— Теперь всё понятно, — протянул монах с угрозой в голосе. — Немедленно схватить эту мерзкую колдунью и развратницу, надеюсь, трибунал святой инквизиции разберётся с этим дьявольским отродьем и исчадием ада. Скажи своему господину, что я жду его в гостиной! — велел монах тоном, не терпящим возражений. — А блудницу немедленно отвести в подземелье!
Ханна, наконец, очнулась, рухнула на колени и, ломая руки, запричитала:
— Святой отец! Пощадите меня! Клянусь Господом Богом и Девой Марией, я ни в чём не виновата! Я любила его милость господина графа и всё, что здесь произошло — просто ужасное недоразумение! Его милость господин граф пытался взять меня силой, а я, как только могла, защищала свою честь! О, святой отец, умоляю вас, отпустите меня ради всего святого! Я ни в чём не виновата!
— Не упоминай всуе имя Господне, подлая блудница! — прошипел монах. — Уведите это вместилище мрази!
— Октавио! Октавио! Я ведь любила тебя! Спаси меня! — в отчаянии закричала девушка, когда Курт поволок её к выходу.
Пикколомини прекрасно слышал отчаянные вопли своей возлюбленной, но в настоящий момент ему было не до предмета своей страсти.
Когда он, переодевшись, мрачный и злой появился в гостиной, монах неторопливо расхаживал из угла в угол, нервно теребя чёрные кипарисовые чётки. Увидев графа, он резко остановился и повернулся к нему всем корпусом.
— Memento mori, — произнёс монах иезуитское приветствие.
— Memento mori, — тихо проблеял в ответ Пикколомини. — Ваша экселенция, я помню и всегда помнил о смерти.
— Amen! — закончил монах приветствие. — Это хорошо, сын мой, что ты обо всём помнишь, даже о смерти. Генерал нашего ордена справлялся о тебе, а ты, как я вижу, будучи послушником ордена, погряз в гнусном разврате. Грешишь, блудодействуешь, позоришь честь воина Иисуса, — зло прошипел монах.
Граф побледнел, снова с ужасом чувствуя, как у него в брюхе возобновились спазмы.
Заметив его неопределённое состояние, монах ухмыльнулся.
— Сын мой, можешь сходить и уединиться на четверть часа и поразмышлять над своими грехами, а я пока помолюсь, — милостиво разрешил графу его незваный гость. — Насколько я разбираюсь в этом, ты, судя по всему, принял приличную дозу слабительного снадобья.
— Проклятый костоправ! — в бешенстве воскликнул Пикколомини, почти бегом покидая гостиную.
— Итак, — начал его зловещий гость, когда граф опять вернулся. — Генералу ордена стало известно, что герцог фон Валленштейн, сосредоточив в своих руках командование имперской армией, намерен превратить её в орудие для достижения своих честолюбивых целей, направленных отнюдь не на укрепление влияния Ватикана в Германии. По крайней мере, как ты нам сообщил, имели место даже переговоры с Христианом IV и предпринимались серьёзные попытки вести переговоры с Густавом II Адольфом[175] при посредстве проклятого бастарда, некоего маркграфа фон Нордланда[176], который уже успел совратить с пути истинного своего глупого брата Георга Вильгельма, курфюрста Бранденбургского. Кстати, после того, как этот негодяй прибыл в Мадрид, судя по всему, со шпионской целью, инквизиция никак не нападёт на его след. Однако я чувствую, что этот ренегат где-то поблизости, возможно, даже в самом герцогстве Мекленбургском. Безусловно, при помощи этого нечестивца готовится плацдарм для высадки шведских войск в Передней Померании. С другой стороны, кардинал де Ришелье явно не желает усиления Католической Лиги и всеми силами постарается не допустить союза протестантских государств Германии с Габсбургами, тем более что его величество император — наш воспитанник и никогда не пойдёт на поводу у проклятых протестантов и прочих еретиков. Кроме того, остаётся ещё Англия — заклятый враг Испании и всего католического мира. Как известно, великая Испания — оплот католичества во всём мире и карающий меч в деснице самого Господа Бога — вынуждена пока уступить морское владычество этим гнусным еретикам — британцам, учиняющим разбой во всех морях, где только появлялись паруса христиан. К счастью, в проклятой Богом туманной стране наметился серьёзный разброд, причём не без помощи пуритан: Англия сжирает себя изнутри, и когда это произойдёт, испанские войска высадятся на острове, а на королевский трон будет посажен настоящий католический монарх, ибо Стюарты хотя и католики, но идут на поводу у сборища гнусных и законченных негодяев — так называемого парламента. И вот ты, сын мой, в это время, когда решается судьба будущей Всемирной Католической империи, занимаешься грязным блудом и гнусным развратом с герцогиней и, что ещё хуже, — с этой еретичкой и колдуньей, вместо того чтобы, как истинному воину Иисуса, всячески содействовать достижению нашей главной цели и не дать угнездиться в Германии проклятой протестантской ереси.
Не в меру разошедшийся иезуит внезапно умолк и вопросительно уставился колючим взглядом в расширенные от страха глаза Пикколомини.
— Ваша экселенция, — смущённо потупив взор, пролепетал тот, — что касается герцогини, то, согласно нашему уставу: «Цель оправдывает средства», только благодаря моей временной греховной связи с ней Орден знает о каждом шаге герцога и даже о его самых сокровенных мыслях. Что касается проклятой колдуньи, то она пыталась меня обольстить и, когда ей это не удалось, она, движимая гнусной похотью, с досады и злости напустила на меня порчу и затем ухитрилась напоить меня этой отравой, изготовленной её отцом — подлым алхимиком, выдав яд за лекарство. Эта ведьма самым жестоким и безжалостным способом использовала моё беспомощное состояние. — И с этими словами граф Пикколомини дрожащим пальцем указал на злополучный пузырёк со слабительным.
При последних словах графа иезуит впервые искренне усмехнулся.
— Я понимаю тебя, сын мой, но поймёт ли тебя генерал ордена, ведь его экселенции некогда и незачем вникать во все мерзкие подробности твоих грязных похождений, а знать он будет обязательно всё, как от наших добрых благочестивых братьев-инквизиторов из ордена Святого Доминика, так и от меня лично, ибо сказано: «Нет ничего тайного, что бы не стало явным». И его экселенция, генерал ордена, будет весьма удивлён, что один из потомков славного патрицианского рода Энеев Сильвиев погряз в гнусном разврате. Учитывая, что в этом мерзком, впавшем в протестантскую ересь городе из-за попустительства герцога фон Валленштейна не было ни одного аутодафе, необходимо срочно принять исключительные меры, чтобы, наконец, очистить герцогство Мекленбургское от скверны и прочей дьявольской мерзости. И начать необходимо именно со славного города Шверина. Я думаю, что для начала вполне сгодится эта юная, но уже очень опасная колдунья, нечеловеческая красота которой служит неопровержимым доказательством тесной связи с самим дьяволом. Ведь на связь телесной красоты с князем тьмы указывал ещё великий Торквемада[177]. Слишком мало ещё очистительных костров пылают в этом, погрязшем в протестантской ереси герцогстве, как, впрочем, в других германских княжествах, за исключением разве что Кёльнского диоцеза, где усилиями епископа Фердинанда Баварского[178] протестантская ересь успешно искореняется и на сегодняшний день сожжено уже более двух тысяч ведьм и колдуний, и, разумеется, в Испании и Португалии, где инквизиция никогда не бездействовала. Итак, возобновление борьбы против ереси и безбожия в этой стране начнём с публичного сожжения этой колдуньи. Она представляет огромную опасность для рода людского, а также для Святого Апостольского Престола, — закончил иезуит, довольно потирая руки.
У Пикколомини мурашки побежали по спине от этих слов. Он весь затрясся, словно в лихорадке, не в состоянии всерьёз поверить услышанному.
— Ваша экселенция, но это невозможно, я ведь её люблю! Кроме того, весьма сомнительно, чтобы эта несчастная простушка действительно была настоящей колдуньей, я уверен, что она просто заблудшая овца, нуждающаяся в хорошем пастыре. Думаю, я смогу её наставить на путь истинный, на путь Божьей благодати и благочестия, — промямлил Пикколомини блеющим голосом.