– Пойдём отсюда, – прошептал я.

– Папа заедет за нами только через час.

– Знаю, совсем уйти мы не можем. Но давай хотя бы на улицу выйдем, займёмся чем-нибудь. Мне ужасно скучно, а от парфюма этого парня так и тянет обтошнить весь ковёр. Хотя нет, это твоя фишка.

Кейси рассмеялась и последовала за мной наверх. Мы зашли в кухню, где миссис Хуарес как раз доставала из духовки пирог.

– Туалет ищете? – спросила она.

– Нет, думали потусоваться немного на заднем дворе.

– Думаю, пара минут у вас есть, – кивнула миссис Хуарес, вытирая руки об фартук. – Только оденьтесь и обуйтесь как следует. А я пока сделаю вам горячий шоколад – согреетесь, когда вернётесь.

Закутавшись в тёплые куртки и шерстяные шарфы, натянув ботинки, мы некоторое время слонялись по заднему двору Брианы, лениво перебрасываясь снежками. Я сразу понял, что душа у Кейси к этому сегодня не лежит, иначе её снежки измолотили бы меня до полусмерти, как это обычно и бывало.

Ещё одной важной особенностью Кейси было то, что она никогда не унывала, даже проиграв важный матч или сломав лодыжку – нам тогда было лет по десять. «Пустяки», – говорила. Или: «Зато пару дней не ходить в школу».

Но сейчас она только глядела в аспидно-чёрное небо, снова обещавшее метель, и хлюпала носом, словно сдерживая слёзы. Похоже, расстроилась, что Бриана её игнорирует.

– Эй! – крикнул я, бросая снежок. – Да что с тобой?

– Ничего. – Не успел мой снежок врезаться ей в плечо, как она поймала его, подбросила в воздух и одним ударом ноги разбила на тысячи мелких кусочков. – Ничего особенного.

Я не знал, как подбодрить Кейси. Просто никогда раньше этого не делал. Поэтому предложил единственное, что смог придумать.

– Раз ничего, то спорим, тебе не хватит духу на него забраться? – И я махнул рукой в сторону дальнего конца двора, где росло огромное дерево, заснеженные ветви которого напоминали кости гигантского монстра. – Давай, если не трусишь.

Сперва она не ответила, и мне показалось, что вышло только хуже. Потом попыталась выдавить улыбку:

– Трушу? Да я никогда не трушу. Заберусь на самую вершину и ещё снежком в тебя попаду!

– Спорим, нет?

– Спорим!

Кейси бросилась через двор, я за ней. Когда она полезла вверх, с дерева обрушился ливень мелких снежинок – настоящий сахарный водопад. Я, высунув язык, принялся ловить их ртом. Потом стал подбадривать Кейси, выкрикивая ей вслед всевозможные дразнилки.

– И это ты называешь «лезть на дерево»? Да моя бабушка быстрее заберётся!

– Обе твои бабушки давно умерли, – откликнулась Кейси.

– Можешь представить, как медленно ты в таком случае поднимаешься!

Проделав примерно две трети пути, она была вынуждена остановиться – слишком велико оказалось расстояние до следующей ветки. Забраться выше Кейси не могла, поэтому двинулась в ту сторону, где верхняя ветка нависала над той, на которой она стояла. И которая всё сильнее прогибалась под её весом.

– Что это ты делаешь?

– Ещё пара шагов, и я смогу за неё ухватиться, – ответила она, кивая на верхнюю ветку.

Она была права: дотянуться было можно, стоило только пройти с полметра. Но ветка, на которой она стояла, через эти полметра была уже толщиной с мою руку.

– Не знаю, Кейси. Как-то ненадёжно выглядит.

– Ну и кто теперь струсил? – выкрикнула она. – А сорвусь, так просто приземлюсь в сугроб.

В общем, я закрыл рот и больше ничего говорить не стал.

Выходит, это было последнее, что слышала от меня Кейси.

Молчание.

Я смотрел, как она продвигается всё дальше, как медленно переставляет ноги: бочком, сперва на несколько сантиметров правую, потом, впритирку к ней, – левую. Пока наконец верхняя ветка не оказалась прямо над головой. Кейси вскинула руки, чтобы ухватиться, даже коснулась её кончиками пальцев, и вдруг – хрясь!

Тогда-то ветка и сломалась.

Казалось, Кейси падает целую вечность.

Вот сколько нужно, чтобы кончилась жизнь.

Пролетев сквозь белый водопад, она с отвратительным «шмяк!» приземлилась в сугроб. И больше не двигалась.

Я что есть мочи раз за разом выкрикивал её имя. Но уже знал, что она меня не слышит. Потом, бросившись к ней, опустился на колени. Густая кровь ореолом растеклась по снегу вокруг головы. Моя рука дрожала, касаясь холодной, как снег, щеки. И я принялся звать на помощь.

Такой я и видел Кейси в последний раз: лежащей на снегу в луже алой крови, раскинув руки и ноги в стороны.

Потом были миссис Хуарес, оттащившая меня прочь, яркие огни, больница и прочее, что бывает потом.

Свет в её окне.

Лист бумаги.

Это ты убил её, Итан Трюитт.

Когда я заканчиваю, Корали ничего не говорит. Поначалу. Горячие слезы текут по моему лицу, я едва сдерживаю рыдания, отчего начинаю икать. Солнце по-прежнему припекает, но меня, похоже, ему не согреть. И даже песок под ногами кажется снегом.

Корали не глядит на меня, не пытается утешить, как маленького ребёнка, только смотрит на воду да шуршит ногами по песку, туда-сюда.

– Шею сломала, да? – тихо спрашивает она, когда я утираю слезы.

Я поёживаюсь, вспоминая, как спасатели подхватывают тело Кейси, приподнимают её голову, под которой обнаруживается серый с зазубренными краями камень, залитый тёмной кровью.

– Головой ударилась, – шепчу я.

– И ты считаешь, что это твоя вина? – Голос Корали совершенно спокоен.

– Мой психолог в Бостоне называет это синдромом выжившего. Говорит, такое часто встречается у людей с посттравматическим стрессовым расстройством.

– Может, и так. Но что-то я не вижу за твоей спиной этой безумно дорогой докторши. Так почему бы тебе не сказать, что ты сам думаешь?

– А что я думаю?

– Ты считаешь, что это твоя вина?

Я чувствую, как внутри вскипает горькое разочарование. Корали не понимает. И никто не понимает.

– Я не считаю, что это была моя вина. Я знаю это. Если бы меня там не было, если бы я не стал её подначивать, она бы не полезла на то дерево. И не упала бы. И не была бы…

Но закончить я не могу. Если закончу, гнев и скорбь поглотят меня без остатка.

К моему удивлению, Корали не спорит.

– Ладно, – говорит она. – Твоя так твоя.

Я киваю.

– Если бы меня там не было, она бы не упала.

– Не вопрос. Но представь, что на том дереве был ты, а не она. Допустим, это она тебя подначивала и в результате ты упал.

Я не упал бы, потому что выше Кейси и смог бы ухватиться за ветку, до которой она безуспешно пыталась дотянуться. Но я этого не говорю. И ещё не говорю, как часто думаю о том же самом.

– Ну а цель-то какая?

– На её месте стал бы ты её обвинять? – Теперь Корали смотрит на меня в упор.

Я подхватываю пригоршню песка, медленно сыплю сквозь пальцы, наконец отвечаю:

– Нет.

– Если бы она была здесь, думаешь, она бы на тебя злилась?

– Нет, – выдыхаю я.

– Пусть даже это твоя вина. Но это не значит, что ты должен себя винить.

О такой постановке вопроса я никогда раньше не думал и поначалу не нахожу что сказать. Но потом чувствую, как тонкая рука Корали касается моего плеча, и сразу вспоминаю тот день в столовой, когда она вела меня к своему столу.

– Я никому не рассказывал. Здесь – никому.

– Я тоже не стану, – торжественно заявляет она. – Обещаю. Вот, значит, почему твоя семья сюда переехала? Чтобы ты мог начать всё сначала?

– Да.

Солнце постепенно клонилось к закату. Я не звонил маме с тех пор, как сообщил, что немного задержусь.

Она, должно быть, уже вся на нервах.

– Пора идти, – говорю я.

– Ага, ужин скоро.

– Не хочешь со мной? На ужин? А потом мы с дедушкой Айком тебя отвезём, чтобы не пришлось в темноте крутить педали.

Кроме того, надеюсь, мама не станет срываться на меня при Корали.

Я встаю, отряхиваю с рук песок и протягиваю их ей, чтобы помочь подняться. Сперва она не шевелится, и я даже боюсь, что сейчас покачает головой и откажется, сославшись на срочную необходимость заехать за ирисками, чтобы поднять уровень сахара в крови, или подготовиться к диктанту, на которые, как мы оба знаем, она и без того мастер. Может даже, узнав, что я натворил, и вовсе не хочет больше быть моей подругой.