Представлялся случайным встречным и как иностранец, и как дипломат, но все равно прокололся, и о романе вскоре узнала вся столица, – о, муки мои! О, блуждания по квартирам приятелей с трепетом еще не пойманного вора! О, мои мокрые ладони, когда во время трапез в ресторанах к ней подходили знакомые и незнакомые, бравшие автограф! Если бы не Витенька, добрая душа, внимающая бедам своих ближних, если бы не каморка, которую он снял для своих тайных утех и благородно давал мне в пользование на пару часов, пролетающих, как молния! Отвлекающие запахи подгоревшего масла из кухни, скрипучие шаги соседей, узнавших в лицо мою избранницу!

Правда, Совесть Эпохи сам и обрубил чугунную цепь, приковавшую меня к Прекрасной Даме: однажды я увидел его, топающего под ручку с ней по весенним лужам (закадрил ее сразу, гад, зачем я его только с ней познакомил?), и на этом закончилась сказка, к тому же карьера робота Алекса только начинала раскручиваться, а дикторша… что дикторша? Фиаско, конец всему, отставка – и я даже радовался, что она меня отсекла, иначе пропустили бы любвеобильного Алекса сквозь строй и расстригли бы одним махом! Шпион и дикторша – две вещи несовместные, как гений и злодейство, долго еще пахло гарью, слухи держались, их жалящее эхо донеслось и до Риммы не без дружеского участия Большой Земли, подцепившей эту сенсацию из уст всезнающего Коленьки (он, впрочем, красиво сыграл от борта в угол: “Клава болтает, что у тебя роман с Н.Н. Что за чепуха? Никогда не поверю! Ты же не такой дурак, чтобы из-за какой-то вертихвостки ставить на карту всю жизнь? Тут выговором не отделаешься!”). Именно в то время и произошел отъезд навсегда с ларцом и Сережей к маме, неделя увещеваний и клятв в верности – раскаленными клещами не вырвать признания вины у стоика Алекса! – и наконец возвращение в родные пенаты под звуки семейных литавр.

Потолкавшись в толпе, я забрел в “нон стоп” и немного посмотрел на Джеймса Бонда, который шагал в водолазном шлеме по камням и водорослям меж проплывающих акул. Глубинные бомбы, сброшенные торпедным катером, взрывались белыми пенистыми фонтанчиками, увлекая за собой песок и разорванных в клочья осьминогов, собрат по профессии наконец выкарабкался на берег, словно оживший утопленник, тяжело затрещал ногами по гальке, плюхнулся на землю, стащил с себя резиновый бред, под которым оказался черный смокинг с гвоздикой в петлице, прыснул на резину из портативного аэрозоля, чиркнул зажигалкой – пламя и пепел – и двинулся на подвиги в ботинках, оставляющих на земле следы коровьих копыт. Вылитый сэр Алекс!

И вдруг мне показалось, что и визит незнакомца, и встреча с Челюстью, и откровения насчет Ландера являются частью совершенно секретного и изощренного плана Монастыря, по которому приносили в жертву не только Генри и всю честную компанию, но и славного Алекса… чем черт не шутит? “Бемоль-2”? “Пианиссимо”? “Аккорд”? – не зря ведь преподавал Бритая Голова в музыкальной школе!

Утром после кофе и тостов с горьковатым джемом из апельсиновых корочек, после элементарной проверки (в арабских регионах обычно не блистали хитроумными методами, а прямо приставляли олуха, топающего по пятам), я с трудом разыскал телефонную будку и связался с родственником Хабиба. Встретились мы через несколько часов в скромной чайхане, расписанной павлинами, там и получил мой новый знакомец коробочку с первоклассным “Лонжином”, долго упирался и отбивался, словно невинная девица, пока я не сунул ему подарок в карман, а он все равно возражал, как будто ничего не произошло и ничего ему в карман не попало. Список жильцов дома на авеню Либерти? Известен ли каирской полиции человек по имени Рамон Гонзалес? Или Ландер? Если известен, то как он характеризуется? Какие на него данные?

– Могу я поинтересоваться, что это за человек? – Родственничек был хитер, как лиса, и все время улыбался.

– Банальная история. Муж сбежал от своей жены и не хочет платить по векселям. Она обратилась в наше сыскное агентство. – Я вытащил одну из своих многочисленных визиток.

Египтянин сочувственно покачал головой, поцокал языком, попросил позвонить ему домой на следующий день и заспешил на работу, ласково поглаживая карман со швейцарскими часами.

Я вышел вслед за ним под печальные пальмы, простершие свои уставшие крылья, и присел на край фонтана. Спина родственника медленно удалялась, он обернулся и помахал мне рукой (видимо, на пути успел, сволочь, разглядеть часы), я помахал в ответ и двинулся на поиски арендной компании, продираясь через полчища услужливых чистильщиков, на ходу норовящих обработать ботинки щеткой.

В конце концов мне удалось арендовать “фиат”, вполне отвечающий скромным потребностям Али-бабы, и я влился в монотонное стадо ишаков, машин, велосипедистов и мулов с повозками.

Адрес оказался не рядом с кладбищем, на что тайно рассчитывала некрофильская часть моей англосаксонской, с примесью кенгуру, души (я долго бродил однажды среди пирамид, где крутились бродяги и нищие, ловя туристов; пыль, возможно прах истлевших фараонов, забивала рот, это вам не на Волковом кладбище, где деревянные мостики устилают заболоченную землю и прохладно даже в жару), а в бывшей английской части города, напоминавшей спуск по Мосту Кузнецов с банком, книжными магазинами, домом моделей и уборной на углу Негрязки.

Я прошелся по району, обнюхивая все и вся вокруг, словно сеттер миссис Лейн, и вскоре разыскал адрес: шестиэтажный дом с балконами, на первом этаже которого помещались фирма “Нияр” и небольшой галантерейный магазин.

Оставив “фиат” за углом, я подошел к подъезду и взглядом обитателя дома на Бейкер-стрит, недавно поруганного надравшимся охламоном, впился в таблички с фамилиями жильцов, расположенными рядом с кнопками. Никакими Гонзалесами и Рамонами там и не пахло, одни арабские фамилии, хотя среди них и несколько европейских: мистер Д. Смит, мистер П. Гордон и некая Дормье.

Сзади зашуршали шаги, я ткнул пальцем в кнопку “Нияр”, дверь заскрипела и поддалась. Вслед за мною, дыша в спину раскаленными пустынями Востока, проскользнула растрепанная египтянка в темных очках, а я прошел к застекленной двери “Нияра” и вступил в овеваемый кондиционерами холл.

Навстречу поднялся худой араб в рубашке с короткими рукавами.

– Что угодно, сэр?

– Извините, мне нужно обменять часы… – Сказал и чуть не прыснул от хохота: все равно что спрашивать в овощном магазине грелку.

– Часы?! – Только на Востоке пока еще не разучились так по-детски удивляться.

– Разве это не часовая фирма? – Я тоже удивился, аж уши зашевелились.

– Вы, наверное, ошиблись, сэр…

– Видимо, да. Извините.

Араб вежливо качал головой и улыбался.

– Как тут у вас комфортабельно! – Я выглянул в дверь, выходящую в сад. – Настоящий оазис!

– Можете осмотреть его, сэр. Тут есть уникальные растения.

– Спасибо! – для приличия я покрутил слегка взопревшей, но прекрасной головой. – Вам не мешают дети жильцов?

– Садом владеет фирма. Жильцы им не пользуются. Правда, мы разрешаем одной старушке отдыхать здесь в кресле…

– Похвально… все мы должны быть милосердны. В доме много бедных людей? – Я сердобольно хлопал глазами, как добрый дядя, готовый пожертвовать миллион.

– Тут живут люди среднего достатка. Есть, правда, один банкир… мистер Калак, за ним обычно приходит “роллс-ройс”, – я тут же сделал себе зазубрину в памяти.

Большего я из него не выжал, пересек улицу и, усевшись в кафе, заказал гамбургер и стакан оранжада. Подход к подъезду отлично просматривался сквозь выдраенное до блеска витринное стекло, редкие автомобили иногда на миг отсекали подъезд от моего соколиного глаза. Идиот Джеймс Бонд проторчал бы в этой харчевне целый день, обожрался бы гамбургерами, лопнул бы от сока и в конце концов насторожил бы своим разбойным видом толстого хозяина бара, который, не раздумывая, позвонил бы в полицию. Но умный Алекс был из другой породы и, перекусив, перегнал “фиат” к обочине напротив подъезда, где и простоял до вечера, радуясь, что неподвижный наблюдатель видит гораздо больше, чем наблюдатель движущийся.