— Нам нужно увидеть мистера Самуэля Хора, — негромко сказал один из посетителей. Он говорил так, словно боялся, что его кто-то услышит.

— Но сейчас поздно, сеньоры. Господин посол спит.

— Тем не менее нам крайне важно встретиться с ним.

— Как прикажете доложить?

— Мы это сделаем сами.

Привратник пожал плечами и пошел звонить. Секретаря уже не было, и его соединили с послом.

— Кто такие?

— Они не хотят называть себя, сэр.

— Вы же знаете общий порядок. Пусть джентльмены сделают письменный запрос об аудиенции.

Привратник передал слова посла незнакомцам. Но не так-то легко было заставить их отказаться от своей цели. Пошептавшись, они что-то решили, и один из них протянул привратнику закрытый пакет.

— Передайте это немедленно господину послу. Немедленно.

Привратник снова исчез в здании. Ему начинала надоедать такая назойливость запоздалых посетителей. Могли бы подождать утра…

Письмо, переданное Самуэлю Хору, было от Френсиса Осборна, британского посла в Ватикане. Он рекомендовал двух итальянцев, обозначенных буквами «К» и «М», и просил не отказать им в аудиенции.

Осторожные инициалы вместо фамилий, поставленные в письме, а также привлекающий внимание значок на полях «NBI» — нотабене с восклицательным знаком — заставили Самуэля Хора изменить свое решение. Такую встречу незачем откладывать до утра. Он только предупредил телохранителя — быть наготове.

Через несколько минут в кабинет вошли два незнакомца. В одном из них Хор безошибочно угадал военного, хотя он и был одет в штатское платье. Они представились: генерал Кастеллано, сотрудник итальянского генерального штаба, и граф Монтенаро, представитель министерства иностранных дел.

— Мы явились с официальным предложением маршала Бадольо о перемирии. Сможете ли вы, сэр, довести об этом до сведения британского правительства?

Самуэль Хор мысленно свистнул от изумления — ого! Но не так-то просто было вывести его из равновесия… Да, он доложит, но — что именно?

Кастеллано ответил: Италия согласна на капитуляцию. Больше того — как только союзные армии высадятся в Италии, войска маршала Бадольо перейдут на их сторону. Король Виктор Эммануил решил бесповоротно порвать с Германией. Кастеллано еще добавил, что генеральный штаб готов передать дислокацию немецких дивизий в Италии. Генерал заискивающе улыбнулся.

— Господин посол несомненно понимает, что наше посещение должно остаться тайной…

Граф Монтенаро сказал в тон генералу, он заискивал еще больше, чем генерал:

— Официально мы направляемся в Лиссабон для встречи нашего посланника, прибывающего из Чили. В Мадриде мы задержались лишь для того, чтобы иметь удовольствие встретиться с вами, господин посол. Конфиденциальность встречи гарантирует…

— Пусть вас это не беспокоит. Я доложу своему правительству. Конечно, пока речь идет о неофициальных переговорах, Ведь вы еще не имеете правительственных полномочий…

— Да, но они могут быть представлены в любое время. Это не задержит.

Самуэль Хор поднялся и проводил посетителей до дверей кабинета. Они вышли на улицу, когда наступила ночь, наполненная пряными ароматами цветов. Посол остановился посреди комнаты, собираясь с мыслями. Крысы бегут с корабля! Первые крысы. Как они приторно вежливы. Особенно второй — дипломат. Хор вызвал секретаря. Нужно отправить донесение в Лондон. Немедленно. Он принялся составлять текст. Пусть шифровальщик остается на месте.

В британском посольстве в Мадриде в эту ночь заснули только под утро.

Весть о ночных посетителях британского посольства в Мадриде достигла Лондона, оттуда перешла в Вашингтон и возвратилась обратно в виде шифрованной директивы: вести переговоры о капитуляции Италии поручается Беделу Смиту, помощнику Эйзенхауэра, и разведчику генералу Стронгу, представляющему Великобританию.

Следующая встреча с итальянцами состоялась через несколько дней — 19 августа в Лиссабоне. Это были чисто военные переговоры, где говорили языком карт, уставных понятий, масштабных линеек и штабных карандашей. Кастеллано набросал на карте расположение немецких частей по всему итальянскому полуострову. Он делал это на память, лишь иногда обращаясь к записной книжке. Генерал Кастеллано достаточно хорошо знал дислокацию войск фельдмаршала Кессельринга. Самонадеянный пруссак! На итальянских генералов покрикивает, как на мальчишек. Кастеллано с мстительным злорадством вычерчивал условные знаки штабов, пехотных дивизий, танковых соединений. Фельдмаршал Кессельринг получит от него хороший сюрприз!

Бедел Смит предложил текст акта капитуляции. Кастеллано не возражал, но заявил, что должен доложить маршалу Бадольо. Корсика и Сардиния передаются в распоряжение союзных войск. Итальянский флот, авиация должны быть сосредоточены в определенных местах и немедленно переданы, как только станет известно о капитуляции. Кастеллано лишь настаивал на том, чтобы о капитуляции Италии стало известно не раньше того, как союзники крупными силами высадятся на побережье. Иначе вся Италия превратится в театр военных действий между германскими и итальянскими войсками. Исход этой борьбы нетрудно предопределить — тридцать восемь итальянских дивизий находятся за пределами страны, и только восемнадцать плохо оснащенных дивизий располагаются на полуострове. Не надо забывать, что на Восточном фронте, в России, Муссолини потерял десять отборных дивизий. Это по меньшей мере сто пятьдесят тысяч солдат и офицеров. Политика Муссолини привела к тому, что в нужный момент страна оказалась безоружной перед всеми — перед Германией и перед англо-американскими войсками.

Впрочем, о главной причине, побудившей начать переговоры о капитуляции, Кастеллано не сказал Беделу Смиту. Главное же заключалось в последних событиях на Восточном фронте. Сокрушающие удары под Орлом и Белгородом показали, что песенка Гитлера спета. Пока не поздно, следовало выходить из войны, рвать с Гитлером.

Итальянские делегаты возвратились в Рим, условившись, что дальнейшие переговоры можно вести по радио. Итальянцев снабдили секретным кодом и передатчиком, указали время работы станций. Дальнейшая связь поддерживалась регулярно, изо дня в день.

Споры, споры, споры… Бесконечные споры. Британский премьер начинал от них уставать и все же, как старый боевой конь, рвался в битву. Уинстон Черчилль не терял надежды, что ему удастся в конце концов убедить Рузвельта, доказать ему правоту британской точки зрения.

В Галифаксе с парохода пересели на поезд и тронулись в Квебек. Поездка считалась секретной, но пущенный кем-то слух собирал на станциях толпы народа. Салон-вагон прицепили в хвост поезда, и на стоянках к вагону устремлялись любопытные американцы, чтобы хоть краем глаза взглянуть на британского премьера, а если посчастливится — выпросить у него автограф. В Квебек на встречу с Рузвельтом премьер ехал с женой и дочерью. При виде толп, осаждающих его вагон, Черчилль пришел в доброе настроение и, поддавшись тщеславию, выходил к окну, охотно расписывался в блокнотах, на книгах и даже на шляпах любителей автографов…

Поездка была приятная, но, как только прибыли в Квебек, как только Черчилль сошел с поезда и завел деловой разговор с Рузвельтом, вновь начались споры.

Чтобы подкрепить свои позиции, Черчилль вызвал из Англии Идена. Он прилетел в Квебек несколькими днями позже. Но президент тоже явился на конференцию в сопровождении Гарри Гопкинса. Соотношение сил взаимно уравновесилось.

Главным камнем преткновения вновь стал вопрос о путях войны, о направлении главного удара и стратегических планах в Европе. Черчилль упрямо отстаивал свою идею — нужно вторгаться с юга, со стороны Балканского полуострова. Вообще, если говорить откровенно и прямо, он, Черчилль, высказывается за открытие второго фронта на Балканах, но не во Франции. Вторжение через Ла-Манш повлечет за собой большие потери, ослабит союзников и укрепит Советский Союз. Черчилль уверен в этом. Сейчас, после Сицилии, даже не Рим, не высадка в Италии должна занимать внимание объединенного штаба. Только Балканы!