Горная тропа снова побежала вверх по каменной осыпи. Идти стало труднее, и Юрай умолк.

Партизаны еще несколько часов глухими тропами пробирались к своему лагерю сквозь чащобу хвойного леса.

Через неделю всю Словакию охватило восстание. На сторону повстанцев перешли две словацких дивизии вместе с офицерами. В дивизиях насчитывалось больше двадцати пяти тысяч людей. Ими командовал генерал Малар. Теперь было и оружие и желание воевать, но оказалось, что недостаточно и этого.

Перед тем как началось восстание, Юрай куда-то исчез и вернулся только через три дня. В отряд он вернулся усталый и озабоченный. Он тотчас же приказал партизанам готовиться в путь. Кухта жил в одном шалаше с Николаем. Пока шли сборы, Юрай присел на груду лапника, служившего постелью.

— Большое дело нам поручили, Николай. Товарищей выручать надо. Пойдешь с нами? — Кухта пристально посмотрел на Занина. — В Нитре в тюрьме сидят коммунисты, человек тридцать из партийного руководства. Понимаешь меня, Николай?..

— А это далеко — Нитра?

— Километров семьдесят. Завтра надо быть там, пока немцы не опомнились.

Юрай рассказал еще: за время войны гестапо пять раз арестовывало руководство словацкой компартии. Сменилось пять центральных комитетов. Сейчас самое удобное время освободить товарищей. Немцы бежали из города, тюремная охрана растерялась.

Партизаны шли день и всю ночь. Наутро их нагнал самокатчик, он привез распоряжение из Банской Быстрицы. Генерал Голян, принявший на себя общее руководство регулярными войсками, которые перешли на сторону повстанцев, сообщил, что узники нитринской тюрьмы уже освобождены и партизанам следует возвратиться обратно. Самокатчик передал на словах, что в соседнем селе партизан ожидают грузовые машины. Отряд должен прибыть в Банску Быстрицу и получить новое задание.

Кухта долго крутил в руках полученную бумажку, Генерал Голян не мог приказывать партизанским отрядам. У них было свое командование. Но если в Нитре узники освобождены, партизанам действительно нечего там делать… Вероятно, распоряжение согласовано с руководством. Юрай повернул отряд к селу, где партизан ждали машины.

Но прежде чем направиться в Банску Быстрицу, автомобили свернули в сторону и остановились в деревне Гайники. Это было недалеко от Банской Быстрицы, которая стала центром восстания. Здесь произошло нечто очень странное и непонятное. Накануне в этой деревне партизаны расстреляли попавшего к ним предателя, словацкого фашиста. Расстреляли по приговору военно-полевого суда. Но генерал Голян усмотрел в этом нарушение законности, анархию и приказал немедленно доставить в Банску Быстрицу командование отряда и партизанский трибунал, судивший предателя.

Партизаны, недоуменно пожимая плечами, усаживались в кузов машины. Провожающие мирно посмеивались, а начальник штаба, перегнувшись через борт, давал какие-то поручения своему помощнику. Никто из отъезжающих — ни члены полевого суда, ни командир отряда и его заместитель не были арестованы. Но, как только машины выбрались из деревни, капитан, выполнявший распоряжение генерала Голяна, приказал им сдать оружие. И получилось, будто отряд Юрая Кухты конвоировал арестованных партизан… Всем стало не по себе.

В Банской Быстрице отряд Кухты провел меньше суток. Партизаны заночевали в какой-то школе, а наутро их послали к венгерской границе держать оборону на случай, если немцы предпримут наступление с юга. Когда выезжали из города, шоферы остановились заправить машины. Здесь и ошеломила всех новость: партизан, доставленных вчера из деревни Гайники, расстреляли на рассвете по приказу генерала Голяна…

Юрай помрачнел. По уголкам рта легли глубокие складки.

— Ты понимаешь что-нибудь, Николай? — спросил Кухта.

Нет, Занин тоже не мог ничего понять. Оказалось, что и вчера их напрасно завернули с половины дороги. В Нитре никто не освобождал из тюрьмы заключенных. Больше того, в город опять возвратились немцы.

Юрай Кухта ничего не понимал…

Виктор Казалет — личный адъютант сэра Уинстона Черчилля — слыл знатоком славянского вопроса. Его познания в области восточноевропейских проблем не носили случайного характера и зиждились на вполне реальной основе.

Больше того — Виктор Казалет был глубоко заинтересован it решении этих сложных и запутанных проблем, ибо от этого зависело его личное благосостояние.

Дело в том, что когда-то семейство Казалетов имело солидные деловые интересы в царской России. После революции, когда большевики отказались, признать царские долги, акции Казалетов не только перестали приносить доход, но и вообще потеряли какую бы то ни было ценность. И вполне естественно, что Казалет-младший решил вплотную заняться славянским вопросом в надежде восстановить капиталы, потерянные в России.

Именно с этой целью адъютант Черчилля и отправился в начале войны в Советскую Россию. Какое-то время он жил в Куйбышеве, куда эвакуировалось Советское правительство, но занимался там главным образом тем, что улаживал дела польской армии во главе с Андерсом. Говорили, что ему и принадлежала идея отправить армию Андерса из Советской России. Ее лучше использовать в другом месте… «Другим местом» могли быть, предположим, Балканы. Отсюда легче всего было бы ударить на север, рассечь пополам Европу и раньше советских войск вступить в Польшу…

Виктор Казалет шел еще дальше — клин надо выбивать клином. Если славяне склонны к объединению, их надо, наоборот, расчленить и поссорить. Казалет подсказал, что не лишне было бы создать на востоке Европы новое славянское государство, конечно под руководством Великобритании. Базой такой федерации, враждебной Советскому Союзу, могли бы быть Польша и Чехословакия. Оба эмигрантских правительства этих стран ютятся в Лондоне, получают здесь жалованье. С ними можно договориться…

Уинстон Черчилль только что вернулся из поездки в Италию. Он побывал в Риме, беседовал с папой Пием, пригласил к себе Папапдреу, греческого премьера, наблюдал высадку англо-американских войск в Южной Франции, знакомился с положением на итальянском фронте. Все это были неотложные дела. А теперь надо ехать в Соединенные Штаты; не исключено, что потом придется отправиться в Москву. Премьер просто изнемогал от этих поездок.

В Лондоне премьера тоже ждали дела самой первостепенной важности. Не успев отдохнуть с дороги, Черчилль пригласил к себе адъютанта. Разговор происходил на Даунинг-стрит в резиденции премьер-министра.

— Есть новости из Словакии? — спросил Черчилль.

— Да, сэр, майор Краткий исправно поддерживает связь с Лондоном.

— Значит, он уже на месте?

— Да, сэр, точно так же, как и английская миссия, направленная к генералу Голяну.

— Ну и что же?

— Обстановка, сэр, необычайно сложна. Русские продолжают снабжать повстанцев оружием, сбрасывают парашютистов. Их влияние возрастает.

— Ну, а словацкая регулярная армия? Она же может сказать свое слово. Что сообщает майор Краткий?

Виктор Казалет доложил, что генералу Голяну подчиняются только регулярные войска. Партизанские отряды имеют свое управление.

— Значит, их тоже надо подчинить генералу Голяну.

— Да, сэр, но это не так легко сделать… Есть данные, что в Словакии высадилась чехословацкая парашютная бригада в две тысячи человек. Она переброшена из Советской России, где формируются словацкие части.

Уинстон Черчилль мрачно молчал. Положение в Словакии складывалось совсем не так, как он предполагал. В какой-то степени он ожидал повторения варшавского варианта — перед приходом русских словацкие дивизии захватывают власть и передают ее эмигрантскому правительству Бенеша, который в нужный момент прилетает из Лондона. Получилось иное — одиннадцать членов эмигрантского правительства прибыли из Англии в Банску Быстрицу, но никто и не собирается там передавать им власть. Партизаны вообще не желают их признавать…

— В таком случае, — сказал премьер, — нам незачем торопиться с освобождением горных проходов для русских войск. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не наведем порядок в Словакии. Дайте Голяну необходимые указания…