Лошадь как будто поуспокоилась, однако вскоре придвинулась к нему вплотную.

Вначале Вик не обратил на это внимания, а когда обратил — было уже поздно.

Лошадь плотно прижала его к стенке денника. Только тут Вик в полной мере осознал размеры и силу этого животного. Он едва мог вздохнуть. Мучительно заныло раненое плечо.

— А ну прими! — рявкнул Вик, кое-как набрав полную грудь воздуха. Одновременно он попытался набраться сил и оттолкнуть лошадь. Со второй попытки ему удалось это сделать. Наскоро закончив уборку, Вик выбрался из денника — весь мокрый от пота, словно целый день провозился с ремонтом грузовика, мысленно проклиная и себя, и Сея, и лошадей, и всю Ферму заодно.

— Денник не забудь закрыть, — сказал Сей. Когда Вик закрыл денник, Сей коротко спросил:

— Понял?

— Понял.

— Тогда отдай ей лопату, — распорядился Сей, указывая на Вету.

Взяв в руки лопату, девушка направилась к следующему деннику. Здесь помещалась та самая неугомонная лошадь. Она немедленно развернулась задом к дверце и воинственно принялась колотить копытом об пол. Вета в нерешительности замерла на месте, а затем обернулась к Сею:

— Они ведь любят траву, да?

— Только давай! — усмехнулся Сей.

Вета, положив лопату, выскользнула наружу. Вернулась она с пучком травы в руке.

Осторожно приоткрыв дверцу денника, девушка подняла лопату и помахала травой.

Лошадь развернулась, оживленно фыркая. Предоставив ей заниматься травой, девушка ловко проскользнула внутрь денника и спокойно принялась за работу. Сей одобрительно хмыкнул. Вик не мог не признать, что девчонка утерла ему нос.

Наблюдая за Ветой, он обратил внимание, что ее красота и красота лошади каким-то удивительным образом дополняют друг друга. «Красота лошади» — еще недавно Вику и в голову бы не пришло сказать такое. Слово «красота» применялось обитателями Централи исключительно по отношению к людям. Механизмы, постройки, животные могли быть полезны, удобны, целесообразны — но назвать их красивыми вряд ли кому пришло бы в голову… За исключением работников службы пищи. Прежде Вик втайне посмеивался над Бором и его службой, которые могли носиться с какой-нибудь заболевшей коровой, как с малым ребенком — но теперь он понимал их, глядя на стройную фигурку Веты рядом с грациозной фигурой переступающей с ноги на ногу лошади…

— Ладно, — услышал Вик голос Сея. — В остальных я сам приберусь. Заканчивай, — это относилось к Вете. Девушка выскользнула из денника, закрыла его и шутливо поклонилась лошади на прощанье. Вик почти не удивился бы, если б лошадь кивнула в ответ.

— Теперь займемся делом, — сказал Сей. — С повозками потом разберемся, сначала надо вам верхом посидеть. — Из какого-то закутка Сей извлек сбрую, а затем и седло. Сбруя практически вся была изготовлена из кожи, и абсолютно вся — руками Сея. Это был огромный труд, и Бор не раз хвастался успехами Сея на Совете.

Надев на одну из лошадей — самую спокойную, как понял Вик — узду и седло, Сей вывел ее на небольшую, поросшую редкой травой площадку между денниками и оградой Фермы. Здесь он вопросительно глянул на Вика:

— С плечом у тебя что?

— Ночью серые поцарапали, — сказал Вик. — Пустяки.

— Все-таки давай отложим с тобой. Пусть сейчас твоя ученица покатается.

Согласен?

Вик кивнул. Несмотря на его слова, с плечом творилось что-то неладное. Боль постепенно распространялась по телу. В голове поплыл горячий туман, все происходящее резко отодвинулось на большое расстояние и потеряло четкость очертаний. Вик опустился на траву, привалившись спиной к стене денника. Как во сне он видел перед собой маленькую фигурку девушки верхом на лошади. Вета вовсе не выглядела испуганной или растерянной. Напротив — ее лицо светилось улыбкой.

Она глянула на Вика — и Вик попытался улыбнуться ей в ответ. Вета тронула поводья и двинула лошадь шагом по кругу. Сей что-то говорил ей…

«У меня бы так не получилось», — подумал Вик вяло. — «Я слишком привык к своей службе… к грузовикам… к железкам… А она — еще нет. И хорошо. Им легче будет пережить тот день, когда развалится — или будет уничтожен серыми — последний грузовик. Они этого попросту не заметят. У них будут лошади, повозки… что-нибудь еще, что они выдумают сами, а не скопируют у нас, как мы скопировали у прошлых… но наше поколение вынуждено было копировать, что поделать, так получилось… А они, может быть, выдумают такие штуки, к которым мы даже и привыкнуть не сможем, и окажемся ненужными… не… нужными…» Вик не заметил, как сознание покинуло его.

…Он стоял на плоту, а плот несся по Реке, подхваченный течением, и оба берега Реки неслись мимо него и грозили смертью, и все это происходило в абсолютной тишине — в мертвой тишине, даже плеска волн не было слышно… и в такой же тишине он внезапно очутился в кабине грузовика, машина кренилась на бок, разваливалась, расплескивала горючее, загоралась — а он не мог выбраться из кабины, не мог даже закричать, немота душила его… и пламя беззвучно взметнулось вокруг, но это горел не грузовик, это горел Город, и он шел между охваченными пламенем жилыми блоками Города — победитель? побежденный? — а вокруг по-прежнему царила мертвая тишина, и мысль его лихорадочно билась в тисках этой странной и страшной тишины. Смутно он чувствовал, что окружающий его беззвучный мир нереален, но что же это за мир? Где он находился — в прошлом? В будущем?

В будущем?

А потом появились еще и еще миры. Миры неслись сквозь него — или он сквозь них? — миры опасные, грозящие смертью, гибнущие, распадающиеся на куски, пылающие миры, миры, в которых не было ничего, кроме огня, один только огонь…

— Огонь…

Вик услышал голос, прорвавшийся сквозь немоту окружающих его миров. Слабый, еле слышный — его собственный голос. Вик приоткрыл глаза. Веки казались необыкновенно тяжелыми. Тела своего он при этом совсем не чувствовал. Как странно — тяжесть век, и невесомость всего остального тела! Сознание на какое-то время прояснилось. Вик увидел озабоченное лицо Лега, понял, что болен, опасно болен — и тут сознание опять покинуло его, словно приложенное мысленное усилие оказалось непомерно трудным. Шквал бредовых немых видений вновь захлестнул измученный мозг.

Когда выздоровление выхватило Вика из его горячечных странствий, он не сразу сообразил, где находится. Он лежал в небольшой комнате на аккуратно застеленном полотном и шкурами топчане. Это была не его комната. Он не сразу воспринял окружающее как реальность — ему даже показалось, что странствия в страшных призрачных мирах продолжаются.

Но постепенно он понял, что этот мир реален. Это и есть единственный реально существующий мир. Комната, где он находится — одна из комнат службы здоровья.

Вик чувствовал себя обессиленным и совершенно беспомощным. Он чувствовал голод и жажду. Вернулась боль — он отчетливо ощущал тупую боль в левом плече, стиснутом полотняными бинтами.

В комнате было светло. Вик лежал, уставившись в серый бетонный потолок, постепенно приходя в себя. Он вспомнил свою рану, казавшуюся пустяковой. Он вспомнил мрачный голос Коста, счастливую улыбку Веты, озабоченное лицо Лега…

Сколько дней он был без сознания? Ощущение времени исчезло совершенно. С трудом он припомнил свои бредовые переживания. Теперь-то он понимал, что все они — лишь болезненный бред… и все-таки…

Где он побывал?

В прошлом? В будущем?

Незаметно для себя Вик задремал. Он спал крепко, без сновидений и, проснувшись, почувствовал себя совершенно здоровым. Как только в комнате появился Лег, Вик тут же сообщил ему об этом — Выздоровел? — скептически переспросил Лег. — Что ж, посмотрим, посмотрим…

Он, как мог осторожно, снял повязку, компресс из трав и осмотрел рану. Вик скосил глаза. Плечо выглядело отвратительно, однако Лег, похоже, осмотром остался доволен.

— Благодари Небо, — сказал он, меняя Вику повязку. — Похоже, выкарабкался.

— А что со мной было?