— Гитлер истребил наши партийные кадры, — ответил Франц, — а иных, вроде меня, заставил надолго уйти в себя. Ведь сначала он бросил в концлагеря германских коммунистов, профсоюзных функционеров. Многие и сейчас еще там.

Франц подумал о Кюблере. Вот с кем хотел бы он познакомить Андрея.

— Я тебе рассказывал о Кюблере. Он в Бухенвальде Во всех лагерях есть немецкие коммунисты. Я знаю, они продолжают борьбу, так же как мы здесь.

Андрей высказал мысль, которая не оставляла его.

— Знаешь, Франц, я не привык быть техническим исполнителем. Вот если бы по-настоящему взяться за дело!

— А это не настоящее? — Франц кивнул на восковку, которую Андрей все еще держал в руках.

— Нет, это только часть настоящего. Меня тяготит одиночество. Я привык быть вместе с людьми…

— Знаешь что, — вдруг согласился Франц, — поедем в Лейпциг. Там есть один русский, который связан с немецкими коммунистами. Они работают вместе. Им нужны люди.

Вилямцек рассказал подробнее. В Лейпциге существует объединенная подпольная организация. Организацию назвали Интернациональным антифашистским комитетом. Ячейки комитета созданы на нескольких предприятиях и в лагерях иностранных рабочих. Удалось добыть кое-какое оружие. Комитет объединяет несколько сот человек. Для Андрея там найдется работа…

— Вот это по мне! — воскликнул Андрей.

С каким нетерпением ждал он дня, когда сможет покинуть пуговичную мастерскую! Вместе с Вилямцеком они переправили куда-то ротатор — Франц нашел другое место для печатания листовок. Потом Вилямцек уезжал в Лейпциг, и наконец в июле Воронцов очутился в Лейпциге.

С Михаилом Орловым они встретились на квартире у Гаука, в домике, обнесенном невысоким забором-сеткой. Гаук жил на окраине города. Хозяин с Францем вышли в соседнюю комнату, чтобы не мешать разговору. Орлов, широкоплечий парень с крупными чертами лица и светлыми, точно выгоревшими волосами, пытливо оглядел Андрея:

— Так вот ты какой!.. Франц мне про тебя все уши прожужжал. Будем знакомы!

О себе Орлов говорил мало, да и Андрея не стал расспрашивать. По поводу своей фамилии Орлов усмехнулся:

— Фамилий теперь у меня как собак нерезаных! Кажется, и сам запутался… Имя только одно, постоянное, да национальность. Этого не меняю.

Орлов спросил, кем бы мог работать Андрей, и оживился, когда узнал, что по профессии он инженер-автомобилист.

— Значит, шофер из тебя выйдет!.. Как раз то, что надо… Документы мы тебе добудем с помощью Франца, а работать станешь на «Хасаге», там, где и я. Завод нужный — там делают мины, гранаты, фауст-патроны. Ну, да об этом поговорим позже…

Ночевать Орлов увел Андрея в рабочий лагерь, расположенный неподалеку. Он прошел вперед мимо вахтмана, кивнул на Андрея и что-то негромко сказал. Спали в душном бараке на одних нарах.

А через две недели Андрея арестовали на лейпцигском вокзале. Он шел на свидание с Францем, который должен был передать ему документы.

Следователь фон дер Лаунец, который вел дело Калиниченко, Галины Богдановой, Садкова, а теперь занимался Андреем Воронцовым, работал в отделе с лаконичным и ничего не говорящим названием «С-2К». Отдел «С-2К» создали недавно в главном управлении имперской безопасности специально для розыска беглых иностранных рабочих и военнопленных, а также для пресечения их нелегальной деятельности против Великогермании.

Поводом для организации отдела послужил приказ начальника штаба вооруженных сил фельдмаршала Кейтеля, согласованный с Гиммлером.

«С глубочайшим беспокойством, — писал Кейтель, — я должен отметить, что побеги военнопленных, в особенности офицеров, в последнее время приняли опасные размеры».

В приказе указывались меры пресечения побегов — тайный надзор в лагерях, частые переселения пленных из лагеря в лагерь, применение служебных собак и, конечно, соблюдение жесткого лагерного режима. Рекомендовались также массовые облавы с участием внутренних войск.

Тревожный приказ Кейтеля появился весной сорок третьего года, после сталинградских событий, когда побеги из лагерей особенно участились. Но проходили месяцы, и поступали все новые и новые донесения о побегах военнопленных и восточных рабочих. Тогда и появился второй приказ Кейтеля, составленный в более категоричных выражениях.

«В связи с возросшим в последние недели числом массовых побегов военнопленных офицеров и солдат, — писал он, — рейхсфюрер СС Гиммлер вынужден был распорядиться о проведении нескольких больших поисков. Это означает привлечение в каждом случае большого числа военнослужащих вооруженных сил, полиции, пограничной охраны и т. д., а также примыкающих к партии организаций».

Одновременно с изданием секретного приказа Гитлер учредил должность германского инспектора по делам военнопленных, предоставив ему всю полноту власти и неограниченные полномочия, Тогда и возник в недрах полиции отдел «С-2К». Сюда стекались донесения из отделений гестапо о подпольных организациях среди иностранцев.

В первую облаву удалось задержать около четырнадцати тысяч иностранных, главным образом советских, рабочих и военнопленных. Но это не дало ощутимых результатов. Через два месяца по всей Германии провели новую полицейскую операцию, в которой участвовало свыше шестисот пятидесяти тысяч человек. Кроме полицейских и воинских частей, в облаве принимали участие двести пятьдесят тысяч членов нацистской партии и организации «Гитлерюгенд». Облава продолжалась в течение недели. Захватили еще несколько тысяч беглых остарбейтеров. Их посадили, отправили в лагеря, но положение оставалось прежним.

Следователь фон дер Лаунец, изучая материалы, вывел определенную закономерность — в любой подпольной организации на территории империи обязательно принимали участие советские военнопленные или остарбейтеры — тоже советские люди. Эта публика вредит всюду. Лаунец согласен с господином рейхсфюрером, а также с фельдмаршалом Кейтелем, что возросшая подпольная деятельность иностранцев создает угрозу империи. Ведь только в районе Берлина их около двух миллионов.

Следователь заканчивал чтение донесений, чтобы войти в курс дела, перед тем как начать допрос. Между этими многочисленными организациями несомненно существовала какая-то связь. Вот Дюссельдорф, Кельн, Дортмунд, Брауншвейг… Всюду одно и то же. В Дюссельдорфе агенты гестапо раскрыли «Комитет борьбы против фашизма». Из Дюссельдорфа нити тянутся в Кельн, Аахен, в иностранные лагеря Южной Германии.

В Хемнице действует какой-то «Советский рабочий комитет», связанный с чешскими группами Сопротивления. Раскрыть его до конца не удалось. Дело дошло до того, что в Рудных горах отмечены действия советских партизан… В самом центре Европы!..

Следователь взял следующее донесение — из Ниехагена. Здесь вообще черт знает что делается! Полиция безопасности наткнулась на военную организацию советских и польских рабочих. Это серьезнее, чем что бы то ни было. Есть агентурные данные, что в подпольную организацию Ниехагена входит несколько сот человек. Диверсии на заводах вокруг Ниехагена — это несомненно их дело… Установлено, что иностранные рабочие готовили восстание в городе и намеревались захватить зенитные батареи.

Лаунец еще сидел за невеселым занятием, продолжая читать донесения, поступавшие к нему со всех концов Германии, когда в его комнату заглянул приятель Эйхман. Эйхман работал в другом отделе имперской безопасности. Подвижной, чернявый, с худым, длинным лицом, Эйхман внешне очень походил на еврея.

— Над чем страдаем? — развязно спросил он и заглянул в донесения. — Надеюсь, не секретное?

— Нет, какие могут быть от тебя секреты, Адольф… Начитаешься, даже становится страшно. В один прекрасный момент и нас вдруг пристукнут на улице, в центре Берлина. Смотри…

Лаунец протянул донесение берлинской полиции — в течение месяца в городе произошло двадцать три покушения на офицеров германской армии.

— Не беспокойся, — возразил Эйхман, — скоро с этими остами и другими недочеловеками поступят так же, как и с евреями…