Он снова закрыл глаза, коснувшись перстня. А когда открыл их, ничего не ответил. И, не позволив себя коснуться, попрощался и вышел. Ощущения были скомканными, смешанными, непонятными.
Без прикосновения невозможно было понять, что именно понял и почувствовал слизеринец, но Поттеру так и не удалось с того момента узнать об этом больше. Сейчас, стоя на башне, он с удивлением осознал, что впервые за то время, что они с Малфоем стали изучать связь, он по-настоящему замёрз. И понял, что раньше, как только ему становилось прохладно, Драко его согревал. Буквально. Он использовал Согревающие чары, пока Гарри даже не осознавал, что замерзает. И от этого незамысловатого действия, от такого простого проявления заботы сердце сжало стальным кулаком. Потому что так о нём никто не заботился. Молча, как бы между прочим, без лишних слов и увещеваний… Просто делал так, чтобы Гарри было тепло. Подумав об этом ещё минуту, он понял, что Драко использовал не только Согревающие. Каждый раз, когда связь позволяла ему понять, что Гарри в чём-то нуждается, тот без ненужных акцентов это давал. Тепло, еду, отдых, тишину…
Каким же должно было быть многоуровневым и сложным заклинание, наложившее подобную связь, если даже в таких мелочах Драко проявляет подобную заботу? Однако, если тот факт, что Малфой заботится о нём из-за связи, под сомнение не ставился, то то, как он эту заботу проявляет, — это исключительно его личная инициатива; и Поттеру было до жути интересно, что же повлияло на такое представление Драко о заботе. Заботился ли кто-то о нём так же… Был ли в его жизни родной человек, который так же берёг его, как Драко сейчас бережёт Гарри?
Герою были непривычны подобные немногословные проявления чувств. Всё же Уизли были очень шумными и всегда очень говорящими, Гермиона своё понятие о заботе демонстрировала принятием на себя роли строгой мамочки, которая ругается за несъеденный завтрак или несделанную домашку. В таком окружении забота, не лимитирующая его права, не подталкивающая к какому-либо выбору, но создающая ему все условия для комфорта и умиротворения, была не просто в новинку. Гарри понял, что в действительности он именно к таким отношениям и стремился бы, будь перед ним цель построить свою семью. И в этот момент ему было совсем не важно, что это Малфой, что это парень был тем, кто давал ему это. Было важно, что он сам никогда не проявлял свою, теперь очевидную, влюблённость подобным образом. Никогда в таких мелочах. И ему стало ещё более понятно, что, не имея перед глазами такого примера, он просто не умел заботиться о ком-то. Даже о самом себе.
Поттер наложил Согревающие чары и уставился в горизонт. Зима была неправдоподобно прекрасна. Ему на миг показалось, что он попал в сказку, и внезапно он улыбнулся. Малфой, скорее всего, сказал бы сейчас, что он в этой сказке живёт уже шестой год, а сам и не заметил, что для него сказка стала явью.
После той рождественской ночи ему было трудно спать. Он помнил то всепоглощающее ощущение покоя, в котором он купался всё время рядом с Драко. Он скучал по нему. И по ощущению, и по парню, если быть откровенным с самим собой. И хотя он понимал причины такой просьбы Малфоя, чувствовал его страх и тоску, буквально давился его одиночеством, он всё равно не мог перестать злиться. Эта слизеринская осторожность не укладывалась в его голове, потому что гриффиндорская натура подталкивала его броситься в омут с головой. И он знал, что, прояви он настойчивость, Драко не устоял бы. Но Гарри уважал его решение, каким бы трусливым оно ему ни казалось.
Порой по ночам ему сквозь сон казалось, что он слышит, как Малфой зовёт его, как просит послать к чёрту это гриффиндорское благородство и прийти к нему, потому что совсем невыносимо находиться так близко и не чувствовать его прикосновения, не слышать запах, держать всю эту нежность при себе. И наутро он просыпался разбитым и угрюмым, со вкусом ядовитого сожаления на языке. Но они снова пересекались в Большом зале за завтраком, потом виделись в библиотеке, встречались в Выручай-комнате, искали ответы и практиковались, никак не выказывая своих чувств. А ночью всё начиналось с начала.
И первый день семестра как никогда ярко показал Поттеру, насколько он привык к Драко, к тому, что тот незримо всегда рядом, к его тихой заботе… И как горько было понимать, что теперь расстояние между ними выросло и снова придётся урывками находить время, чтобы побыть рядом. Только для того, чтобы понять, как убрать ту связь, которая из непримиримых врагов сделала их… Кем?
Гарри задумался, и очередной порыв ветра напомнил ему о времени. «Близкими людьми», — ответил он сам себе и полез за мантией-невидимкой, чтобы без проблем добраться до спальни. Проходя мимо гостиной, он увидел воркующих Джинни и Дина. Всё же прекрасно, что Гермиона — его подруга; она избавила его от стольких проблем, что никаких слов благодарности не хватит. Ему стало стыдно за свою злость и раздражение на подругу. В конце концов, ему всё это вполне могло показаться… Он улёгся с твёрдым намерением извиниться перед подругой, а ночью ему приснился Драко.
Увидев в своём кабинете двоих парней, директор немало удивился, но спокойно выслушал Драко, и спустя недолгих пятнадцать минут к ним присоединился Северус. Всё обсуждение сводилось к тому, что сейчас не время делать громких заявлений, что открывать факт смены стороны нет необходимости, более того, в данный момент это может быть опасно для всех Малфоев. Гарри мрачнел всё больше, и Драко с трудом сдерживал себя от того, чтобы не прикоснуться в успокаивающем жесте, ограничиваясь мысленными попытками поддержать Поттера. И к концу разговора, когда Снейпа со своим студентом попросили удалиться, он неожиданно услышал: «Спасибо, Драко».
Поздно вечером они стояли недалеко от Полной дамы. Гарри негодовал:
— Что значит это их: «Оставь это нам, Гарри, у тебя есть задача важнее»? Опять меня оставляют слепым котёнком!
— Я так и думала, — расстроенно сказала Гермиона и опустила глаза.
— Что ты знаешь? Гермиона! Что это значит? — Гарри в нетерпении смотрел на её грустные глаза и вздрогнул от тихого, убитого голоса:
— Это значит, Гарри, что они всерьёз рассматривают возможность того, что мне придётся вернуться в мэнор, — Драко был скрыт под мантией, но Поттер безошибочно посмотрел туда, где под тканью прятались его глаза.
— На каникулы? — Гарри сам знал ответ на этот вопрос. — Нет… нельзя… нельзя этого допустить…
Чудовище внутри гриффиндорца так быстро вскочило на лапы, вонзая когти в самую душу, что Драко, не боясь разоблачения, схватил его за руку, затаскивая под мантию, впечатывая в себя, обнимая и прижимая к себе так крепко, будто от этого зависела его жизнь.
Гермиона, видимо, тоже увидела что-то в глазах Гарри, потому что просто развернулась, проверяя, никто ли не стал свидетелем внезапного исчезновения её друга. Она не заметила мелькнувшую в тени мантию, так же как парни не заметили брызнувшую во взгляде горечь.
В рабочих буднях время неслось подобно Хогвартс-экспрессу. Находить возможность увидеться было сложно, а тот факт, что они с Драко уже несколько недель буксовали в изучении связи, почти лишил их необходимости в совместных занятиях; а придумывать причину, чтобы провести несколько часов в целительном обществе друг друга, было почти нереально, не посвящая Гермиону в некоторые особенности их отношений.
Дело было всё в тех же злосчастных ночах. Не имея реальной возможности поддерживать друг друга, лишь изредка, когда уже совсем невозможно было сдерживать себя, оказываясь вместе в какой-нибудь нише, отчаянно держась за руки, парни не сразу осознали этот момент. Во сне, когда сознание отдыхало и не сдерживало волшебников, их магия тянулась друг к другу. И это было непостижимо прекрасно. Сразу оба списывали это на юношеские фантазии, всё же оба парня молоды и нуждались в определённых вещах… Но однажды, после очередной выматывающей тренировки команды по квиддичу, Гарри оказался заперт в старой кладовке для мётел с печальным, осунувшимся Малфоем. Он так трепетно сжимал пальцы гриффиндорца, даже не особенно заботясь о том, что тот чувствует всё одиночество и опустошение, всю нежность и тепло, которые обычно парни прятали друг от друга другими мыслями и эмоциями (что не особенно помогало), что Гарри обмолвился:
