Теперь оставалось только убедить шефа и добыть ошеломленному завхозу, неожиданно обзаведшемуся потомством, документальное подтверждение.

— И что это означает? — поинтересовался Рой у столбом застывшего Николая.

Подошел к шкафу, подобрал грамоту и водрузил на место.

— Я, кажись, сына нашел, — от нервной встряски у спокойного до мрачности завхоза чуть ли не волосы на затылке дыбом стояли. Глаза бешено блестели, а недавно замутненный алкоголем взгляд прояснился до тревожной остроты.

— Серьезно? — обрадовался Рой, внутренне всерьез распереживавшись за его здоровье. А ну как действительно местный дед Кондратий в гости зайдет? — Так это надо отметить! Эй, физкультурник, — позвал он, переключая внимание Николая на другую проблему.

Не громко, чтобы действительно не разбудить ненароком, но достаточно отчетливо.

— Тише ты, — зашипел Николай, ухватив Роя за плечо и поволокши к выходу. — Я точно не знаю, это еще как–то проверить нужно!

Острая опасность миновала, но открывающиеся в его сознании перспективы, явно не умещались в подогретом алкоголем мозгу и создавали безумную круговерть сигналов, подталкивающих срочно куда–нибудь бежать и что–нибудь делать.

Точкой приложения, естественно, оказался Рой.

— Сын. Представляешь, сын! — ошеломленно твердил Николай, тряся за грудки выдворенного из квартиры фальшивого инспектора, вбитого в стенку между третьим и четвертым этажом.

— Так давай проверим, — предложил Рой, пока завхозу не пришло в голову что–нибудь более серьезное, способное привлечь внимание Марь Филипповны. — У меня связи в районном центре, съездим завтра в ЗАГС и сделаем запрос.

— И что? — не понял тот. Но руки от лацканов убрал, да и заговорил потише.

Хорошо еще, Ерик додумался спрятаться в рукаве, а не на плече, как обычно, и не в кармане. От бешеной тряски давно бы уже куда–нибудь вылетел. И так сидел, вырастив столько вспомогательных средств, что не на каждом уважающем себя репейнике встретишь.

— Ну так посмотрим, на кого твоя Лана записала сына, — украдкой почесав исколотую руку, пояснил Рой. — У тебя вот, например, какая фамилия? — уточнил он, решив, заодно проблему с лишними запросами в Небесную канцелярию.

— Офицеров, — недоуменно ответил Николай, все еще, похоже, не до конца уяснив, о чем ему толкуют.

— Ну и отлично! — возрадовался Рой. — Фамилия редкая, если на бланке она, значит, точно твой сын. Завтра же съезжу, и все узнаю.

— Завтра? — в вопросе Николая прозвучало отчаяние.

— Завтра, — твердо осадил его Рой. — Сегодня не получится, поздно уже, — пояснил он. — Пошли, выпьем за твоего сына, — воспользовался он поводом предложить самое верное из известных ему успокоительных.

— Пошли, — выдохнул Николай. — Знаешь, — принялся делиться он по дороге, — а Митька мне всегда нравился — такой парень складный. Ведь действительно, и спортсмен, и красавец, и с детьми отлично ладит. Ребятня наша его, ну только что на руках не носит. А ты видел, глаза у него какие! Мои, вроде, тоже серые.

— А не карие? — усомнился Рой, пропустив Николая в квартиру. — Но разрез — точно твой, — согласился он. — Я ведь, когда вместе вас увидел, сразу подумал, что вы родственники, еще удивился, что слишком вежливо общаетесь. Только потом понял, что ошибся.

— Дык, выходит, и не ошибся совсем! — рассмеялся Николай. — Оно же, свежим–то взглядом, всегда виднее! Наливай, чего стоишь? Сын, слышь, инспектор, сын у меня!

В какой момент они с Николаем расстались, Рой точно не запомнил. Просто Ерик перестал, наконец, подкидывать идеи для тостов и неожиданно посоветовал перебраться из кресла на кровать.

Совет показался Рою актуальным, поэтому он поднялся. Но тут же серьезно пожалел о том, что без предварительной подготовки решился на резкое телодвижение, от которого пол и потолок попытались поменяться местами. В принципе, если бы так оно все и продолжилось, Рой точно не стал бы возражать. Но на полпути потолок передумал, и неожиданно ускорившись, ринулся обратно.

Зрелище привело в движение желудок, решивший срочно адаптироваться к переменам, и Рою потребовалось серьезное усилие, чтобы удержать на месте не только его, но и остальные внутренности, очень плохо отреагировавшие на общую панику.

Полноценную картину довершила жуткая сухость во рту и ватное онемение в конечностях. Хорошо еще, главное орудие вечного — головной мозг со всем содержимым — не пострадало.

Печень? Ну, в его случае с печенью и так всё понятно.

— Уверен? — скептически спросил Ерик, уловив последнюю мысль. — Есть многое на свете, друг Горацио…

— Отставить, — с усилием скомандовал Рой.

Когда сомневаешься, как обстоят дела на самом деле — ориентируйся на выхлоп. Выхлоп в виде Ериковских умствований отчетливо показывал, что с предпоследним выводом — по поводу собственной вменяемости — он несколько поторопился. Если, конечно, и сейчас не ошибался с выкладками, и средневосточный завхозовский самогон не обладает каким–нибудь уникальным свойством вроде широкоформатного единения душ для более полного взаимопонимания.

Завидуя Николаю черной завистью: еще бы у него наверняка давно железный иммунитет к собственному зелью выработался, Рой кое–как перевел себя в вертикальное положение, и злобно щурясь одним глазом, побрел на кухню. Стоило приоткрыть второй, как не только пол с потолком, но и стены принимались выделывать фортели, достойные полотен Сальвадора Дали.

Монокулярное зрение, как выяснилось, имело не только плюсы, но и минусы: ни чашки, ни вообще какой–либо подходящей емкости в поле этого самого зрения, как Рой ни старался, не попадало. Добрый Ерик, хихикнув, посоветовал найти бумажку и свернуть из нее фунтик. Был послан к Хронычу, после чего продекламировал отрывок из Овидия на тему черной неблагодарности и сделал вид, что задремывает.

Рой плюнул и на Овидия, и на собственные попытки сохранить человеческий облик, ощупью нашел кран, включил холодную воду и долго и мучительно пытался понять, как оттуда пить, если фонтан бьет строго вертикально вниз.

— Шланг резиновый. Марь Филипповна лично притащила, думает, что так удобнее, — подсказал Ерик, и опять притворно засопел.

Во рту ощущались сразу и Сахара, и Калахари, поэтому от смутных воспоминаний о том, что завхоз, вроде как, предупреждал Димитрия, что самогон запивать нельзя, Рой размашисто отмахнулся. Ненароком, правда, заодно снес странную плетеную полочку для мыла, прилепленную к стенке над раковиной.

Зато выяснил, что кран на конце действительно гнется.

Обрадованно направив струю вверх, Рой мастерски увернулся от потока воды, норовившего окатить с ног до головы. И, дорвавшись наконец до живительной влаги, принялся воодушевленно хлебать, то и дело плеща себе в лицо и на шею.

Короче, местное самопальное спиртное оказалось вполне удобоваримым. По крайне мере, именно так ему думалось, когда он обрел обратно к кровати, глядя в темноту уже двумя глазами, оживленно шлепая по лужам и одергивая норовящую прилипнуть к телу рубашку вместе с пиджаком.

А пугали–то на инструктаже, пугали!

Под утро ему приснился кошмар. В коридоре, в стенном шкафу, надежно забаррикадированном тумбочкой, обнаружился телефон. Который звонил и звонил, пока Рой не оказался каким–то образом в нужном месте и не разобрал чертову баррикаду, проклиная про себя сразу все: собачью работу, хреновую выпивку и всю жизнь в принципе. Потому что в любом сне, даже в самом дурном, все–таки должна присутствовать хоть какая–то логика. А кому может понадобиться ставить телефон туда, откуда его попросту невозможно выковырять? Да еще наделять таким звонком, которому самое место в городе Иерихоне на центральной площади.

Рой устал так, что даже в жутком сновидении больше всего хотелось лечь и уснуть. Но кошмар на этом не закончился. Стоило взять трубку, как оттуда послышался голос шефа: