Рой молча проглотил пилюлю. А затем собрался с силами и подумал о том, что есть еще и трибунал, и места, гораздо менее приятные, чем здешняя двинутая на всю голову, но очень душевная средневосточная местность.

В ответ донеслось неуверенное сомнение. Ну да, Ерику же везде хорошо, лишь бы вместе.

Мысленно погладив напарника, Рой вернулся в рабочий модус и принялся более детально оценивать внутреннюю обстановку. Не такую и беспорядочную, между прочим, в отличие от балкона, а вполне достойную для молодого спортсмена–общественника, живущего, кстати, вольной холостяцкой жизнью. Не казарменные, конечно, блеск и чистота, но все на местах, и даже ничего ниоткуда не вываливается.

Полутороспальная кровать, как и в ведомственной тридцать третьей, большой стол, диван, бельевой шкаф, книжный шкаф — на полках больше призов, чем книг — и стулья. Все. Ничего лишнего — ни плакатов, ни картин, ни фотографий на стенах. Из роскоши — коврик на полу у кровати: типовой, слегка потёртый.

Пройдя поближе к шкафу, Рой воткнулся взглядом в призы с грамотами. Большинство из них свидетельствовали о почетном участии в соревнованиях. Очевидно, все остальное, с наградами за призовые места, Марь Филипповна отбуксировала в школу, на место работы.

Зато фотографии, наконец, нашлись — качественно замаскированные другими разноцветными бумажками. Рой спустился глазами на полку ниже и обнаружил целых две ценных улики. На одной, застекленной, вставленной в красивую рамочку с затейливым узором, очень юный и очень смешной физрук хмуро смотрел в фокус из объятий веселой женщины средних лет. Физрук щеголял мослами и оттопыренными ушами, а женщина — по–старомодному крупная, с кудряшками от бигуди — обнимала его за пояс, чуть склонившись к плечу. И улыбалась. Улыбалась так, как улыбаются очень родные люди на ничуть не беспокоящие их выкрутасы подрастающего поколения.

Второй снимок делался явно в студии, профессиональным фотографом и хорошей для того времени аппаратурой. Женщина выглядела старше, зато казалась более ухоженной и привлекательной. Весельем уже не лучилась, смотрела строго и самую чуточку мечтательно.

— Это мама, — негромко поведал из–за плеча Димитрий, видимо, закончивший полоскать свою физкультурную форму.

— Красивая, — выпрямившись, сказал Рой то, что принято говорить в таких случаях.

— Была, — Димитрий вздохнул.

— А отец? — помолчав и нарочито оглядев остальные полки, как бы невзначай поинтересовался Рой.

Ерик на балконе только что не гудел, как перегревшийся трансформатор, чувствуя то же, что и он — близкие корни обнаруженной в светлой душе грустинки.

— Подтолкни, — разрешил ему Рой.

Димитрий немного подумал и невесело усмехнулся:

— Отец сначала был военным летчиком–испытателем, разбившимся еще до моего рождения, — на Роя отчаянно повеяло чем–то смутно знакомым, ускользающим, но очень важным. — Потом, когда я задал такой же вопрос, в смысле, про фотографии, — продолжил Димитрий, — выяснилось, что на самом деле он служил в секретной разведке и погиб на задании.

— Понятно, — ничего не поняв, неопределенно посочувствовал Рой.

Димитрий смотрел так, словно рассказал давно всем известный несмешной анекдот, и Рой обмануть его ожидания никак не мог.

— Мать говорила ему неправду, — после бесконечной паузы подсказал Ерик.

Такой же озадаченный, как и сам Рой.

Понимание обрушилось на обоих одновременно — на Роя вместе с соответствующей хронопласту исторической справкой об особенностях семейного положения в данной местности, а на Ерика — из–за чуть более глубокого вмешательства.

— Я сюда на отработку напросился, чтобы отца найти, — подтвердил их догадку Димитрий.

И замолчал.

— Ерик! — подопнул Рой напарника. — Нашёл? — спросил он вслух.

— Нашёл, — невесело согласился Димитрий. — Лучше бы не находил, — явно под давлением, нехотя выдал он.

Но Рою и так уже было почти все ясно. Отец, найденный с таким трудом, оказался совсем не тем человеком, родством с которым мог бы гордиться юный и увлеченный отличник физкультуры со светлой душой.

— А это ваши спортивные достижения? — просто, чтобы что–то спросить, поинтересовался Рой.

— Небольшая часть, — улыбнулся Димитрий почти заговорщицки, ухватившись за возможность сменить тему. — Остальное я в школу унес.

— Под неусыпным присмотром Марь Филипповны, — подхватил Рой. — Я прав?

Димитрий рассмеялся:

— На самом деле не так уж мне и нужна еще одна грамота, в школе этого добра хватает, — немного смущенно поведал он. — Как думаете, высох уже дипломат ваш? А то время подходит, с Марь Филипповны станется наряд милиции вызвать, если вас к сроку на месте не будет.

— А что, одного участкового Мормышкина ей не хватит? — развеселился Рой, шагнув к балкону и мельком высчитывая, пора уже высохнуть Ерику или стоит еще немного влажным поприкидываться.

— Может и хватит, но я бы не рискнул проверять, — пошутил Димитрий.

— Тогда будем считать, что высох, — Рой подцепил послушно залоснившегося чистыми боками Ерика. Настроение слегка улучшилось: теперь, зная корни проблемы, можно и к ее решению приступать. Пока непонятно, конечно, как. Но для того, чтобы выиграть в лотерею, нужно хотя бы билет купить для начала. Начало они уже получили, и на том спасибо. — Моя благодарность за своевременную помощь, — весело поблагодарил он. Поднял руку с дипломатом и покрутил, демонстрируя со всех сторон: — Ну вот, как новенький. Пойдемте.

— Ну где же вы ходите?! Ой, а вы уже с гостями? — заторопилась Марь Филипповна, откатившись к кухне, чтобы освободить проход для Роя с Димитрием. — А я жду–жду, уже хотела участковому Мормышкину звонить, спрашивать, не видел ли он нашего инспектора. Я тут квартирку убрала, она же небольшая, квартирка–то, и чистая, только сверху прибраться. Скатерку постелила, на стол накрыла, тарелочки–вилочки разложила, стаканчики–рюмочки расставила… А? — взяв уверенный старт, с трудом притормозила она наметившийся разгон. — Что?

Рой, неудержимо разулыбавшийся при упоминании об участковом Мормышкине, переглянулся с Димитрием и расхохотался.

— А я ему то же самое говорил, — посмеиваясь, сообщил Димитрий. — Что если мы задержимся, вы наряд из города выпишете.

— А и выпишу, — не приняла шутки Марь Филипповна. — Выпишу, даже не сомневайся. Руки идите, мойте. И ноги вытереть не забудьте, вон, об тряпочку мокрую. Взяли моду в обуви по квартире шастать. Ну и что, что ведомственная, тут что, люди теперь, что ли, не живут? Очень даже живут, и очень даже спят ещё. Им что теперь, грязью, что ли, дышать, во сне–то?

Не прекращая улыбаться, Рой подождал, пока Димитрий, оказавшийся ближе к тряпке, вытрет ноги, и в свою очередь, послушно пошаркал подошвами по указанному месту.

— Теперь — руки, — грозно скомандовала Марь Филипповна, придирчиво пронаблюдав за исполнением предыдущего приказа.

Рой пропустил вперед Димитрия, а сам, улучив момент, предъявил Марь Филипповне дипломат, без слов намекая на дальнейшие действия.

Удивительная боевая женщина мигом оценила обстановку, закрыла дверь в ванную за физруком-Димитрием и привалилась к ней всеми обширными окрестностями, сходящимися к пятой точке.

«Действуй», — показала она глазами, — «враг не пройдет, даже если очень захочет».

Едва оказавшись в комнате, Ерик подхватился и мухой вылетел в открытую форточку. Рой проследил за ним взглядом и принялся в обратном порядке повторять наспех придуманный ритуальный обход углов. Помня, что до выхода на неудавшуюся — или, наоборот, удавшуюся; тут как посмотреть — прогулку, углы он навещал сначала по часовой стрелке, а затем против, Рой проделал то же самое с точностью до наоборот.

Примерно на середине вояжа от Ерика пришел рапорт о прибытии на место через все еще открытый балкон завхоза. Секундой позже прилетел всплеск невнятного удовольствия из–за отсутствия в кухне емкости с отравляющей жидкостью.