— Обычная история — что-то попало в рану, мы это в службе называем «инфекция».

Пуля была чистая, из акэма, так что скорее всего ты просто неудачно повалялся на песке. В следующий раз выбирай для перестрелок место почище.

— Может, ты мне покажешь, где у нас в Централи такое место? — усмехнулся Вик. — Между прочим, я бы очень хотел поговорить со своей службой.

— Они сейчас все в распоряжении Пета, — сказал Лег. — Генератор барахлит, чинят общими силами. Видишь — энергия вторую ночь выключена.

— Мне в эти ночи и без энергии было неплохо.

— Ах, да, верно. В общем, пришлю, как только освободятся. Сейчас тебе пищи принесут.

Вик запротестовал — взрослому обитателю Централи была физически неприятна мысль, что за ним кто-то будет ухаживать, как за маленьким ребенком. Но Лег, не вступая в спор, просто вышел из комнаты. Примерно через ход появилась Юл, рослая, постоянно улыбающаяся девушка, глаза которой косили настолько, что взгляд ее можно было ощутить на себе даже тогда, когда она смотрела в сторону. Она принесла плетеную корзину с пищей, глиняный сосуд с молоком. Вик с отвращением дал накормить себя. Ничего другого не оставалось — он чувствовал одновременно чудовищный голод и чудовищную слабость во всем теле.

Потом, когда Юл ушла, оставалось только лежать неподвижно и ждать.

В этот день никто из его службы так и не появился. Стемнело, но энергию не включили. Вик лежал в полусне-полуяви, думал обо всем и ни о чем одновременно.

На следующий день утром заглянул Лег и обнадежил Вика: ремонт генератора почти закончен. Примерно через ход после полудня Юл снова накормила его, а через ход-другой после вседня включили энергию. И тут появились работники службы транспорта — все до единого, кроме тех, разумеется, что блуждали где-то с конвоем.

Вик был рад видеть их. Он успел уже соскучиться по ним, но постарался скрыть это, напустив на себя суровый вид. Серьезным тоном он осведомился у Веты, каковы ее успехи в верховой езде, и, услышав в ответ скромное «неплохие», распорядился, чтобы с завтрашнего дня верховой ездой под руководством Сея занялась вся служба.

Юр тут же принялся возмущаться и ворчать, поинтересовавшись, не хочет ли кто, чтобы заодно с лошадью он оседлал одну из труб Станции. Слав осклабился и спросил, как Вик представляет себе ту лошадь, что ему, Славу, придется впору?

Вик напомнил, что кроме лошадей есть еще и повозки, одна из которых наверняка придется ему впору. Ник заметил, что для Слава можно изготовить специальную повозку на четырех осях и восьми колесах («и запрячь в нее двенадцать лошадей!» — подхватил Юр). Слав напомнил, что завтра он увидит их всех верхом, и тогда настанет его черед смеяться. После этого поднялся такой гвалт, что Вик вспомнил о своем серьезном тоне и этим самым тоном посоветовал всем убираться отсюда до завтрашнего вечера. Они убрались, но Слав еще успел подмигнуть ему в дверях, а Вета — улыбнуться. И Вик понял, что его игра в строгого ответственного службы никого не обманула.

«Я никогда не буду таким, как Кост или Ант, — подумал он. — Наверное, потому, что их служба — это Совет и сотня с лишним ходовиков, а моя служба — только десяток людей и три грузовика»… Однако тут Вик вспомнил, как запнулся Ант на его службе, разговаривая с Ве-той. Странно. Еще более странно то, что Ант посылал его, Вика, с конвоем. Завтрашние проблемы… «Возможно, мне не стоит так снисходительно относиться к своей службе, — подумал Вик. — Возможно, нам предстоят большие перемены»…

Потом он подумал о Лен. Хорошо бы увидать ее. Хорошо бы, она пришла сейчас.

Но этим вечером Лен не пришла.

Она пришла в следующий вечер. Было поздно — он уже выключил энергию — когда Лен молча скользнула в комнату и присела на топчан.

Они обменивались ровными, ничего не значащими фразами — о его здоровье, о службах, о конвое, который должен был вернуться уже скоро — но Вик почти не вникал в смысл сказанного и услышанного. Он лежал лицом к окну, Лен сидела у него в ногах, и он видел только ее темный силуэт на фоне огромного оранжевого заката — последние лучи заходящего солнца резко обрисовывали очертания громоздящихся в небе облаков, а такое близкое лицо Лен и вся ее фигура прятались в тени. Вик смотрел на девушку, но не видел ее. Если бы она подвинулась еще ближе… Но Лен не шевелилась. Она просто сидела у него в ногах и говорила с ним. Вик вспомнил то утро, когда Лен пришла к нему в гаражи, и он увидел рядом с собой в окошке проржавевшей кабины ее светлое девичье лицо… А сейчас он видел лишь бескрайний оранжевый закат, разорванный посередине черным женским силуэтом.

Вик подумал, что эти две встречи отличаются друг от друга так же, как утро и вечер. Но Лен по-прежнему волновала его.

Если бы она подвинулась чуть ближе…

Лен не подвинулась. Вскоре разговор иссяк, она попрощалась, ушла — и он остался один в сгустившейся тьме.

Вик не знал, сколько прошло времени. Вероятно, он задремал. Сквозь дремоту он услышал громкий человеческий стон и подумал было, что вернулась болезнь, вернулись бредовые сны — но стон повторился, и Вик проснулся окончательно.

Теперь он различал, что стонет женщина, где-то рядом. Вик приподнялся на топчане. Стоны доносились из-за стены справа. Не без труда Вик поднялся на ноги, накинул свою полотняную рубаху (превратившуюся в лохмотья, потому, что весь левый рукав был изодран и выпачкан засохшей кровью). Вик приоткрыл дверь в коридор. Служба здоровья использовала часть второго этажа главного жилого блока, поэтому расположение комнат было привычным: бесчисленные двери, выходящие в длинный прямой коридор.

Выйдя из комнаты, Вик едва не столкнулся с Юл, в руках которой он разглядел целый ворох полотняных бинтов.

— Что случилось? — спросил Вик.

— Опора… опора линии энергии… — скороговоркой выпалила Юл, — они работали в южных руинах…

— Кто? — коротко спросил Вик.

— Ра, — ответила Юл. — Опора линии энергии, прямо на нее… — Юл спохватилась, пробормотала что-то, отступая назад, повернулась и исчезла за дверью, из-за которой доносились стоны.

Вик чувствовал себя так, словно опора рухнула в нескольких шагах от него.

Ра!

Его приемная мать!

Он даже не узнал ее голос, настолько голос был искажен болью. Небо, помоги ей!

Небо… Вик сделал шаг вперед и застыл на месте. Там сейчас Лег. Он сделает все возможное… если еще хоть что-то можно сделать.

Вик заставил себя вернуться в свою комнату. Принялся ходить из угла в угол.

Стоны за стеной не прекращались.

Ра любила его меньше, чем родного сына — Гея, но, разумеется, всеми силами старалась не показывать этого. Она бывала с ним даже более ласкова, чем с Геем.

Он помнил ее добрые глаза и мягкий, грудной голос. Голос, который… нет, не надо думать об этом. Достигнув возраста Школы, Вик покинул комнаты Ра, потому что, несмотря на ее доброту и ласки, он все-таки чувствовал, что Гей для нее значит гораздо больше. В глубине души Вик понимал, что так и не простил ей этого. За последние 16 лет он навещал ее всего несколько раз, а если они встречались случайно — всегда кланялся подчеркнуто вежливо и почтительно. Как он ненавидел себя за это сейчас! Такую же ненависть к себе он испытывал, когда погибла его жена… Вик сам застонал от усилий не думать, не думать об этом!

Ра вместе с Геем работала в службе зданий. Порой эта служба была не менее опасна, чем служба оружия. Дрей со своими помощниками постоянно пытался что-то починить, подпереть, подремонтировать — то, что можно — и убрать то, что починить уже нельзя. Но многочисленные постройки прошлых, которыми была буквально забита территория Централи, то и дело трескались, оседали, разваливались, рушились… Линии энергии были особенно коварными. Их металлические опоры казались очень надежными с виду — но только с виду. Две-три проржавевшие балки, две-три выпавшие заклепки — и опора рушилась, сметая все на своем пути.

А ведь вблизи от границ Города службе зданий приходилось работать в темноте, чтобы не привлекать внимания городских постов. Это было особенно рискованно.