оставит свой след. 

Епископ Теренс Коннор провёл пальцами по волосам. Эта встреча подтвердила то, что он уже и так знал — Рикард всё ему испортит.

Он вышагивал от стены к стене, босыми ногами по плюшевому ковру, оставляя глубокие следы на мягком ворсе. Он зашёл слишком далеко, чтобы сейчас всё потерять. Он не сдастся без боя. На карту было поставлено слишком много. «Санта-Анджела» задолжала ему.

Епископ натянул носки и туфли, надел пальто.

Холодок, пронизывавший до костей, говорил ему, что эта ночь будет долгой.

Епископ прогрел двигатель машины, а затем проехал по снегу через автоматические ворота. 

Дереку Харту казалось, что все четыре стены сейчас обрушатся на него. В горле першило. Вода, ему нужна вода. Надо выбраться отсюда.

Он уже провёл пять лет в тюрьме и не хотел ни минуты больше там находиться. Он попрощался с той жизнью. Где-то раздался скрежет металла, дверь открылась и закрылась, ключ в замке прогремел. Он слышал смех и рыдания, крики и брань. Вся его жизнь состояла из плохих решений. Начиная с его матери, этой сучки, кем бы она ни была. Он надеялся, что это Сьюзен Салливан — потому что она уже была мертва, а значит, ему не придётся искать её, чтобы убить.

— Выпустите меня! — кричал Харт стенам. — Выпустите… выпустите…

Он свернулся калачиком на полу и взвизгнул от несправедливости, которая преследовала его всю жизнь. 

Патрик О’Мэлли долго смотрел на канал. Лёд местами потрескался. Уличные фонари отбрасывали тени сквозь падающий снег.

Его мучила жажда, один глоток, больше ничего не надо. Два дня без алкоголя, вены горели. Хотя нет, неправда. Хуже всего ему было в ночь Чёрной луны. Никогда в жизни он не испытывал такого ужаса, как тогда. Воспоминания вспыхнули и потускнели. Фитци кричал, зовя на помощь. Нос в веснушках, светлые волосы, он был храбрым малым. Маленький герой. О’Мэлли теперь мог ясно видеть его лицо, и в голове вспыхнула мысль. Он подумал о фотографии, которую показала ему инспектор. Был ли это Фитци? Неужели мальчик на фотографии и есть тот, кого похоронили под яблоней? О’Мэлли тряхнул головой. Он не был уверен, но допускал это.

На блестящей поверхности ледяной реки появилось ещё одно изображение — Сьюзен, Джеймс и он сам. Они смотрели в окно и наблюдали, как их юного сломленного друга бросили в землю. О’Мэлли закрыл глаза. Память мерцала, словно кадры из фильма, один за другим. Мужчины лопатами врезались в окаменевшую землю, чтобы предать ей молодую душу умершего мальчонки.

Он открыл глаза, а эта сцена так и стояла перед ним чёткой картиной. И вдруг он смог разглядеть лица этих двоих, всплывающих из его подсознания, в отражении льда. Тут ужас вернулся к нему, куда более сильный, чем прежде.

Ему нужно было выпить.

Но для начала он решил, что надо рассказать даме инспектору всё, что знал. 

Лотти разговаривала по телефону, вышагивая вверх и вниз на ступеньках перед участком.