Последний ужин осужденного мог бы выглядеть и получше.

Ханс Ребка перевел взор на надзирателя.

— Ну и как это понимать, Колкер?

Ребка сидел в железном кресле совершенно голый. Вдобавок он был скован по рукам и ногам — наручники едва позволяли поднести пищу ко рту. Тем не менее его грозный взгляд заставил надзирателя сделать шаг назад.

— Разве вы не это заказывали, капитан?

— Я просил, чтобы перед смертью мне подали самое вкусное из того, что едят на планете. А ты что принес?.. Свиное дерьмо и то аппетитнее! На вот, понюхай сам!

— Одну минуту, я узнаю...

Приглашения понюхать еду Колкер не принял: даже будучи скованным, заключенный выглядел слишком опасным. Вместо этого надзиратель отступил на шаг, прижавшись спиной к каменной стене, и несколько секунд беззвучно шевелил губами, связываясь с начальством при помощи передатчика, вживленного в мозг.

— Ваш сегодняшний ужин, капитан, — удовлетворенно кивнул он наконец, — приготовлен согласно личным указаниям министра Шрамма. Это и в самом деле лучшее, что может предложить планета. Только не наша, а ваша — Тойфель... — Надзиратель замялся. Он знал: каждое его слово и жест записываются. — Господин министр надеется, что вы оцените эту маленькую шутку, — неловко закончил Колкер.

— Вот как? — Ханс Ребка взял в руку ложку, сделанную, как и вся посуда, из тонкого гибкого пластика. О том, чтобы превратить ее в оружие, не могло быть и речи. — Наверное, я теряю чувство юмора. Знаешь, Колкер, хуже всего то, что министр абсолютно прав. Я слишком давно не был на родине и изнежился. Слыхал рассказы о Тойфеле?

— Да, и много раз.

— Тогда не буду повторять. — Ребка окунул кончик ложки в темную клейкую массу, осторожно попробовал и, скривившись, отложил столовый прибор. — В прежние времена я бы мигом проглотил все, да еще и добавки попросил. Министр неплохо знаком с планетами Круга Фемуса: на Тойфеле и впрямь не найдешь ничего вкуснее.

— Вы будете есть? — У надзирателя с заключенным сложились необычные отношения. В течение недель, проведенных в тюрьме, Ребка использовал все свое немалое обаяние, пытаясь завязать с Колкером дружбу. Однако охранник, не без оснований подозревая, что заключенный использует любой шанс, чтобы убить его и сбежать, держался почтительно и отстраненно.

— Да, за последние годы я стал слишком разборчив, — продолжал Ребка. — Лучше умру голодным. — Скованными руками он отодвинул тарелку. — Это твое, делай с едой что хочешь.

Надзиратель опасливо приблизился, схватил поднос и поспешно отступил.

— Ничего другого я принести не могу, вы же понимаете...

— Понимаю. И поделиться со мной своим ужином тоже не можешь, ясное дело. Ладно, не переживай — мне не впервой голодать. Да и какие уж тут удовольствия в ночь перед казнью!

Колкер кивнул и, повернувшись к стальной двери, просунул поднос сквозь узкую горизонтальную щель. Затек он застыл на месте, как будто прислушиваясь, еще раз кивнул и обернулся к узнику.

— Господин Шрамм спрашивает, нет ли у вас последнего желания?

— А как же! Передай министру — я не прочь написать мемуары.

Надзиратель нахмурился.

— Вы, конечно, шутите? Извините, капитан Ребка, мне не хотелось бы это передавать...

— Весьма благоразумно с твоей стороны. У меня сложилось впечатление, что господин министр понимает лишь свои собственные шутки. — Осужденный окинул взглядом глухие стены тускло освещенной камеры. — Ну что, друг Колкер? Ужин закончен, а до казни еще целых двенадцать часов. У нас с тобой вся ночь впереди...

— Я должен оставаться здесь, с вами. Если хотите, можем поговорить или...

Слова надзирателя прервал металлический лязг. Колкер резко развернулся, выхватил из кобуры пистолет и направил его в сторону открывающейся двери. На пороге, также с оружием наготове, настороженно застыли четверо мужчин в форме охранников.

— Не двигаться! — Надзиратель прижался к стене, стараясь не упускать Ребку из поля зрения. — Здесь не должно быть посторонних, у меня приказ! Если вы немедленно не покинете помещение, я буду стрелять!

— У вас приказ? У нас тоже. — Самый представительный из вошедших протянул Колкеру конверт. — Я полковник Толл. Если хотите, проверьте в управлении охраны. — Полковник перевел взгляд на Ребку. — Это из-за него весь сыр-бор? Что-то не верится... Ладна, так или иначе, мы пришли за ним.

— За капитаном Ребкой? Я не могу этого позволить! Советник штаба Лански приказал оставаться с заключенным до утра, пока его не поведут на казнь.

— А мы забираем капитана по приказу министра Шрамма. Надеюсь, вам не нужно объяснять, кто выше по рангу?

— Меня предупредили, что его могут попытаться освободить. И если я не выполню приказ...

Ханс Ребка презрительно усмехнулся. Полковник Толл раздраженно прорычал:

— Черт побери, да прочитайте наконец бумагу! Не стоять же нам тут всю ночь!

— Похоже, все оформлено правильно... — Колкер пытался одновременно изучать письмо, присматривать за Ребкой и держать под прицелом четырех охранников у двери. — Но это какая-то бессмыслица! На рассвете заключенного должны казнить — здесь, в подвале, — а согласно данному документу, вы забираете его в помещение 132-Б, наверху.

— Не просто наверху — на самом верху! Помещение 132-Б — личные апартаменты министра Шрамма. — Полковник Толл махнул пистолетом в сторону Ребки. — Вы можете идти?

— А вы проверьте.

— Хорошо. Снимите с него кандалы, охранник Колкер! Заключенный поступает в наше распоряжение: если с ним что-нибудь случится за пределами этой камеры, отвечать буду я, а не вы.

В лифте было почти так же темно, как и в подвальной камере, где Ханс Ребка провел в цепях последние три недели. Выйдя на яркий свет заходящего солнца, узник невольно сжался и прикрыл глаза рукой.

— Да он совершенно голый! — возмущенно воскликнул знакомый голос. — Вы с ума сошли — приводить ко мне заключенных в таком виде!

Ребка опустил руку и поморгал, щуря слезящиеся глаза. В этой просторной комнате с окнами во всю стену он различал вокруг себя лишь смутные силуэты. Однако прямо перед ним, судя по голосу, стоял министр Шрамм.