— Я понял, Гарри, ты меня хочешь… и не собираешься сдерживать свои желания. Вот только всё это очень серьёзно, понимаешь? Мы ведь можем подтвердить помолвку ненароком, мы ведь не знаем, какими были её условия. А ещё мы можем совершить самую большую ошибку в своих жизнях, подогревая чувства, которых нет.
— Но они есть! — воскликнул Поттер, и его возражение всколыхнулось горячей волной в эмоциях, ощущаемых Драко через связь, чтобы потом вернуться этой же волной к Гарри. — Они есть, — уже спокойнее произнёс гриффиндорец и сделал шаг назад. — Я понял всё и я не буду к тебе больше лезть со всеми этими… — он несколько секунд подбирал слово, — нежностями, — немного неловко проговорил он, наконец. — Но добавлю к твоим аргументам ещё один: твою трусость. Мне тоже страшно, Драко, но… Что ж, не будем вдаваться в полемику, — он снова накинул на себя мантию-невидимку, отступая на несколько шагов назад. — До завтра, Драко.
— Но как же? — удивлённо, даже немного ошеломлённо спросил Малфой уже в пустоту. — Разве ты останешься в Хогвартсе на каникулы?
— Ну конечно! — шепнула ему пустота совсем рядом с ухом. — Это ведь целых две недели совместных занятий! Да мы с тобой за это время разгадаем все тайны Мерлина, не то что это непонятное мерцание!
Объяснить Рону, почему он не едет с ними в Нору, было сложно. Ещё сложнее было испросить разрешение декана остаться в школе на время каникул. Гермиона поняла всё за считанные минуты и попросила почаще отвечать на её письма. Гарри уже представил, сколько их будет за эти две недели. Однако ему очень требовалась помощь подруги, поэтому жаловаться сейчас было недальновидно.
В сочельник Гарри всё же пришлось появиться в Норе. Пробыв там несколько часов, пересказав суть разговора Малфоя со Снейпом, Поттер довольным и сытым вернулся в Хогвартс, где с огромным трудом выловил Драко.
— Ты же не думал отмечать Рождество один, а, Малфой? — почти с издёвкой спросил Гарри и потащил его в их излюбленное место. Там, после нескольких часов тёплого, спокойного, уютного, но совсем не романтичного общения (на самом деле, воздух буквально искрил от невыраженных желаний, неосторожных взглядов и незаконченных жестов) Поттер с улыбкой посмотрел на часы, так вовремя появившиеся на стене. — Ну вот, уже полночь! — он осторожно взмахнул палочкой, и к блондину подплыла маленькая коробочка с аккуратным красным бантом. — С Рождеством, Драко!
Удивлённый и польщённый оказанным вниманием, Малфой зарделся и открыл подарок. Там на синем бархате лежала золотая цепочка в виде змейки. Гарри поспешно встал и подошёл к растерявшемуся парню. Присев на корточки рядом с креслом, он достал украшение и поднёс его к пальцу Драко, и змейка в тот же момент обернулась вокруг него. Тот улыбнулся, но гриффиндорец, видимо, ещё не закончил демонстрацию:
— Она может принимать форму любого украшения. Хочешь, заколка для галстука, — на этих словах он снова коснулся змейки, и она перетекла к серебристому галстуку слизеринца. — Хочешь, цепочка, — змейка превратилась в очень тонкую золотую нить, которая оплела браслет из белого металла, который уже находился на руке у Малфоя. — Но не в этом её ценность, — он улыбнулся, тепло и застенчиво, — самое важное, что это порт-ключ в безопасное место. Нужно лишь порвать цепочку, ну, или сломать заколку… и ты окажешься там, где тебя никто не достанет. Но самое главное: сам ты не будешь знать, где ты находишься, поэтому найти тебя там никто не сможет. Тебя и того, кого ты возьмёшь с собой, — вся лёгкость и торжественность момента ускользнула сквозь петлю истинного предназначения этого подарка. — Это не спасёт тебя от его мести, — потухшим голосом продолжил Поттер, понимая, что это решение едва ли хорошее, просто самое удачное из всего, что он смог придумать. — Но ты останешься жив, — тревога и грусть заполнили атмосферу в комнате, и никто не решался её развеять. — С Рождеством, Драко, — наконец, снова поздравил он Малфоя и неожиданно почувствовал его руку на своей. Это была скорее решительная хватка, чем осторожное, привычное прикосновение. И таким же решительным был его взгляд.
— Ты прав, Поттер! Я боюсь, — Гарри думал, что самое большое, что получит, — благодарность за подарок, поэтому такое откровение в ответ на поздравление с Рождеством прозвучало совершенно неожиданно. — Того, что с моей стороны это не навязанные связью чувства, — Малфой звучал нетерпеливо и как-то даже нервно. — Потому что я очень отчётливо понимаю, почему ты мне нравишься, какие черты в тебе привлекают меня. И я не хочу…
Договаривать не было необходимости, их сцепленные руки дублировали каждое слово, произносимое Драко, его чувствами. И Гарри прекрасно понимал, что тот просто не хочет остаться с разбитым сердцем, потому что о своих чувствах гриффиндорец такого сказать не мог.
Той ночью перед отбытием друзей на каникулы он разбудил Рона и совершенно бесцеремонно допросил полусонного товарища о тех ощущениях, что в нём вызывает Лаванда, когда они целуются. И оказалось, что ничего даже отдалённо похожего на тот фейерверк эмоций, что рождались в Поттере от одного только нежного прикосновения Драко к его лицу, у друга не возникало. Рон говорил о тепле, приятной тяжести в низу живота, о мурашках по коже. Нечто подобное он испытывал с Чжоу… и с Джинни, пока та не стала навязчивой и нарочито прилипчивой. Поэтому Гарри убедился, что эти ощущения вызывают чары их с Малфоем помолвки. И спустя несколько дней до Рождества это убеждение только выросло.
— Ты же знаешь, что я знаю… — он неловко улыбнулся Драко и захотел отойти, но почувствовал, что тот не закончил. Его волнение только увеличилось, а пальцы теперь немного беспокойно перебирали его ладонь.
— Я ещё раз кое-что проверил, — его рука чуть крепче сжалась на руке Поттера. — Пока мы не смешаем нашу кровь, ничего не подтвердим, — всё так же серьёзно продолжал Малфой, но Гарри чувствовал некоторую робость и непонятную сейчас настороженность. А потом Драко убрал свою руку, осторожно переложил коробку на столик и немного неловко отодвинул тёмную прядь, упавшую на щёку его визави. Брюнет удивлённо вздохнул, но не отстранился. Он весь вечер, так или иначе, возвращался к мысли о тех невероятно нежных, удивительных прикосновениях, которые Малфой успел подарить ему, пока не струсил. Поэтому сейчас всем естеством потянулся к нему, наслаждаясь неожиданной близостью.
— Сегодня Рождество, Гарри… Возможно, моё последнее Рождество… — набрался наконец смелости Драко и словно сиганул в пропасть, — Как ты отнесёшься к тому, что мы сделаем друг другу ещё один обоюдный подарок? Чувственный… И уверен: не менее желанный каждым из нас… — видимо, удивление на лице Гарри сменялось недоверием и смятением, потому что Малфой наклонился к нему близко-близко, переместив руку на затылок парня, легонько поглаживая линию челюсти и шею, и продолжил с некоторой досадой: — Я не могу забыть вкус твоих губ, Поттер; с того самого момента, как попробовал их, мои мысли возвращаются в ту нишу, в тот коридор. А когда мне удаётся отвлечься хоть на минуту, я с содроганием думаю о том, что забыл этот вкус и больше никогда не смогу ощутить вновь, — его глаза метались между зеленью глаз Гарри, его румянцем на щеках, его чуть высохшими губами, которые так хотелось лизнуть.
С такого небольшого расстояния он выглядел удивительно юным. И глубоко в душе Драко содрогнулся: Гарри хотелось обнять, защитить ото всех неприятностей и невзгод, хотелось укрыть собой, чтобы ничего плохого с ним не случилось, а весь магический мир ожидал его жертвы, как агнца на закланье. Да что мир, сам он искал в нём своё спасение. Искал и находил, находил не достающую ему уверенность, силу, решительность… Только в этот момент в его глазах Драко почему-то видел нежность, робость и вопрос. А руки чувствовали податливость и желание прижаться ближе. Внутри слизеринец понимал намного больше: Поттер не хотел ему навредить, Поттер признавал его собственноручно возведённые границы, не желая нарушать их и сомневаясь, действительно ли этот повод достаточно веский, чтобы позволить самому Драко их нарушить. Поттер не хотел ему зла, готовый защищать даже от самого себя.
