– Ну нет, – говорит она. – Зачем нам полиция? Предоставьте это мне. И женщину свою таинственную тоже. Я этим займусь.

– Но… как?

– Не беспокойся. Никто тебя больше не потревожит, а я позабочусь, чтобы драгоценности вернулись туда, где должны быть. Ты мне доверяешь?

– Знаешь же, что доверяю, Мак, – бормочет Корали.

– А ты? – Мак оборачивается ко мне. – Доверишь мне защищать Корали?

– Доверю, – киваю я. – Я только хотел…

– Никаких больше вопросов. И хватит шастать по заброшенным домам. Это до добра не доведёт. Обещаете?

– Обещаем, – в один голос говорим мы с Корали.

– Вот и ладненько. Мне пора открывать магазин, пока клиенты не разбежались. И ещё, у меня инвентаризация, так что, боюсь, придётся вам сегодня поиграть где-нибудь в другом месте.

Мак поднимается с кресла и выходит, не сказав больше ни слова. Даже не обернувшись.

Пока Мак подробно описывает какой-то даме содержимое стеллажа с удобрениями, мы с Корали пробираемся к выходу, садимся на край бордюра – ровно на том же месте, где я сидел в свой первый день в Палм-Нот, – и, прищурясь, глядим на немилосердно жарящее солнце.

– А всё-таки это странно, – ворчу я. – Как думаешь, что станет делать Мак?

Корали шаркает носком туфли по асфальту: туда-сюда, туда-сюда.

– Не знаю. Только Мак всегда слово держит. Если она говорит, что обо всём позаботится, так и будет.

– Да, но как? Думаешь, она знает, кто…

– Я слишком устала, чтобы об этом думать, – бормочет Корали: спина сгорблена, руки повисли, словно у неё совсем нет сил. – У меня гора с плеч свалилась, когда Мак согласилась помочь.

– Пожалуй, у меня тоже. Хочешь, поедем ко мне? На ужин мама готовит жареный тофу с терияки…

Она качает головой.

– Меня дома кроватка ждёт.

– Ну и ладно. – Я встаю, утираю пот со лба. Корали протягивает руку. Я хватаю её, рывком помогаю подняться.

Мы переезжаем мост и долго катим мимо пустых фруктовых ларьков, пока мне не приходит пора свернуть на грунтовку.

– До завтра! – кричу я через плечо.

– Эй, Итан?

Я притормаживаю, оборачиваюсь и вижу, что лицо Корали впервые за весь день расплывается в улыбке.

– Ну что?

– Когда-нибудь из этого выйдет та ещё история.

– Ага. Когда-нибудь – обязательно.

И я снова кручу педали, всю дорогу до дома размышляя, что такого придумала Мак и почему она решила не говорить нам об этом.

Когда наутро Корали входит в класс мисс Сильвы, я с первого взгляда понимаю, что таинственная женщина не возвращалась. Круги под глазами Корали уже не такие тёмные, а тоненькие косички, которые она собрала в высокий хвост, задорно покачиваются из стороны в сторону.

Направляясь к своей парте, она показывает мне большой палец, на что я отвечаю широкой улыбкой.

Следующей ночью женщина тоже не появляется. Как и в выходные, которые мама заставляет меня потратить на вывоз оставшихся коробок дедушки Айка, а Корали проводит дома с бабулей, пока Адина отрабатывает двойную смену.

Что бы ни планировала Мак, это сработало.

С каждым новым днём я все меньше и меньше думаю о той женщине и её драгоценностях. Может, правда, это потому, что с понедельника учителя буквально заваливают нас проверочными работами и дополнительными домашними заданиями, из последних сил пытаясь подготовить к стартующим на следующей неделе экзаменам.

Или, может, потому что у нас с Корали за целую неделю не было возможности нормально поговорить. На уроках не поболтаешь: учителя как с цепи сорвались. Поймав Корали с запиской во время математической викторины, мистер Чарльз грозится позвонить её маме («Ну давай, попробуй», – ворчит она), и даже мисс Сильва срывается, когда мы перешёптываемся, хотя должны бы писать сравнительно-сопоставительное эссе.

Мы не можем поболтать ни во время обеда, потому что с нами каждый день садится Герман, ни после уроков: Адина работает в дневную смену, а значит, Корали приходится сидеть с бабулей.

– Прости, Итан, – то и дело говорит она. – Я бы пригласила тебя в гости, но у бабули снова плохой день. Не думаю, что тебе стоит это видеть.

– Ага, нет проблем, – небрежно отмахиваюсь я, стараясь не показать разочарования. Потому что без Корали вечера тянутся гораздо дольше, а пойти мне некуда – не считая, конечно, дома. Когда Корали у нас в гостях, даже привычные споры утихают. Но в среду, вернувшись домой после уроков, я слышу, как мама с дедушкой Айком орут друг на друга в гостиной.

– Твоя мать подарила мне это кресло на нашу десятую годовщину! – вопит дедушка Айк, швырнув выцветшую бейсболку через всю комнату прямо в застеклённую дверь. – И с тех пор я каждый вечер в нём сидел. Ты не имела права его выбрасывать!

– Мог бы тогда получше следить за вещами, к которым так привязан. У него вся набивка вылезла, уже на части разваливалось…

– Ты всё до моей комнаты хочешь добраться! Я знаю, не отпирайся!

– Туда нужно было пустить морильщиков! – взвизгивает мама. – Ты же у нас слишком занят, хотя один Бог знает чем, чтобы отвлекаться на повседневные…

– Чёрт возьми, ты в моём доме! Ещё раз сунешь нос в ту комнату, и я тебя вышвырну!

– Что здесь происходит? – кричит папа, выскакивая из кабинета. – Как я должен работать под эти вопли?

Смерив папу взглядом, дедушка Айк уносится наверх и хлопает дверью – совсем как Родди.

К ужину он не спускается, так что я делаю сэндвич с ветчиной и горчицей и несу ему в комнату.

В целом мне просто хочется дать ему знать, что я не рад тому, как лихо мама избавляется от его вещей, хотя не думаю, что он и в самом деле собирается выгнать её из дома.

Но в глубине души я лелею надежду, что он впустит меня и даст наконец увидеть его комнату. Тогда мне удалось бы разгадать хотя бы одну загадку.

Я стучу, и через минуту дедушка Айк открывает дверь – правда, только узкую щелочку. Похоже, он не ожидал меня увидеть, но сэндвич берёт.

– Слыхал, как мы с твоей матерью собачились, да? – спрашивает он, не отпуская дверной ручки.

– Ага. Почему вы не ладите? Может, я бы чем-то помог.

– Наши с твоей матерью проблемы к тебе отношения не имеют. Не из-за чего нос вешать.

Следует неловкая пауза.

Кажется, он не собирается меня впускать.

– Давненько ты за руль не садился, – говорит наконец дедушка Айк. – Как насчёт прокатиться на днях?

– Угу, – отвечаю я. – Было бы круто.

Но ссорятся не только мама с дедушкой Айком.

Тем же вечером я слышу из своей комнаты, как переругиваются мама с папой. Слов я разобрать не могу – только однообразное шипение голосов, словно горячая вода течёт по трубам. Они спорят почти каждую ночь.

Обычно это начинается через пару минут после того, как звонит телефон.

Мне остаётся только гадать, не мистер Рид ли это продолжает названивать, но я не могу собраться с духом и подслушать. Снимаю трубку всего раз, да и то лишь на секунду – только чтобы услышать мужской плач. Потом жму кнопку «отбой» и снова ныряю в кровать.

Зачем отец Кейси плачет в телефонную трубку? Из-за чего спорят мои родители?

Похоже, единственный человек в доме, у кого легко на душе, – это Родди, который в последнее время всё реже и реже запирается у себя в комнате. Совет палм-нотской старшей школы включил бейсбольную команду в бюджет на будущий год, так что теперь Родди после уроков просматривает кандидатов и приводит в порядок поле, а вечерами до темноты перебирает «недвижимость». Дедушка Айк тоже помогает – конечно, когда он здесь.

И вот в четверг, когда папа помогает мне с заданием по естествознанию, а мама готовит ужин, мы вдруг слышим громкий «тук-тук-тук» и следом – победный клич. Высыпаем на крыльцо – как раз вовремя, чтобы увидеть, как из выхлопной трубы ожившей и уже бодро тарахтящей «недвижимости» вырывается облако чёрного дыма. За рулём, высунув в окно триумфально сжатый кулак, сидит Родди, а дедушка Айк с довольным видом поглядывает по сторонам.