Она отчаянно хотела сказать им. Сказать матери, стоявшей рядом с чайником в золотой оправе, и отцу, сидевшему, словно чёртов идиот, и срезавшему перочинным ножиком хлопья с табачной плитки сказать им, что во всём был виноват священник.

Но девочка ничего не сказала. Её сердце разрывалось на мелкие кусочки. Она держала своего ребёнка, который был завернут в ни что иное, как обычное кухонное полотенце в качестве подгузника.

Она хотела рассказать той женщине, акушерке. С гладкой кожей и кудрявыми волосами, она перерезала пуповину, проверила сердцебиение младенца и прошептала её маме перестать кричать. Она ушла так же быстро, как и появилась.

А теперь они разговаривали, словно она была невидима. Ребёнок хныкал. Её крошечные груди истекали молоком, оставляя следы на футболке. Девочка заплакала, и они все уставились на неё.

Она прижала малыша к груди. Страх за себя и за своего маленького пронзал каждый нерв её юного тела.

«Санта-Анджела», сказал священник. Там её научат манерам. 

На неё была запрокинута мужская нога, приковывая к кровати. Кто это? Где она? Лотти пыталась развернуться, насколько могла, чтобы посмотреть на мужчину, но не могла увидеть его лица. Он лежал на животе. Поднявшись и оперевшись на локти, она зажмурилась от боли, а с болью вернулась и память.

Чёрт, чёрт, чёрт! Она пила.

Лотти буквально почувствовала крошечные слезинки в уголках своих глаз, и ненависть к себе начала прорастать гнилой желчью где-то в животе. Её сейчас вырвет.

Подняв ноги, она смахнула в сторону ноги мужчины, выскользнула из кровати и поплелась к открытой двери. И добралась до туалета как раз, когда её начало рвать.

Прогорклый запах алкоголя наполнил ванную комнату, когда Лотти схватил очередной рвотный спазм, и она села на корточки. Одетая в одно лишь нижнее бельё, и то из разных комплектов, не придавая этому никакого значения, Лотти сидела, обхватив пульсирующую голову руками. Её волновало лишь то, что она потеряла контроль тогда, когда ей как никогда важно было держать себя в руках.

В дверях промелькнула чья-то тень, потом включился свет, ослепив её.

Хочешь сигарету?

Бойд.

И тут Лотти по-настоящему расплакалась. Она не могла сдержаться. Она ненавидела себя.

Что я натворила? спросила она, отводя от него взгляд.

Бойд, одетый в одни трусы, наклонился и присел рядом с Лотти на холодный пол.

Ты была пьяна и позвонила мне, чтобы я приехал и забрал тебя, что я и сделал. Ты умоляла меня привезти тебя сюда, а затем предлагала мне себя.

Бойд зажёг две сигареты и вложил одну в дрожащие пальцы Лотти.

Вопреки своим низменным инстинктам, я сопротивлялся твоим уговорам. К тому времени ты была не в состоянии что-либо делать, только спать. Ну и кроме как ещё раздевать меня.

Лотти глубоко вздохнула, краснея от чувства унижения.

Лотти, что происходит? спросил Бойд, пуская дымовые кольца в прохладный воздух.

Я понятия не имею.

Тебе нужна помощь.

Мне нужно взять свою жизнь под контроль.

Ты не можешь справиться с этим сама.

А вот это мы посмотрим, сказала Лотти.

Я и смотрю, но мне не нравится то, что я вижу.

Что это значит?

Бойд затянулся сигаретой. Их окутала тишина.

Ты кричала во сне, наконец ответил он.

Я буду в порядке, ответила Лотти.

Они сидели и курили под шум смывающейся воды в туалете, затем Бойд потушил окурки под краном, бросил их в блестящую корзину под раковиной и отвёл Лотти обратно в кровать. Он плотно накрыл её одеялом, поцеловал в лоб, провёл рукой по её волосам и скользнул под одеяло рядом с ней. Лотти держалась за край кровати, мысленно прочерчивая линию между ними. Наконец, она уснула. 

Лотти проснулась и села в кровати. Одна. Она повернула часы, чтобы посмотреть на время шесть тридцать восемь утра. Опустившись на мягкую подушку, Лотти благодарила небеса за то, что именно Бойд позаботился о ней, а не какой-то неизвестный пьяный зевака в баре. Дети! Вот чёрт. Лотти резко вскочила. Нужно добраться до дома раньше, чем они проснутся.

Бойд вошёл в комнату, полностью одетый в черные брюки с белой рубашкой, и протянул ей кружку кофе. Крепкий аромат защекотал нос. Лотти посмотрела Бойду в глаза, задавая немой вопрос.

Не волнуйся. Я умею быть осторожным. Пей. У нас впереди длинный день.

Ты хороший человек, сказала Лотти. Спасибо тебе.

У тебя пять минут на то, чтобы умыться и одеться, сказал Бойд и вышел.

Садист, ответила ему Лотти.

Кто бы говорил, эхом раздался из коридора голос Бойда.

Лотти не смогла сдержать улыбку.

Она натянула вчерашние вещи. По крайней мере, вчера ей хватило ума сменить пижаму на нормальную одежду. Обнаружив раздавленный «Ксанакс» в заднем кармане брюк, она бросила его в рот и запила двумя глотками кофе. Ей нужно было искусственное спокойствие, чтобы стереть из памяти эту ночь и встретить новый день.

Лотти взяла пачку сигарет и сунула её в карман. Она курила только когда пила. «Не делай этого», предупредила себя Лотти и вышла из комнаты.

На улице мокрый снег слепил глаза и порезы на лице; Лотти поспешила сесть в машину.

Отвези меня сначала домой, попросила она. Мне нужно проверить детей и переодеться.

Работа дворников была единственным шумом. Им особо нечего было сказать друг другу, а тому, о чём они думали, лучше было остаться несказанным.

Бойд припарковался у её дома, и Лотти опустила свои длинные ноги из машины.

Спасибо, Бойд.

Что мне сказать Корригану, если он будет искать тебя?

Скажи ему, что я проверяю зацепки.

Какие зацепки?

Когда выясню, тогда и сообщу тебе.

Лотти мягко закрыла дверь машины. Время воскресить сильную Лотти. Пока не слишком поздно. 

Хлоя Паркер сидела за столом, тушь стекала по её влажным щекам. Лотти остановилась в дверях. Войти или убежать?

Прости меня, Хлоя, сказала она, входя на кухню.

Не обращая на неё внимания, девочка подошла к мусорной корзине, достала оттуда пустую на две трети бутылку водки, открутила крышку, вылила оставшуюся треть в раковину, выбросила бутылку обратно в мусорное ведро и побежала наверх.

Лотти плюхнулась в кресло. Нужно поговорить с Хлоей. Позже.

Она позвонила матери, зная, что Роуз обрадуется тому, что именно Лотти первой прервёт их молчание. Она убеждала себя, что мучительное похмелье могло скорее помочь выяснению отношений, чем навредить. 

У Роуз Фитцпатрик ушло менее десяти минут на то, чтобы добраться до дома Лотти через весь город. На данный момент она стояла посреди её кухни у гладильной доски с утюгом в руке.

Лотти Паркер, тебе нужно чаще бывать дома. Эти бедные дети постоянно голодают и им совсем нечего надеть, сказала она, складывая тренировочную футболку Шона.

Лотти хотелось сказать Роуз, что спортивные майки гладить не нужно, но промолчала. Как она и ожидала, мать взяла всё под свой контроль сразу, как только вошла в её дом, ни о чём не спрашивая. После смерти Адама Роуз стремилась занять его место в их семье. Вмешиваясь и контролируя. Лотти подозревала, что в основе того лежала любовь к внукам, завернутая в защитную оболочку, которую создала сама Роуз. Но с последним скандалом все пошло наперекосяк, когда Лотти сказала своей матери пойти прогуляться или что-то вроде того.

Стоя ровно и выглаживая утюгом вещи, Роуз Фитцпатрик не проявляла никаких эмоций, её лицо было спокойным и гладким, за исключением морщин вокруг глаз, похожих на увядающий плющ. Её седые волосы были подстрижены коротко и уложены аккуратно. Некогда она красила волосы ежемесячно, но бросила это дело после своего семидесятилетия, пять лет назад, хотя по-прежнему ходила в салон красоты, чтобы помыть голову и сделать укладку феном.