Зиночка отвернулась к зеркалу, чтобы выяснить, не слишком ли потерянный у нее вид: предстояла еще неведомая борьба и нечего обнадеживать противника легкой победой. Фу-ты! Лоб блестит, нос тоже, скулы выперли, взгляд, как у голодной кошки…

Ей мнилось, что она пудрится и подкрашивает губы для демонстрации хладнокровия и для придания себе некоего имиджа официальной служительницы правосудия. Она обозвала бы жутко нехорошим словом того, кто сказал бы, что она возжаждала понравиться шантажисту, понравиться сугубо по-женски.

Между тем было именно так. Включилась интуиция, и Зиночка начала играть привычную, понятную ему красотку: умеренно сообразительную, умеренно порядочную, но способную продаться, если прижмут, то есть нормальную шлюшку.

Воображая, что застегнула на все пуговицы свой милицейский мундир, она сказала:

– А вы очень рискуете. Если до вас доберутся…

Шантажист расплылся в улыбке:

– Раз рискую, значит, крепко застрахован… Так есть у нас база для разговора?

– Смотря о чем.

«Ну вот, давно бы так».

– По сути, речь о пустяке, – деловито заговорил он. – От вас требуется только одно: перед анализом хорошенько протереть весы, что взяли у несчастного Миркина. Вот и все. Вы меня поняли?

«Проба на кремний (следовательно, шлих). Пал Палыч угадал – золото-сырец, приисковая контрабанда…»

Кибрит спохватилась, что слегка передержала паузу.

– Да, поняла. Но что же мы стоим? Давайте сядем.

– Давно жду приглашения.

Они сели, Зиночка бессознательно приняла картинную позу.

– Признаться, вы меня так напугали, что ноги не держат…

Шантажист благосклонно отметил совершившуюся в ней перемену.

– Сколько волнений, а из-за чего? Из-за мелочи! Какая вам разница, что написать в экспертизе? И никто никогда не узнает.

– Но весы ведь могут направить другому эксперту.

– Уже известно, что направят вам. Бесполезно хитрить, Зинаида Яновна, бесполезно. Я понимаю – гордость и все такое… трудно сразу согласиться. Но выхода у вас нет. Или – или. А для верности Сережу мы пока заберем с собой. Вы заметили, он долго не возвращается? Наверно, разговорился с моим приятелем.

– Вы… уведете Сережу?! – какой испуганный взмах ресниц, какой трепет в голосе – искусное притворство, она уже ко всему была готова.

Шантажист улыбнулся нежной и безжалостной улыбкой:

– Конечно, уведем. Собачку отпустим, а мальчика возьмем.

– Но это невозможно! Погодите… давайте поговорим спокойно… Хотите курить?

Сигареты были из запасов сестрина мужа, чересчур крепкие для Зиночки, и, неглубоко затягиваясь, она с изумлением узрела свой изящно отогнутый мизинчик.

«Что это? Я кокетничаю?!.. С ним?!.. Ну да, так и нужно. Как раз так и нужно!»

Снова ожил телефон. На сей раз звонивший оказался упорнее, но Кибрит не гадала кто и не считала звонков. Она только как бы отмеривали этапы плана, который торопливо, суматошно выстраивался в ее мозгу. Конструкция получалась слабоватой и практически безвариантной. На изобретение запасных ходов не оставалось ни сил, ни времени, телефон умолк.

Зиночка умоляюще прижала руки к груди:

– Послушайте, вы неглупый человек, должны понять… Возвратятся Сережины родители, что я скажу?

– Ну… тетя взяла погостить, поехали с экскурсией в какой-нибудь Суздаль…

– Сестра недавно звонила. Сережа подходил, сказал, что собирается ужинать. Какая вдруг экскурсия на ночь глядя? Откуда тетя?

– Придумаете. Это уж ваша забота.

– Да ничего же путного не придумаешь! С какими глазами я буду молоть чушь?.. Нет, мне не выдержать. Кончится тем, что я разревусь и выложу правду. Разве это нужно мне или вам – чтобы еще кто-то знал?

Шантажист помолчал, взвешивая сказанное. С ее стороны это мог быть ход в игре, а могла быть и полная искренность. Он загасил в пепельнице окурок, сунул его в спичечный коробок, коробок положил в карман.

Кибрит следила за его пальцами в перчатках и физически ощущала колебания противника. Вот просто так она растрогала и убедила его? Нет, разумеется. Что же тогда?..

Она всхлипнула:

– Я сдаюсь, я на все согласна, только пусть Сережа останется дома!

– Мои друзья должны иметь гарантии.

– Но я тоже должна иметь гарантии!

– Мальчик вернется в целости и сохранности.

– И вы его отпустите, не опасаясь, что станет рассказывать где, кто… Не верю! Нет, на таких условиях я отказываюсь, хоть убейте!

«Убить не хитро, да ты мне нужна живая. Пока не отрежусь от Миркина и не сбуду товар – живая нужна. И покорная. Нечего глазами сверкать. Расшумелась тут!»

– Предложите другой способ держать вас в руках.

– Дайте мне подумать!

– Думайте, – шантажист снисходительно пожал плечами. – Минут семь хватит?

«Хватит!» – беззвучно отрезала Зиночка. Его наглое давящее спокойствие маскировало слабину. В чем? «Ну же, тупая башка, ну!.. Стоп. Я поняла. Заберем мальчика. А дальше? Не сунешь в карман, как спичечный коробок».

Нужно отсутствие свидетелей похищения на случай, если ребенок поднимет крик (двенадцать лет – не грудной младенец). Затем – место, где его надежно содержать. Где бы за ним бдительно присматривали. И где в любой момент можно было исполнить требование Кибрит услышать голос Сережи по телефону в доказательство того, что он цел и невредим. Даже если такое место есть (хотя незнакомец скорее смахивал на иногороднего), всегда возможны неприятные неожиданности. А он – не специалист по кражам детей. Он – торговец желтым металлом. И он остерегается какого-нибудь срыва.

Шантажист думал примерно о том же. Все, что помогало ему прежде в безопасной реализации шлиха: никаких подельщиков, никаких связей в столице, сбыт по единственному каналу (через Чистодела), проживание всегда в разных гостиницах и т. д. – все оборачивалось сплошными минусами в ситуации с племянником экспертши. Только в крайнем случае придется умыкнуть парня, снова положась на свою счастливую звезду. Если вдруг не удастся запугать насмерть эту строптивую дуреху… к сожалению, не совсем дуреху.

Он встал:

– Семь минут одна секунда. Резюме – другого способа нет. И не надо рыдать. Вы отлично вывернетесь. Заставите молчать Сережиных родителей. И сами будете молчать.

– Погодите! Другой способ есть! – Зиночка принялась лихорадочно рыться в портфеле.

Шантажист подошел ближе, настороженно следя, как она достает папку с грифом «Секретно», как трагическим жестом протягивает ему. Он придирчиво изучил гриф и стал просматривать подшитые документы. Кибрит поясняла:

– Вот – акты экспертиз, вот – вещественные доказательства. Выносить это с Петровки категорически запрещено. Должностное преступление.

– Зачем же вы притащили на квартиру?

– Пробегала вчера по магазинам, туфли искала… думала вечером поработать. Тут, видите, не дописано… тут надо вычертить схему… Рискнула унести…

– Нашли? Туфли.

– Да. Чешские лодочки.

(Лодочки купила в обед одна из сотрудниц отдела и уступила Зиночке, убедившись, что ей самой они жмут.)

– Покажите.

Кибрит показала. И, словно бы не удержавшись, примерила: на дне коробки лежал товарный чек. Шантажист клюнул на приманку. Чек был помечен вчерашним числом. Должностное преступление ради чешских лодочек – как по-бабски достоверно!

Он снова обратился к папке.

– А если пропадет?

Зиночка оперлась о стол, подрагивающей рукой оттянула ворот свитера:

– Решетка…

Дрожь в руках имитировать нельзя, они и впрямь тряслись, и ворот душил, потому что в папке заключалась главная опора конструкции.

– Ладно, – решился шантажист. – Беру как задаток. Но имейте в виду, этой папочкой вы племянника не прикроете. И если что… – он сунул папку под пиджак.

«Слава Богу! Сделка состоялась».

– Только, умоляю, чего-нибудь не потеряйте!

– Не имею обыкновения. Приятно было познакомиться. И дружеский совет на прощанье: не вздумайте сообщить обо мне коллегам.

– Что я, сама себе враг? Но… вы обещаете вернуть документы, как только…