Дождь стал тише. Бородуля подождал, когда «Медуза» поравняется с вышкой, и потянулся к телефонной трубке — сообщить на заставу о прохождении буксира.

Но трубка замерла у него в руке.

— Ты что-нибудь слышишь? — спросил он у своего напарника и, не дожидаясь ответа, стал поспешно докладывать:

— Товарищ дежурный, самолет!..

В ту ночь на боевое дежурство заступил сержант Рощин. Он сел в кресло, привычным движением включил питание. Засветились голубые глазки осциллографов, побежала по экрану развертка. Бледными пятнами проступили тучи. Рощин без труда определил, что дождевой фронт проходит полосой в сорок-пятьдесят километров и постепенно перемещается на запад.

Тучи не мешали вести наблюдение. Сержант видел даже, как медленно тащился поезд. Всегда в это время он отправлялся в путь и теперь долго не сойдет с экрана.

Погода была явно нелетная. Рейсовые самолеты, вероятно, отменят. Но там, за тучами, небо было чистое. Он видел это небо — глубокое, спокойное, словно доверившееся ему.

Под утро Рощин вдруг различил светящуюся черточку. Она появилась на экране неожиданно. Где-то над сопредельной с нашей границей территорией пролетал самолет. А развертка уже освещала другую часть экрана: там все было спокойно.

Но вот снова взволновавший Рощина светлячок. Теперь он выше, чем был минуту назад, и на несколько делений ближе к советской границе. Сержант быстро высчитал скорость и тотчас доложил о появлении неизвестного самолета на командный пункт.

— Продолжайте наблюдать! — приказал капитан Бунин, связываясь с контрольной станцией. Там тоже обнаружили самолет. Это был воздушный аппарат с большим размахом крыльев, очень скоростной.

Самолет покружил над советской территорией, особенно не удаляясь от границы, и через тринадцать минут вернулся за кордон.

Горский пил горячий чай с лимоном, помешивая его ложечкой. Напротив сидел Пулатов. Перед ним тоже стоял стакан с чаем, но старший лейтенант к нему не притрагивался.

Людмилу отвезли в родильный дом, и без нее в квартире было пусто.

Горский смотрел в окно. Тучи рассеивались. Ветер рвал их, и они, обессиленные и посеребренные солнцем, очищали небо.

На заставе все казалось спокойным. Между тем из недавнего радиосеанса с шефом Горский знал, что на рассвете границу должен был нарушить самолет-разведчик, пересечь ее на очень большой высоте. Горскому поручили узнать реакцию на этот полет. «Ищут коридор, где самолет не засекут», — догадался он.

Вот где пригодилось бы знакомство с капитаном Буниным. Ну что ж, придется пока обойтись без него…

Пулатов уставился в свой стакан с чаем и не обращал внимания на Горского. Капитан «Медузы» понимал, что мысленно его свояк сейчас в районном центре, с Людмилой. Однако, если удалось засечь самолет, Пулатов должен был знать.

— Капитан Бунин сегодня не появится здесь? — не найдя ничего другого, спросил Горский. — Предложил бы ему пульку расписать.

— Да ему сейчас не до пульки…

В канцелярии заставы Пулатов сказал Ярцеву:

— А своячок-то мой, оказывается, заядлый преферансист.

В это время раздался телефонный звонок. Начальник заставы внимательно выслушал чье-то сообщение.

— Послушай, да у тебя сын родился! Поздравляю от всего сердца!.. Ну что ты словно к полу прилип?.. Садись-ка в машину — и прямо в роддом!

«Медуза» обогнула дебаркадер и застопорила машины. Горский поручил штурману следить за погрузкой, а сам спустился на берег. Не спеша подошел к сложенным в штабеля ящикам, которые скоро должны были исчезнуть в трюмах его барж, и, словно проверяя их, завернул в проем между вторым и третьим рядами.

Никто не видел, как он достал портативный передатчик и настроился на нужную волну. Вскоре в разведцентре уже знали, что самолет обнаружен.

Опять пеленгаторы засекли неизвестную станцию, работавшую в течение полутора минут в Фирюзеваре.

После долгих раздумий полковник Заозерный отметил, что время ее выхода в эфир опять совпало с пребыванием «Медузы» в чужом порту.

«Странно, — промелькнула у него мысль, — при старом капитане таких фокусов не было».

Однако вскоре ему пришлось изменить свое мнение. «Медуза» шла вниз по течению, а неизвестный передатчик в Фирюзеваре приступил к очередному сеансу.

Спрятанный Горским, он сработал автоматически.

Майор Серебренников собрался на границу, когда позвонили из райкома. Созывалось внеочередное бюро. Как члена районного комитета партии, его пригласили на заседание. Поездку пришлось отложить.

Секретарь райкома доложил: положение создалось тревожное — из-за дождей хлопок будут пересевать. Не хватало также площадей для выращивания люцерны. При этом известии все повернулись в сторону Серебренникова, и он понял, в чем дело. На левом фланге отряда имелся большой участок нераспаханных полей.

«Договоримся», — пообещал майор, уверенный, что начальник отряда возражать не будет.

Заозерный действительно не возражал. Поэтому Серебренников решил несколько изменить маршрут, чтобы иметь возможность заехать к Ярцеву и лично передать разрешение полковника на посев люцерны в районе государственной границы.

Майор допоздна сидел в штабе, пока Нина Терентьевна не напомнила по телефону, что давно пора ужинать. Еще днем дежурный передал полученное на его адрес письмо.

Шумно ввалившегося в дом мужа Нина Терентьевна встретила вопросом:

— Нас переводят? Куда?

Он покачал головой и торжественно протянул ей почтовый конверт. Она пробежала глазами торопливо написанные строки. Старший сын Серебренникова сообщал, что в свой первый отпуск хочет приехать к отцу.

Нина Терентьевна улыбнулась. Серебренников напряженно следил за ней и облегченно вздохнул:

— Как же он вдруг решил?

— Значит, стал совсем взрослым, — сказала она, аккуратно складывая письмо.

В четыре часа тридцать минут Микаелян остановил «газик» у квартиры Серебренникова. Майор уже поджидал его.

На заставу приехали засветло. С тревожным видом Ярцев тут же доложил ему о случившемся.

Оказывается, локаторы только что вновь засекли неизвестный самолет. На этот раз он нарушил границу на участке соседней заставы, причем на более значительной высоте, и пролетел над советской территорией сто с лишним километров, прежде чем лечь на обратный курс.

Задание, которое теперь получил Горский, было более сложным. Намечалась переброска агента, и Горский должен был помочь ему найти пустынный квадрат в зоне действия локаторных установок. Вероятно, каким-то образом их намеревались вывести из строя.

Встреча с агентом назначалась в Фирюзеваре через неделю. Горский предупредил, что раньше не сможет — в Ташкенте созывалось совещание речников. Это известие также заинтересовало центр. Горскому предложили ликвидировать Василия Васильевича, сообщили пароль и место встречи с ним.

«Давно пора!» — мысленно согласился Горский. Поведение дамского мастера настораживало его еще до переезда на южную границу.

Старшина первой статьи Шарапов доложил Серебренникову:

— Мы, товарищ майор, задумали провести диспут: «Что значит жить по-коммунистически?» Вот хочу посоветоваться с вами. — И положил на стол проект объявления, где мелким почерком было написано: «Как ты думаешь: почему труд является необходимой потребностью человека? Кто ты: борец за коммунизм или обыватель? Каким будет завтрашний день нашего общества? Есть ли у тебя пережитки прошлого? Есть ли среди нас равнодушные люди? Свое мнение по этим вопросам ты можешь высказать на открытом диспуте в ленинской комнате».