Он отказался также и от услуг де Голля. Рузвельт пренебрежительно отозвался о де Голле, когда о нем зашла речь в Гайд-парке, назвал его «лондонской примадонной». Американцы явно хотят ориентироваться на пучеглазого Дарлана. Надо подумать об этой фигуре, надо подумать.

Но пока Черчилль был бессилен что-либо сделать. Из Вашингтона в Лондон уже прибыл командующий американскими войсками в Европе, генерал Дуайт Эйзенхауэр. Ему поручено готовить «Торч». Откуда он взялся? До недавнего времени премьер даже не знал о его существовании. Чья это креатура? Скорее всего кого-нибудь из Пентагона.

Итак, произошло невероятное, таинственное превращение. Дуайт Эйзенхауэр, фамилию которого в недавнем прошлом безбожно путали корреспонденты американских газет, войдя подполковником в здание Пентагона, в это военное святилище Соединенных Штатов, где он работал в разведывательном управлении, вышел оттуда через полтора года в чине полного генерала. Он стал командующим американскими войсками в Европе. Даже Марк Кларк, его старый приятель по академии, который протежировал Айку после его возвращения с Филиппин, только удивлялся и разводил руками. Кларка тоже послали в Европу, но он получил всего лишь пост заместителя главкома по «Торчу» — операциям в Северной Африке. Из покровителя он превратился в подчиненного этого счастливчика Айка.

Командующий войсками отправлялся в Европу в совершенно ином настроении, несравнимом с тем, что испытывал он на пути в Штаты той ветреной декабрьской ночью, покидая манильскую бухту. Пусть в недалеком, но в прошлом остались сомнения, тайные колебания, горечь, вызванные неудачами в жизни. В зрелом возрасте Айк почувствовал наконец под ногами твердую почву. За ним стояли, его поддерживали могучие силы, вершившие судьбами Штатов. Из безвестного, так сказать астрального, тела, одиноко плывущего в человеческом космосе, Эйзенхауэр стал центром притяжения людских судеб.

Его ближайшими спутниками — он плыл с ними в Европу — были два негра: Джон и Джен — повар и слуга, ординарец Майкл, адъютант Бетчер. Но центростремительная сила обретенной власти распространялась гораздо шире и дальше — от приятеля Кларка до последнего солдата, ожидающего погрузки на транспортные суда для того, чтобы пересечь Атлантический океан.

Путаница с его фамилией из-за небрежности репортера, остро уколовшая тогда болезненное самолюбие Айка, вызывала теперь лишь снисходительную улыбку. Едва ли кто осмелился бы сейчас переврать фамилию командующего войсками в Европе.

В Лондон Эйзенхауэр прибыл в середине лета, когда разговоры о втором фронте, о помощи русским были наиболее популярной темой английских газет. Видимо, газеты отражали настроения более широких кругов. Первое, что увидел главком по пути с вокзала к своей резиденции, расположенной на Пел-Мелл, в центре Лондона, была надпись, броская, как афиша: «Требуем открытия второго фронта!» Надпись тянулась вдоль забора, скрывавшего обгоревшие руины какого-то здания.

Главком недовольно поморщился. Он сказал официальному чину, сопровождавшему его от вокзала:

— Кажется, вы тоже вторите требованиям русских о втором фронте.

Официальный чин ответил уклончиво:

— Сейчас в Лондоне это наиболее модная тема, мой генерал.

— А негритянский вопрос — тоже модная тема?

В первой же английской газете Эйзенхауэр прочитал заметку о драке между американскими белыми солдатами и американскими неграми. Автор заметки явно стоял на стороне негров-солдат и осуждал поведение белых. Заметка так и называлась: «Нравы южных штатов на Сент-Джеймс-сквере». На этой улице в «Норфолькхаузе» помещался штаб американских войск. Главком выразил свое недовольство. Он добавил:

— Такие заметки пристало публиковать русским. Это для них негритянский вопрос — модная тема.

Официальный чин ничего не ответил. Но через день Эйзенхауэр с удовлетворением обнаружил: надпись на заборе, рядом с его резиденцией, исчезла. Исчезли и недружелюбные заметки об избиении негров.

Официально Дуайт Эйзенхауэр прибыл в Европу планировать и готовить открытие второго фронта. Конечно, на тот случай, если Германия станет терпеть поражение. Но этого не предвиделось.

Эйзенхауэр написал генералу Маршаллу, с которым всячески старался поддерживать дружеские отношения: «Если бы Россия пала, Соединенные Штаты были бы вынуждены перейти к обороне во всем районе Атлантического океана… Не трудно понять, что стало бы с Англией. Англичане уже намечали план Эвакуации своего правительства в Канаду».

В письме он старался оттенить свою главную мысль: необходимо во что бы то ни стало удержать Россию в войне. Русским надо оказывать помощь — это выгодно.

Уже будучи в Лондоне, Дуайт Эйзенхауэр принял непосредственное командование войсками вторжения в Северной Африке. Пентагон придавал большое значение десантной операции, названной «Торч». Для американского главкома в Европе было ясно, что операции в Северной Африке начисто исключают открытие второго фронта в текущем году. Так оно и получилось.

Новый главком поселился в Гровенор-сквере, в центре Лондона, но скоро этот район как-то незаметно переименовали в Эйзенхауэрплац. Новое название даже стало появляться в печати.

Эйзенхауэр бывал частым гостем премьера в его загородной резиденции в Чеккерсе.

В разговорах с премьером он неизменно отклонял все предложения британского премьера по поводу «Торча» о совместных действиях в Африке — это не его дело, у него есть приказ Пентагона. Главком отшучивался:

— Пусть этот факел будет только американским. Мы возьмем его из рук статуи Свободы и водрузим на берегах Африки. Мы утвердим там американскую свободу и демократию…

Этого-то больше всего и опасался британский премьер.

В конце сентября на заседании начальников штабов под председательством Эйзенхауэра утвердили срок «Торча» — через полтора месяца: 8 ноября 1942 года. По этому поводу Рузвельт прислал телеграмму, состоящую из одного слова: «Ура!»

Скрепя сердце Черчилль ответил также восторженно: «О’кей, полный вперед!»

Но у премьера были и свои заботы в Северной Африке — готовилось контрнаступление против Роммеля. Может быть, успех предстоящего наступления компенсирует неудачи в переговорах с американцами. Если не в Алжире, так в Ливии Черчилль должен быть хозяином положения; Это уравновесит силы.

Командующим африканским фронтом стал генерал Александер — человек с мягкими манерами и жестким характером. Премьер подсказал ему — пусть не жалеет средств на усиление ливийского фронта. После того как остановилось движение караванов в Мурманск, Черчилль смог перебросить значительную часть флота в Средиземное море. Вместо России военные грузы пошли на Мальту, а оттуда в Каир и Александрию.

В августе адмирал Сифет на линейном корабле «Нельсон» вошел в Средиземное море — он сопровождал караван судов с военными грузами. Флагман шел во главе эскадры в составе крупнейшего британского линкора «Родней», трех авианосцев, трех десятков эсминцев и значительного числа вспомогательных судов. Эскадра эскортировала караван быстроходных грузовых кораблей.

Все шло нормально, и только у берегов Алжира начались неприятности. Германская подводная лодка торпедировала авианосец «Игл». Он затонул, не успев выброситься на берег. На следующий день был поврежден другой авианосец — «Индомитбил». Германские подлодки преследовали караван, как стая ненасытных акул. В следующую атаку караван потерял сразу семь транспортов и два крейсера. До Мальты из двадцати шести грузовых пароходов добралось всего лишь пять транспортов. Флот понес потери не менее тяжелые, чем у острова Медвежий. Но премьер все же оценивал эту операцию как успех.

Назревали решающие события конца 1942 года, которые должны были совершить поворот судьбы.

В конце октября, точнее — в пятницу 23-го числа, британский премьер получил телеграмму от Александера. В телеграмме стояло одно только слово: «Зипп!» С восклицательным знаком. Для Черчилля это слово значило многое — британские войска перешли в контрнаступление по всему африканскому фронту. Началась решающая битва в пустыне.