Небольшой коридор соединял подземелья Имперской канцелярии с убежищем Гитлера. Здесь была его спальня, рабочий кабинет для совещаний, столовая — всё очень малых размеров, словно кубрики на подводной лодке… Рядом располагался узел связи, в другой комнате помещалась личная охрана из эсэсовцев, фанатично преданных Гитлеру, как и злая овчарка, жившая напротив с четырьмя маленькими щенками… Еще одну комнату занимал лейб-медик профессор Морелль, личный врач фюрера. Впрочем, несколько дней назад лейб-медик сбежал из Имперской канцелярии…

Если верить легенде о всемирном потопе и если бы на самом деле существовал Ноев ковчег, он, должно быть, чем-то напоминал бы подземелья Имперской канцелярии последних недель апреля 1945 года. Здесь было тревожно, тесно и душно. Вентиляторы, которые должны были подавать свежий воздух, нагнетали в подземелья пороховую гарь, запах серы и едкого дыма — наверху бушевало сражение. Вентиляторы приходилось надолго останавливать. Но тогда не хватало воздуха…

В последнем убежище Гитлера собралось около шестисот человек. Одни — охранять его, другие — чтобы разделить его участь или в шаткой надежде спастись от возмездия, от потока гнева, затомившего весь мир.

С набором дорогих туалетов из Мюнхена приехала Ева Браун… Пришла из берлинской квартиры жена Геббельса Магдалина с полдюжиной дочерей… Укрылся в подземельях Имперской канцелярии шурин фюрера Фогелейн, женатый на сестре Евы Браун. Удачная женитьба позволила ему сделать головокружительную карьеру — учитель верховой езды добился высшего чина среди эсэсовцев. Остались при Гитлере Мартин Борман, новый начальник генерального штаба Кребс, Геббельс, секретари, адъютанты…

В эти дни Гитлеру исполнилось пятьдесят шесть лет. День рождения стал последним днем веры в спасение.

Мертвенно-бледный, с трясущейся головой, вышел он из своего убежища. Он едва шел, цепляясь здоровой рукой за мебель. Левая рука его висела как плеть… Шаркая по-стариковски ногами, Гитлер подошел к карте и, помедлив, сказал:

— Здесь, в Берлине, мы нанесем русским самое кровавое поражение…

Гитлер приказал Кребсу отвести немецкие войска от берегов Эльбы — пусть американцы идут форсированным маршем…

Но русские в этот день достигли лесистых берегов Шпрее.

А на следующий день раздался звонок из «Майбах-2» — подземной ставки генерального штаба в Цоссене. Тревожный голос сообщил, что над ставкой слышен лязг вражеских танков. Русские не подозревают, что они находятся рядом с командным пунктом…

Стояли ошеломленные — значит, русские подошли к пригородам Берлина.

Кребс пригласил всех на совещание. Собрались в тесной комнатке, где не было ничего, кроме скамьи, маленького стола и кресла.

Гитлер спросил:

— Где же армия Венка?

Из девяти германских дивизий, которые входили в двенадцатую армию Венка, шесть числилось лишь на бумаге. Гитлер ждал, что Венк прорвется через Потсдам в Берлин и опрокинет русских.

— О дивизиях Венка сведений нет, — доложил Кребс.

За дверью послышался шум. Вошел адъютант фюрера Бургдорф и доложил, что прибыл оберлейтенант Кренкель, командир эскадрона, который контратаковал русских в районе Цоссена.

— Позовите его, — сказал Гитлер. Он стоял, держась рукой за угол стола.

Было равносильно убийству посылать эскадрон против сорока русских танков. Но в главной ставке не оставалось иных резервов — только один эскадрон в двести пятьдесят солдат…

После боя оберлейтенант Кренкель вернулся грязный и окровавленный. Из всего эскадрона уцелело двенадцать солдат.

Когда Кренкель вошел, Гитлер долго молчал, глядел на него, потом негромко сказал:

— Да, война проиграна… Я должен покончить с собой…

Еще недавно в этой комнате Гитлер неистовствовал, кипел и кричал по поводу неудачи Зеппа Дитриха. Его армия не смогла удержать Вену, и Гитлер разжаловал Дитриха в рядовые, приказал публично сорвать с него ордена и знаки почета…

Битва на озере Балатон тоже закончилась катастрофически. Гитлер рассчитывал включить Будапешт в оборонительную систему Альпийского редута. Этого не получилось… В ярости фюрер приказал тогда снять у солдат нарукавные знаки дивизий «Дас рейх» и «Гитлерюгенд»…

Гитлер тогда тоже неистовствовал и ярился, кричал, брызгал слюной, но сейчас он очень тихо сказал:

— Я должен покончить с собой…

Вообще последние дни Гитлер не терпел, когда при нем говорили громко…

Оберлейтенант Кренкель вышел.

Гитлер отозвал в сторону адъютанта Шауба и увел его в кабинет. Они остались одни — Гитлер и его адъютант, которому рейхсканцлер мог доверить последнюю тайму.

— Послушай, Юлиус, эти ключи от моих личных сейфов, — Гитлер протянул Шаубу связку ключей на золоченом кольце. Он никогда не расставался с этими ключами. — Возьми их и уничтожь содержимое сейфов. Пусть их тайна уйдет со мной… Начни с берлинского сейфа, здесь, в Имперской канцелярии… Затем ты полетишь в Мюнхен. Пройди на Принцрегентенштрассе. Ты знаешь, где там в стене моей спальни замурован секретный сейф. Вот ключ от него… Это особенно важно… Там переписка… Я не хочу, чтобы мир знал, с чьей помощью я пришел к власти… Сожги все документы… Все, все!.. Из Мюнхена ты отправишься в Берхтесгаден. Обрати внимание на донесения Гесса из Англии, на письма сенаторов из Соединенных Штатов… Из Берлина отправляйся возможно быстрее…

Огонь советских орудий утих, и Гитлер поднялся в большой кабине: Имперской канцелярии. Он молча наблюдал из окна, как генерал Шауб жег в воронке бумаги, принесенные из сейфа. Была ясная, солнечная погода. Гитлер только сейчас заметил, что наступила весна, что снег уже стаял, а небо совсем голубое… Гитлер очень давно не покидал подземелья..

Юлиус Шауб смог покинуть Берлин только в среду. Он добрался на гатовский аэродром и улетел на последнем исправном «юнкерсе». Самолет обстреляли — советские разведчики подошли к гатовскому аэродрому…

Двадцать седьмого апреля Гитлер объявил, что он решил жениться на Еве Браун. Когда все собрались на торжественную церемонию, вошел Гитлер под руку с Евой Браун. Вид жениха оставлял тягостное впечатление. Все молчали. Гитлер поздоровался с каждым. Его рукопожатия были вялые и безвольные. Потом он прочитал завещание, которое составил еще накануне.

— Это мое личное завещание, — сказал Гитлер. — Позже я напишу еще завещание политическое. Но пока я не решил, кого поставлю во главе государства.

Свадьба походила на похороны, на которых присутствовал сам покойник…

После бракосочетания открыли шампанское и стали пить. Никто не поздравлял новобрачных.

Вентиляция перестала работать, и в подземелье стало совсем душно… А может быть, потому, что за столом курили… Гитлер обратил на это внимание — первый раз за все годы курили в его присутствии… Закурила и Ева. Гитлер ничего не сказал.

Совсем рядом разорвались тяжелые снаряды. Гитлер прислушался, потом достал из кармана пригоршню ампул, похожих на карандашики губной помады, роздал их всем, кто был в комнате.

— Я, как Фридрих Великий, должен иметь яд наготове…

Одну ампулу Гитлер отложил и подозвал овчарку, которая лежала в его ногах. Сука настороженно смотрела в глаза Гитлеру. Он подкинул ампулу и скомандовал:

— Возьми!..

Овчарка, лязгнув зубами, на лету подхватила ампулу. Через несколько секунд она была мертва. Собака издохла, не издав ни одного звука.

— Как видите, все очень просто… — сказал Гитлер.

Мартин Борман, коренастый и неуклюжий, напряженно о чем-то думал. На его грубом лице застыло выражение хитрой черствости. Бормана не покидала мысль о политическом завещании Гитлера — кого он назначит вместо себя?.. Неужели Геринга?.. Сейчас самый удобный момент убрать с дороги этого брюхана. Словно колеблясь, Борман наклонился к Гитлеру.

— Мой фюрер, — сказал он, — Геринг прислал телеграмму. Он требует вашей отставки с поста главы государства. Герман, видно, сам хочет занять ваше место…

Геббельс понял игру, затеянную Борманом, и подтвердил, что Геринг действительно прислал такую телеграмму.