Прежде чем зайти в здание старшей школы, Родди настаивает, чтобы мы остановились у бейсбольного поля: хочет его пощупать.

На ромбе ни единой травинки, сплошная грязь. К тому же он весь порос вьюнком, который расползся во все стороны, как щупальца гигантского кальмара.

Мы молча стоим, слушая нестройный хор москитов: кажется, они нас преследуют.

– На таком поле никто играть не будет, – говорит наконец Родди. – Бьюсь об заклад, у них здесь даже команды нет, не говоря уже о скаутах.

Его голос срывается. Он плюёт на ржавую проволочную сетку, потом пинает её, и этот надрывный блямс ещё долго отдаётся у меня в животе.

Что происходит в мой первый школьный день

1. Я врезаюсь в фонарный столб на парковке. Полагаю, в этом главный недостаток хождения с опущенной головой. Остаётся только доковылять до туалета и подождать, пока остановится кровь, поэтому я опаздываю в класс.

2. Сторож забыл поставить ещё одну парту, и мне приходится сидеть за столом мисс Сильвы, ко всем лицом.

3. Мистер Бизли объявляет по громкой связи на всю школу о «новом пополнении в дружной семье Палм-Нот», которое нужно «встретить с распростёртыми объятиями». Все смотрят на меня.

4. На физре мы играем в футбол, и тренер Слаггз первым делом просит капитана одной из команд взять меня к себе. Это даже хуже, чем если бы меня вообще не брали играть.

5. После физры миссис Оукли требует, чтобы я пошёл с ней сдавать тесты. Мол, это нужно для того, чтобы у учителей были «актуальные данные» об «уровне моих знаний». Так что остаток дня провожу, заполняя бумажки.

6. Не считая обеда. Который мне приходится жевать в одиночестве, поскольку миссис Оукли забывает вовремя меня отпустить, чтобы я пообедал вместе с остальными. Интересно, злится ли Сюзанна из-за того, что не может меня всем продемонстрировать?

7. После уроков мамина машина оказывается первой в очереди на разъезд, а сама она так истерично машет рукой, пока я топаю к стоянке, что группа восьмиклассников заходится оглушительным ржанием.

– Ну что, Итан, как тебе новая школа? – спрашивает папа, хрустя куском подгоревшего рулета. У мамы вообще всё подгорает, потому что она вечно отвлекается и забывает про духовку. Вспомнит, например, что-нибудь насчёт инструкции, которую редактирует, и сразу бежит записывать. Или решит, что времени до готовности начос как раз хватит, чтобы сложить чистое бельё.

– Нормальная, – отвечаю. И добавляю: – Весьма и весьма, – поскольку родители предпочитают развёрнутые ответы. Так они меньше нервничают.

– Учителя понравились? – продолжает допытываться папа. – Насколько компетентными выглядят?

– И как, спрашивается, Итан должен догадаться, компетентные учителя или нет? – вмешивается Родди. – Ему всего двенадцать!

– Я задал вопрос Итану, – говорит папа, поправив очки, и окидывает Родди суровым взглядом. Папа у нас невысок ростом, тощ и бледен, так что ему приходится стараться изо всех сил, чтобы выглядеть сколько-нибудь устрашающим. – Тебя я расспрошу позже.

– Можешь не утруждаться, – бормочет Родди, с размаху втыкая вилку в стручок фасоли. Но тот ускользает, и брат снова заносит своё оружие.

– Прекрати! – вскрикивает мама. – Ты так все тарелки переколотишь.

Скрипит, открывшись и снова закрывшись, входная дверь, и через пару минут из кухни появляется дедушка Айк. Сегодня я его ещё не видел. Мамины макароны с сыром, рулет и стручковая фасоль его не интересуют: на тарелке лежат только сэндвич с ветчиной и горчицей да горстка чипсов с солью и уксусом. То есть ровно то же, что он ест каждый вечер с тех пор, как мы здесь.

Мама закатывает глаза и переглядывается с папой.

– А я тебе еды наготовила, Айк.

Я точно не знаю, почему мама называет своего отца Айком. Или почему он отказывается есть то, что она готовит.

Я вообще мало знаю о маминых взаимоотношениях с дедушкой Айком, не считая того, что в Бостоне мама никогда о нем не упоминала. Мне казалось, это потому, что, заговорив о дедушке Айке, мама сразу вспоминала о бабушке Бетти и это её расстраивало.

Дедушка Айк, и глазом не моргнув, плюхается на стул по соседству со мной.

– Старую собаку новым трюкам не научишь, верно, Итан? – говорит он, откусывая здоровенный кусок сэндвича, и мама издевательски смеётся.

Они явно не ладят. Может, именно поэтому мы никогда раньше сюда не приезжали.

Глядя, как Родди старается загарпунить добычу у себя в тарелке, папа начинает нервно постукивать пальцами по столу, словно по клавиатуре: обычное дело, когда он чем-то озабочен. По профессии он программист и слишком много времени проводит за компьютером.

– Итан? – напоминает мама. – Папа задал тебе вопрос. Тебе понравились учителя? И что насчёт Сюзанны? Ты с ней сегодня говорил?

– Это уже три вопроса, – поправляет дедушка Айк. – И как мальчик должен ответить на все три, сидя за столом? Бога ради, он ведь поесть пытается!

– Есть тут всё равно нечего, – снова встревает Родди. – Даже стручковая фасоль подгорела – вот уж не думал, что такое возможно.

Мама с грохотом роняет вилку в тарелку. Её щеки вспыхивают, а губы поджимаются. Похоже, она никак не может решить, орать ей или плакать.

– Посуду моете сами. Я иду наверх, – угрожающе тихим голосом говорит мама и, громко топая, выходит из столовой. Минуту спустя мы слышим, как хлопает дверь. Папа продолжает жевать, яростно барабаня по скатерти. Родди хватает бейсболку, которую мама заставляет снимать за столом, и снова её напяливает. Он носит две по очереди: то с эмблемой Бостонского колледжа, то с надписью «Ред Сокс». Сегодня это «Ред Сокс». Дедушка Айк приканчивает последний кусок сэндвича и идёт в гостиную включить телевизор.

Никто здесь ни с кем не ладит.

Никто не счастлив.

– На первый взгляд, учителя неплохи, пап. – Слишком поздно, но я хотя бы пытаюсь изобразить некоторое воодушевление. По крайней мере на это меня хватает. Потом набиваю рот хрустящей пастой. – И передай маме, что я похвалил макароны.

– Вот подхалим, – бормочет Родди.

На следующий день мисс Сильва, которая преподаёт английский и обществознание, первым делом просит меня встать и представиться, хотя мистер Бизли уже сделал это по громкой связи.

– Я подумала, вдруг ты хочешь рассказать нам немного о себе, – говорит она.

И ошибается.

Но, по крайней мере, сегодня у меня есть парта – пусть и в задних рядах.

Я поднимаюсь, отодвигая стул, и инстинктивно морщусь, когда он издаёт мерзкий скрип. Сюзанна, по очереди поманив меня всеми своими пальцами, подпирает подбородок кулаком.

– Гм, – начинаю я.

– Может, сперва представишься? – вполголоса подсказывает мисс Сильва.

– Я Итан, – говорю я парте, внимательно разглядывая вырезанную угловатыми буквами надпись «СДЕСЬ БЫЛ ЭДДИ». – Из Бостона.

Глаз я не поднимаю, но думаю, что мисс Сильва сейчас ободряюще кивает и улыбается. Судя по туфлям, украшенным пурпурными бантиками, она из тех учителей, кому это свойственно.

– Может, хочешь рассказать о чём-то, что нам стоит знать, Итан? Какое-нибудь хобби, забавные факты?

– Гм. Не думаю.

Слегка даю петуха на «у» и слышу чей-то шёпот. Сосредотачиваюсь на том, чтобы не покраснеть.

– Что ж, уверена, скоро мы узнаем тебя получше, – говорит мисс Сильва. – Можешь садиться.

Подогнувшиеся ноги с благодарностью роняют меня обратно на стул.

Мисс Сильва что-то говорит о проекте диорамы, но у меня страшно гудит голова, и я ничего не понимаю.

Помню, какой школа была для меня раньше. Когда у меня была Кейси. В Бостоне я без всякого смущения выступал перед классом. Случись мне ляпнуть какую-нибудь глупость, она бы потом беззлобно пошутила на этот счёт и мы бы вместе посмеялись. А если бы дал петуха, она бы тотчас меня передразнила, я бы толкнул её в плечо и она толкнула бы меня в ответ.