Поттеру не спалось. Он не винил Драко в его просьбе и попытке сделать свою жизнь комфортнее, спокойнее, может, стабильнее. Но не хочет использовать свою любовь для простого утешения. Он хочет дарить её, просто потому, что она есть. Он хочет целовать его, потому что знает, что его любимому человеку это приятно и желанно, а не раздавать пилюлю от плохого настроения.

Он присел на диван в гостиной, вспоминая их совсем недавний поцелуй. Пронизанный взаимными чувствами, любопытством Драко, его предвкушением, и нетерпением самого Поттера. Поцелуй, который вдохнул в обоих новую жизнь. Если бы не Патронус… Гарри бы повторил его, а потом ещё и ещё, потому что оторваться от губ Малфоя было невозможно. Даже для вдоха не хотелось разрывать это прикосновение. И он бы мог подарить ему нежность и тепло, но ничего не получил бы взамен, кроме, быть может, отголосков удовольствия.

Кричер подал чай, непонятно зачем, но к чаю прилагалась газета, и Поттер понял, о чем говорила Гермиона уже с первой полосы:

«ЗАЧЕМ МИНИСТРУ ДВА ПОТТЕРА И ЧТО СКРЫВАЕТ НАШ СПРАВЕДЛИВЫЙ СУД»

Статейка вышла, что надо. Как и, в принципе, любой опус Скиттер. Вот только Гарри Поттер в ней выглядел как какой-то непонятный революционер, который спешит сражаться за всеобщее благоденствие. Но Гарри ничего из этого делать не хотел. Он хотел убрать Уорика. Понять, можно ли доверять Нарциссе. Довести Мэнор до ума. Он не хотел влазить в политику. Он хотел разобраться с его отношениями с любимым человеком и хотел разобраться с самим собой. Слишком долго шла война. Он не знал, чего хочет от жизни. Но чего не хочет знал точно.

Да, Скиттер всё правильно приподнесла. У Гилберта намечались огромные проблемы, как и у тех, кто был оправдан его судом. Говорить о тех, кто был осуждён, было рано. Но в идеале нужно было пересмотреть все его дела. Да, Рита выполнила условия их сделки даже без просьбы Поттера. Но что сейчас делать с тем, как общественность видит позицию Гарри. От одной чёртовой статьи Поттера чуть ли не выдвинули в Министры Магии. А у самого Поттера спросить не думали?

Внезапно Гарри почувствовал чужие ладони на своей груди, под халатом. Они нежно спустились по коже от шеи к ключицам, потом легли на грудные мышцы, легонько огладили соски и стали подниматься обратно. Улеглись на плечах и мягко сжали напряжённые мышцы. Ощущения были настолько реальными, что Поттер хотел даже оглянуться, но он знал, что Драко спит сейчас наверху.

— Что ты делаешь, Драко? — спросил парень, не желая сбрасывать это наваждение.

— Я хочу вспомнить, как это — любить тебя… Мне нужно вспомнить, как я любил тебя, Гарри, — его руки продолжали путешествие по телу парня. — Мне кажется, что сейчас я изучаю тебя заново. Мне кажется, что раньше мои пальцы чувствовали тебя иначе. Не таким сильным, не таким крепким… Что ты был более худым и жилистым, а за то время, что мои руки тебя не касались, ты стал мужественнее и будто больше… Но твои волосы, — теперь он касался его затылка подбородком, немного поворачивая голову, словно пробуя ощущения своим лицом, — такие же, как раньше… Когда ты ушёл в гости к своей Матушке, я чувствовал такую пустоту… И если ты чувствуешь то же без моей любви, мне нужно вспомнить, как я люблю тебя…

Гарри вздрогнул от этих слов, но Драко не заметил оговорки.

— Сейчас я могу дарить тебе свою нежность… Но она тебе, кажется, совсем не нужна… И я понимаю, почему ты отказался от меня в первый раз, когда узнал, что мы — супруги. Но сейчас, Гарри, сейчас ты снова отвергнешь меня. И это больно. Не знаю, почему, но это больно.

— Драко… — Гарри хотел протестовать, но имя любимого прозвучало как стон.

— Нет, не надо мне ничего говорить. Просто дай мне попробовать это. Мои руки будто дрожат, когда я прикасаюсь к тебе. Ты мой… Не запрещай мне хотя бы этого. Я не делаю ничего, что может тебя обидеть. Не покушаюсь на твою непорочность. И не прошу ничего в ответ.

Поттер закрыл глаза и просто позволял. Хотелось подарить ему ответную нежность. А ещё больше хотелось подняться наверх, вытряхнуть Малфоя из пижамы и показать, насколько он его хочет, насколько сильно он в нём нуждается.

— Я знаю, о чём ты думаешь, Поттер, и прошу тебя, не надо. Потому что потом ты об этом пожалеешь. И мне будет ещё хуже. Просто потерпи меня рядом.

— Ты дразнишь меня, хороший мой. Ты все жилы вытягиваешь. Ты такой красивый, Малфой. Глаза твои эти… Руки, пальцы… Ты знаешь, как мне было страшно, что ты увидишь эти мои сны? Что испугаешься, будешь испытывать отвращение ко мне… Драко, я так скучал по тебе. Я так скучаю по тебе… Губы твои… Робкие, послушные… Вся моя суть противится тому, чтобы уйти. Я так люблю тебя… Я так люблю тебя…

Гарри плавился под его руками, понимая, что ещё немного, и просто не сможет сдерживать всё нарастающее желание. Он отчаянно избегал подобных мыслей. Не хотел опошлять те отношения, что сохранились в его памяти, а в те редкие моменты, когда позволял себе утонуть в мечтах о Драко, делал всё быстро и неловко, словно что-то грязное и нелепое. Совсем не похожее на то, что они делали вдвоём.

Руки Драко всё смелее проходились по его груди, животу, по резинке пижамных штанов, и в какой-то момент, когда Гарри уже зажмурился, чтобы как-то прийти в себя, соскользнули под них, сходу обхватывая вставший член, лаская его неумело и слишком жёстко, но Поттеру хватило всего несколько рваных движении, чтобы кончить. Сердце чувствовалось где-то в горле, и пока Гарри приходил в себя, присутствие Драко испарилось.

Он ещё несколько минут смотрел в потолок, а потом поднялся к нему в спальню и улёгся рядом. Чувствовать себя одному было никак. Он просто не мог находится один. Его сморило мягкое присутствие родного человека, он уснул, думая о том, что возможно, поступает несправедливо со своим мужем. Но довести мысль до конца не успел.

Гермиона наматывала круги по своей комнате, когда в дверь постучали. Адам неловко потоптался на пороге, никак не решая, войти ему, или всё же пригласить девушку на кухню, чтобы она могла поесть. Это был предлог, он просто заметил, что она пропустила обед, но поговорить было необходимо.

— Адам, вы хотите мне что-то сказать?

— Да. Я видел, что вас не было в Большом зале…

— Вы хотели поговорить о моей диете? — она не дала сбить себя с толку.

— Нет, — смутился мужчина. — Вы понимаете, мне очень волнительно, как Гарри отреагирует на статью. Я понимаю, что госпожа Скиттер, как всегда, перевернула ваши слова по-своему. Но по всему выходит, что мистер Поттер готов взять на себя ответственность за судьбу всей страны. Снова…

Эти слова, которые полностью отражали мысли девушки, нашли неожиданную реакцию. Гермиона расплакалась. Она понимала, что сейчас им с Драко нужно время. Что невозможно откладывать их отношения в долгий ящик. Что там между ними происходит, было неясно, но и слепой заметил бы, что что-то не так. Но её опрометчивый ответ на сообщение Риты, её дальнейшие комментарии… Журналистка связалась с ней ночью, когда Гермиона ворочалась в кровати, не имея возможности найти выход скопившемуся в крови после сражения адреналину. И волшебница выдала ей всё. И грязную игру Уорика, и участие Министра в штурме дома Героя Магической Британии, и даже то, что Драко жив, был на светлой стороне во время войны и неразрывно связан узами с Гарри. Это вышло случайно, но девушке так нужно было выговориться, переварить события последних часов, выплеснуть напряжение, которое струной затянулось вокруг её горла, что она не могла остановиться. Не могла заставить себя закрыть рот, даже понимая, что несёт лишнего. Ожидать от Скиттер молчания было глупо. Хотя нужно отдать ей должное — про Малфоя в статье не было ни слова.

Она плакала беззвучно, повернувшись спиной к мужчине, который лишь по едва заметно вздрагивающим плечам понял, что происходит с Гермионой.

— Девочка моя, ну что же вы… — мужчина обнял её, снова. Это уже начало входить в привычку — утешать плачущую Героиню войны. Хотя делал он это из искреннего желания, а не необходимости.