— Уверена, мой дорогой, что после этого признания в редакции нашей газеты будет настоящий аврал от сов, спешащих передать нам сведения о местонахождении леди Малфой, — Гарри благодарно кивнул, в глазах его светилась надежда. — Что вы можете сказать о слухах о том, что вас собираются представить к наградам?
— Ничего, — немного удивлённо ответил на мой вопрос юноша и пожал плечами, — я в первый раз слышу об этом. Но могу сказать, что без всяких сомнений эти награды в гораздо большей степени заслужили мои друзья — Гермиона Грейнджер и Рон Уизли, и профессор Снейп. Я не откажусь от признания моих заслуг, но признаться честно, только лишь потому что со всеми этими званиями и регалиями я смогу гарантировать справедливое разбирательство для Малфоев и других пострадавших в этой войне.
— Ну, едва ли Лорда Малфоя можно отнести к невинной жертве обстоятельств…
— А я и не о нём говорю, Рита. Я говорю о тех, у кого не было выбора. О детях Пожирателей или просто приспешников Волдеморта. О тех, кого заставили обстоятельства поступать в угоду Тому Реддлу. Обстоятельства типа похищения и угрозы смерти близким людям. Редактор «Придиры» Ксенофилиус Лавгуд тому живой пример. И он — это капля в море. Сколько волшебников шли на сделку с совестью ради безопасности семьи? — Герой говорил эмоционально и пылко, горечь его слов полынью оседала на душе даже такого прожжёного репортера, как я. Мистер Поттер умолк, а потом тихо добавил: — Это слишком болезненная тема для интервью.
— То, как звучат ваши слова, слишком похоже на идею безнаказанности и всепрощения, Гарри. Это очень провокационное заявление…
— Мисс Скитер, — взгляд моего интервьюера стал очень серьёзным, взрослым, всепонимающим. — Я как никто другой знаю, как важны справедливое правосудие и всеобъемлемость судебной системы, — казалось, словно звуком его голоса можно забивать гвозди, столько в нём было холодного металла. — Моего крёстного отца Сириуса Блэка несправедливо осудили и много лет он провёл в Азкабане ни за что. Я сам был на скамье подсудимых перед полным составом Визенгамота, вам ли об этом не знать? Поэтому всё, к чему я призываю новую власть — к безусловному стремлению к честному, дотошному разбирательству по каждому делу! И я понимаю, что это будет долгий процесс, но грести всех под одну гребёнку — это ничем не лучше тоталитарного подхода к угодным и неугодным Волдеморта! И я этого не потерплю! — Глаза мальчика-который-выжил полыхнули праведным гневом. И я, как независимый журналист, готова подписаться под каждым его словом. — Никто не должен уйти безнаказанным, но наказание это должно быть соразмерным деяниям!
Мистер Поттер потёр глаза и с грустью уставился на небо, тёмное и глубокое в этом памятном мае.
— Я скажу вам откровенно, Рита, я никогда не стремился к политической деятельности или публичности как таковой. Популярность мне обеспечил промах Волдеморта и вы, — он усмехнулся и кивнул каким-то своим мыслям. А потом посмотрел на меня:
— Я очень устал, Рита, но если придётся, если я буду видеть тотальное попирание закона, лёгкие решения сложных проблем, если коррупция и жадность верхних эшелонов власти начнут разрастаться в новом правительстве… Я найду в себе силы и встану на эту стезю. Я не позволю прикрываться моим именем и вершить черноту под эгидой поддержки Золотого мальчика. Если придётся, я пойду против всех и объявлю войну продажности и несправедливости!
— У вас есть причины так волноваться за чистоту рядов нынешнего правительства?
— Пока нет. Но я уже видел, как быстро меняется политический курс. И хорошо понимаю, как легко из героя сделать предателя и наоборот. Я сейчас остался без поддержки друзей — Рону непросто пережить потерю брата, особенно после года, проведённого в разлуке с семьей. Гермиона — самая сильная и честная из нас — тоже с огромным трудом справляется с последствиями войны. Но это не повод говорить за их спинами, что они не радеют за благополучие страны. Просто мало кто помнит, что мы — всего то навсего подростки, пережившие взрослые потери и принявшие взрослые решения. Но мы увлеклись моими бедами, забыв всё же о цели нашей встречи. Я хотел бы сказать последнее: Леди Малфой, прошу вас, дайте мне знать, что вы в порядке. А если это не так, умоляю, скажите, как я могу помочь вам. Я сделаю всё, что в моих силах. А они, как вы уже имели возможность убедиться, отнюдь не малы».
— Щенок! Да как он посмел?! — Министр стукнул кулаком по столу, отчего все в кабинете невольно вздрогнули.
— Но разве не этого вы от него хотели? — заместитель Министра Палмер пожал плечами. — Он уже не пятнадцатилетний ребёнок, чтобы плясать под вашу дудку. И всё, что он сказал вполне справедливо… Когда это скорое правосудие было честным и открытым?
Министр не ответил. Ему, конечно, придётся немного сменить планы, но по сути, мальчишка не так далёк от истины. Некоторые его слова можно списать на юношеский максимализм, но направление для деятельности он выбрал правильное. Вот только сейчас стало понятно, что лучше держать его подальше от политики — займись он ею всерьёз, он оказался бы не так и плох… Кингсли выдохнул и обратился к собравшимся:
— Все силы Аврората пускаем на поиск Нарциссы Малфой. Не важно, какова её истинная роль в Победе, сначала найдём, потом разберёмся. И снимите с неё клеймо преступницы — ищем как свидетеля. Раз Избранному так уж приспичило вернуть Долг жизни — наш долг ему помочь…
Собрание затянулось до самой пресс-конференции, а после него неприметная министерская сова отправилась прямиком к дому 12 на площади Гриммо.
Безделье заставляло Драко звереть. Он ужасно себя чувствовал, но без хоть какого-то занятия он готов был бросаться на стены. В итоге он практиковался в беспалочковой магии, раз уж палочка осталась у Поттера, и в итоге заметил одну особенность. Каждый раз, когда он пытался вызвать Люмос, стены его камеры едва заметно светились, являя взгляду причудливую вязь Блокирующих и Защитных заклинаний. С этого момента он стал планомерно изучать наложенные чары, а через несколько дней и вовсе попробовал распутать несколько нитей. Сил на это уходило много, работа была кропотливая и нудная, но на фоне тотального безделья даже такое времяпрепровождение было в радость. Эта скрупулезная и вдумчивая деятельность напоминала ему что-то давно забытое и туманное, но от того, что он занимался этим почти бессмысленным занятием, в голове немного прояснялось, будто когда-то он уже искал решение подобной головоломки, и сейчас снова встал на родные рельсы. Ночью было проще — кошмары снились редко, в основном он видел Хогвартс и то, чего там никогда не случалось. И поначалу дикие, совершенно неправдопобные картинки постепенно стали привычными и даже желанными. Эти сны были красочными и наполненными теплом и чем-то почти нежным… Таким необъяснимым, но нужным. Необходимым. И теперь Драко каждый вечер ждал, когда же он наконец заснет, чтобы узнать, что он увидит сегодня. Хотя в первую ночь, увидев, как они с Поттером сидят в библиотеке и спорят о многовекторном применении синхронных Чар Левитации, парень проснулся от шока и до самого утра не сомкнул глаз.
Драко ощущал себя потерянным — и сейчас, спустя почти две недели после того, как они с матерью покинули Мэнор, это ощущение было больше внешним, чем внутренним. Да, он все так же не понимал, где его место в этом послевоенном мире, иногда жалел себя и не всегда мог совладать с желанием выбраться из этой скорлупы — не только из удрученного состояния, но и из этой комнаты. Однако с каждым днем он все отчетливее чувствовал, что его потеряли. А еще очень скучал по своему другу, который почему-то больше не приходил. Вместо него во снах появлялся Поттер, и порой совершал такие поступки, что Драко начинал сомневаться в собственной вменяемости. Он смеялся над его шутками, абсолютно игнорируя их вражду. И во снах это казалось чем-то естественным, правильным, привычным. По пробуждении Малфой долго не мог отделаться от ощущения, что все это уже было. Было частью его жизни, или это он был частью чего-то большего. Но связать в логическую цепочку эти события не удавалось. Даже с учётом того, что Драко принял за данность, что что-то в его памяти отсутствует.
