— Вы хотите сказать, ваша экселенция, что наши солдаты — негодяи и алчные мерзавцы? — вскинулся Батлер.

— Не только ваши солдаты, дети мои, — успокоил его Нитард и добавил с улыбкой: — Можете не сомневаться, в настоящее время честь солдата измеряется количеством золота. Вы скоро в этом легко убедитесь.

— Этого золота с лихвой хватит, .чтобы выплатить жалованье моим солдатам на два месяца вперёд, — растерянно пробормотал оберёт, у которого при виде такого количества золота, задрожали руки, и он тотчас забыл о вчерашнем карточном проигрыше.

— Да, этого больше, чем достаточно, — согласился Деверокс, хладнокровно сгребая золото со стола в свою вместительную походную сумку.

— Итак, сегодня, как только пробьёт полночь, приступайте, во славу Божию. В это время герцог будет пировать в замке Эгер в кругу своих ближайших соратников. Последних тоже следует устранить. Как видите, дети мои, промысел Божий благоприятствует нам. Так что действуйте смело и решительно, без оглядки, без страха и всяких угрызений совести, ибо, как я уже сказал вам: это дело чести, — поднялся со своего места Нитард. — Кстати, я лично буду руководить акцией. Ad malorem Dei gloriam! Благословляю вас на этот подвиг во славу нашей Церкви!

— Amen! — взволнованно ответил оберёт Батлер, принимая благословение патера Нитарда и повторно прикладываясь к перстню на его руке.

Примеру Батлера поспешил последовать и гауптман Деверокс, предварительно снова тщательно вытерев рукавом потрёпанного мундира лоснящийся от гусиного жира рот.

В этот момент в дверь громко постучали. Деверокс и Батлер вздрогнули и схватились за пистолеты. Однако это был всего лишь хозяин постоялого двора, которого проводил в комнату дежуривший снаружи граф фон Лауэнбург. Владелец заведения, униженно кланяясь, направился прямо к Нитарду и с раболепной улыбкой на остром лисьем лице, передал ему небольшой конверт из жёлтой плотной бумаги.

— Велели вам передать, ваша милость, — произнёс хозяин постоялого двора на ломаном немецком языке.

— Именно мне? — удивился Нитард.

— Именно вам, ваша милость, — подтвердил владелец заведения. — И я рад услужить такому человеку, который так щедро платит за услуги, в отличие от некоторых.

Батлер при этих словах нахмурился, а его собутыльник снова схватился за пистолет, но Нитард опять бросил талер хозяину постоялого двора и отпустил его. Затем, подумав мгновенье, позвал последнего и велел оберсту:

— Заплати!

Видавший виды старый рубака с нескрываемой досадой на покрытом веснушками, суровом, красноватом лице неохотно полез за сильно отощавшим после неудачной карточной игры кошельком и со злостью швырнул хозяину постоялого двора талер, что было более чем достаточно.

Однако Нитард был другого мнения.

— Этого мало! — процедил он сквозь зубы. — Ещё один!

Жадному ирландцу пришлось снова раскошеливаться, но на этот раз под пристальным взглядом стальных глаз иезуита и злорадную ухмылку гауптмана Деверокса, он чудовищным усилием воли изобразил на лице полнейшее равнодушие, что и спасло его от очередного облегчения кошелька.

— Теперь убирайся! — приказал несказанно обрадованному хозяину постоялого двора Нитард, взламывая печать из голубого воска с изображением треугольника с глазом внутри.

На небольшом сероватом листе бумаги ничем не примечательным почерком было на плохом немецком языке написано всего несколько строк, но эти скупые строки и далёкий от изящества стиль поразили Нитарда, словно громом, и он внимательно перечитал письмо ещё раз:

«Ваша экселенция. Разрешите довести до Вашего сведения, что Ваш любимый друг, а именно нынешний обладатель звезды Люцифера, некий мессир Планта уже находится на пути в Эгер и уже сегодня вечером будет на постоялом дворе у Северной заставы. Так что спешите оказать ему достойный приём, ибо сказано: «Любите врагов своих, как самих себя!»

Истинный друг Церкви.

Р. S. В преддверии встречи с Вашим обожаемым другом, Вам неоценимую помощь окажет слуга мессира, Мишель, оставшийся в лоне Церкви. Горящий светильник на окне в комнате, где остановится мессир Планта, верно укажет Вам, что Вы, наконец, можете прижать обожаемого друга к своей груди».

Нитард крепко задумался: «Не ловушка ли это, хитроумно задуманная самим Люцифером?»

Но соблазн — рассчитаться, наконец, с проклятым обладателем звезды Вотана — был слишком велик. Но, главное, нельзя было этого негодяя и нечестивца допускать в ставку герцога — в том, что мессир Планта спешил на встречу с самим Валленштейном, Нитард не сомневался — в противном случае, всё тщательно продуманное и оплаченное огромными деньгами богоугодное дело полностью провалится. Оставался лишь один выход: встретить, как полагается, мессира Планта, благо от постоялого двора у Северной заставы до ставки герцога — порядочное расстояние.

«В любом случае моим людям придётся взять это исчадие ада под свою опеку», — твёрдо решил Нитард и вслух произнёс: — Итак, дети мои, ночью, когда пробьёт ровно двенадцать, я проникну в ставку герцога и буду лично руководить акцией, а пока мне необходимо решить кое-какие неотложные дела, — подумав, добавил: — Ключ от этой комнаты оставьте мне. Вам же следует немедленно отправляться в казармы, раздать деньги солдатам и всё подготовить к выступлению. Приказ о начале акции вам доставит лично гауптман Гордон, который обеспечит беспрепятственное продвижение ваших солдат по городу в замок Эгер, где вас будут ожидать гауптман Лесли и лейтенант Пикколомини со своими людьми!

Офицеры не стали больше мешкать: приказ старшего в иерархии ордена выполнялся без лишних рассуждений, точно и в срок. Не притронувшись больше к обильному завтраку, они ещё раз раболепно приложились к перстню, подхватили свои походные сумки с золотом и поспешили удалиться.

Нитард, оставшись один, потёр руки от возбуждения: «Маховик запущен! Теперь остаётся только не проворонить этого нечестивца — маркграфа фон Нордланда!» — думал он, спускаясь в сопровождении Лауэнбурга в общий зал, где в это раннее время было мало посетителей и постояльцев. Четверо его послушников, переодетые солдатами, сидели за отдельным столом, поставив мушкеты рядом в угол и с азартом играли в кости. Нитард шепнул несколько слов одному из них. Тот, склонив голову в знак согласий, быстро вышел наружу. Спустя час он пришёл в сопровождении ещё одного послушника, вооружённого до зубов. Оставив с ними графа Лауэнбурга и отдав им необходимые распоряжения, Нитард вернулся в комнату, которую до этого занимали Батлер и Деверокс. Послушники же, прикидываясь заправскими ландскнехтами, продолжали азартную игру, внимательно наблюдая за входной дверью, за окнами, за лестницей, ведущей на второй этаж, в комнаты постояльцев, за дверью на кухню и за каждым посетителем в отдельности. То и дело, кто-то из них один выходил наружу, якобы по нужде, затем его сменяли другие. Всё это происходило так естественно, что не вызывало никаких подозрений у посетителей, которых стало заметно прибавляться. Так продолжалось до самых сумерек. Наконец по мостовой прогрохотала карета, запряжённая четвёркой великолепных мекленбургских коней. Дежуривший снаружи послушник тотчас зашёл внутрь и хлопнул себя кожаной перчаткой по голенищу высокого ботфорта — условный знак, что ожидаемый человек прибыл. Тут же один из мнимых солдат — граф Лауэнбург — встал из-за стола и, пьяно покачиваясь, поднялся на второй этаж в комнату к Нитарду. Тот, внимательно выслушав графа, хлопнул крышкой своих простых серебряных часов, которые показали восемь пятнадцать.

— Успеем, — с удовлетворением заметил Нитард.

Хозяин постоялого двора лично встретил маркграфа прямо на улице, без конца раболепно кланяясь и освещая путь знатному неожиданному гостю специально прихваченным фонарём. В то время, как работник распрягал уставших лошадей и отводил их на конюшню, хозяин с хозяйкой помогли маркграфу и его кучеру — совсем ещё юному смазливому парнишке — выгрузить все пожитки из кареты и проводили гостей в заранее подготовленную, согласно своевременному предупреждению неизвестного доброжелателя отцов-иезуитов, комнату.