— Давай-ка ещё раз и подробнее: в какой момент ты понял, что снова чувствуешь его?

Допрос продолжался ещё полчаса, прежде чем гриффиндорка вынесла свой вердикт:

— Филч открыл дверь, тем самым нарушив контур границ кабинета профессора Слизнорта. Тебе понадобилось увидеть Драко, прежде чем связь дала о себе знать?

— Знаешь, вот когда ты спросила, я понял, что сначала почувствовал его состояние, а уже потом увидел его…

— Значит, ответ прост! Заклинание на кабинете Слизнорта перекрывает вашу способность ощущать друг друга! Видимо, это не простое заклинание Расширения пространства!

— Ну конечно же! — саркастично произнёс Гарри. — У нас ведь такой обычный преподаватель по Зельеварению… Почему бы ему не использовать самое обычное заклинание Расширения пространства! Нет! Нужно необычное!!!

— Успокойся, Гарри, — шикнула на него Гермиона. — На нас и так уже косятся! Это очень ценное знание, и просто замечательно, что мы стали его обладателями. Просто теперь нам нужно понять, как его использовать. Может, можно будет спрятать Драко и Нарциссу; может, узнай мы формулу этого заклинания, мы смогли бы понять, что это за связь… Нужно будет спросить профессора.

— Ну, может, из этого он не станет делать такую же тайну, как из разговора со своим студентом столетней давности…

— Если профессор Дамблдор говорит, что это очень важное воспоминание, да ещё и изменённое самим Слизнортом точно не без причины, то так оно и есть!

— Малфой называет директора старым интриганом, и мне стоило некоторых усилий добиться его согласия, чтобы рассказать о том, что они с мамой сменили сторону.

— А Нарцисса знает об этом?

— Это не имеет значения. Это как-то связано с решениями главы рода и всё такое…

— Да, ведь формально Драко исполняет эту роль, пока Люциус в Азкабане, — в её голосе Гарри послышалось сочувствие и что-то ещё, что он предпочёл не разбирать.

Из его рта вырвалось:

— Драко до сих пор ненавидит меня за то, что я отправил его отца к дементорам, — и сам неожиданно понял, что его это очень расстраивает.

Он поднялся из-за стола, проходя сквозь свои чары, оставляя Гермиону в полной магически созданной тишине, и быстрым шагом направился из библиотеки. Он не имел конкретной цели, ноги сами принесли его на башню.

Прожив в мире чародейства и волшебства столько же, сколько длилась его осознанная жизнь — а чётко помнил себя он лет с пяти, — Гарри никогда не задумывался о том, в каком именно мире живёт. Мир маглов для него был привычным и естественным, а мир магов заставлял поражённо восклицать и удивляться всех учеников, окружающих парня. Поэтому он не видел различий и этого вопроса просто не возникало. И только после того, как парню довелось ощущать другого человека, он заметил, как сильно его жизнь у Дурслей на самом деле отпечаталась на поведении, — ведь Малфоя Гарри не просто знал, он порой будто сам становился совершенно иной личностью. Ощущая момент принятия решения, например, он будто сам это решение принимал. А Драко именно на уровне подкорки жил и дышал магией. Раньше Поттеру казалось, что слизеринец делает это нарочно: использует заклинания направо и налево, как бы подчёркивая, что он волшебник, а Гарри просто магл, который обладает магией. Но когда гриффиндорец перестал прятать голову в песок и признал, что по неизвестной причине чувствует врага, то понял, что по большей части Драко даже не задумывается, использовать магию или нет. Он просто ею живет. И все Люмосы, Акцио, Агуаменти вылетают у него почти неосознанно. И, когда в один из вечеров на каникулах они оба уже просто не могли практиковать оставленные Гермионой упражнения из маггловской психологии, призванные повысить доверие между партнёрами, у них и состоялся тот нелёгкий диалог.

Драко сидел на кресле в Выручай-комнате, играясь с Люмосом. Он то усиливал свечение, то отпускал заклинание до приглушённого света, то снова разжигал его, когда Гарри задал вопрос, который долго его интересовал:

— Добби был твоим домовиком? Или Люциуса? — они очень редко касались темы семьи, но любопытство Поттера не могло больше терпеть.

— Он был домовиком дома Малфоев.

— А сколько их у вас? — Драко отреагировал спокойно, поэтому Гарри продолжил беседу.

Блондин опустил палочку и откинулся на спинку кресла.

— Давай посмотрим… — он прикрыл глаза и прикоснулся к фамильному перстню. — Восемнадцать.

— Что это было? — Гарри подобрался и внимательно вглядывался в лицо Малфоя, который на несколько мгновений стал отстранённым и будто пустым изнутри, но одновременно Поттер ощутил какую-то дикую силу, которая приняла в себя парня, окутав теплом и заботой.

Драко улыбнулся:

— Это было прикосновение к магии рода. Когда отца посадили, — в этот момент Гарри почувствовал небывалую горечь и апатию, — мне, как Наследнику, пришлось принять на себя обязанности Главы рода. Я до твоего вопроса никогда не задумывался о количестве домовиков, поэтому мне пришлось спросить… Их восемнадцать, Поттер, — звучал Малфой спокойно, но Гарри знал, что настроение его далеко от спокойствия.

— А у тебя есть твой домовик?

— Типпи. Он со мной с детства. С рождения. У мамы и отца тоже есть личные домовики, Добби был домовиком деда.

— Абраксаса?

— Ну конечно, Поттер! Кого же ещё! — теперь он звучал раздражённо, даже не стесняясь выражать это раздражение перед другим человеком.

Гарри тут же протянул руку, прикасаясь к его ладони, дождался, пока вспышка Драко прошла. Он не готов был почувствовать, что тому неприятно его прикосновение, что тот злится и сдерживает этот гнев.

— Ты же знаешь, что в Министерстве был не только я, что твоего отца видели многие. Он сражался с Орденовцами, он…

— Даже если бы это был только ты, ты всё равно о нём рассказал бы! — едко ответил Малфой.

— Он выпускал заклинания в моих друзей! Он выполнял задание Волдеморта!

— Он не перестаёт быть моим отцом из-за этого! Я не жду, что ты меня поймёшь!

— Потому что моего отца нет в живых? — Гарри распалённо вскочил с ковра, на котором сидел, и в этот раз Драко взял его за руку, чтобы успокоить, и это мгновенно умерило его пыл. — Если бы мои родители были живы, я так же, как и ты, переживал бы! Я понимаю, что…

— Оставь это, Гарри, — Драко всё ещё держал его за руку и теперь излучал привычное тепло, нежность, какую-то болезненную робость и надежду. — Я так долго считал его примером для подражания, так долго стремился во всём ему угождать… что по-настоящему вспомнил, что я Малфой, только в том гоблиновом туалете, когда смотрел в твои невозможные глаза.

Гарри стало неловко, и он снова сел, немного ближе к ногам Драко на этот раз; тот вздохнул и отпустил руку.

— Личный домовик отца моей матери принадлежал к дому Блэков — естественно, Добби был домовиком Абраксаса, — теперь он пояснял спокойно, внутренне будто оградив себя от пустых переживаний за отца. — Кстати о нём…

— О Добби? — Гарри так увлёкся изучением ощущений от связи, что не уловил смысл фразы.

— Об Абраксасе, дурень! — Малфой улыбнулся. Гарри снова подвис, на этот раз от его улыбки. — Тогда у Плаксы Миртл ты сказал одну фразу, об истинном могуществе, помнишь? — Гарри кивнул. — Откуда ты её узнал?

Поттер пожал плечами:

— Не знаю, я тогда говорил то, что приходило в голову… А что?

Драко был задумчив и очень серьёзен. Спустя некоторое время, пока Гарри терпеливо ожидал его ответа, он всё же сказал:

— Понимаешь, Гарри, эта фраза — из нашей родовой книги, и авторство её принадлежит именно моему деду, поэтому для меня было таким шоком услышать её от тебя.

Теперь и Поттер выглядел удивлённо-задумчивым. Весь остаток вечера они провели в обсуждении возможных причин, и в конце концов Гарри предложил обратиться с этим вопросом к магии рода.

— Или я неправильно понимаю, как это работает? — увидев некоторое смятение на лице Драко, он уже приготовился к очередной насмешке, но тот не стал.

— Ты всё ещё не совсем понимаешь, что это не магический шар, в котором можно увидеть ответ на любой вопрос… но сделать то, что ты предлагаешь, возможно.