Стенания эльфа тут же стихли.
— Хозяина переместили в фамильный склеп, оставили чары Слежения и Сигнальные чары и ушли. Но Типпи даже не успел убрать первый этаж западного крыла, как почувствовал чужое присутствие в Мэноре. Злое, тёмное. Типпи снова не смог сберечь дом почтенных хозяев… — под конец фразы он снова разрыдался, но услышав предупреждающее рычание Гарри затих и сжался, словно в ожидании наказания.
Гарри смиренно вздохнул и строго спросил самый интересующий его вопрос:
— Эти другие чужаки, зачем они приходят сюда? Они хотят найти Драко? Они хотят ему навредить?
— Типпи не знает, сэр. Но хозяина здесь нет, а они рыскают везде, куда могут зайти, ломают всё, открывают даже маленькие шкатулки и все тайники, — существо снова всхлипнуло, а огромные глаза наполнились слезами, но видя сурового, решительного Героя, не посмело разрыдаться. — Они почти не говорят, но уверены, что то, что им нужно, в стенах мэнора. Типпи не может помочь Гарри Поттеру, но он может постараться узнать, зачем звери приходят в дом.
Парень кивнул:
— Если сможешь, найди меня в любое время, — Гарри медленно поднимался по лестнице, направляясь в библиотеку, как его внимание привлекла пустая портретная рама. Почти все из них были изрезаны, некоторые вообще отсутствовали на стенах, но эта была удручающе покинута. — Типпи, а что случилось с портретами?
— На ритуальном зале печать, сэр. — Гарри понял, что это означало, удивляясь тому, откуда он мог знать об этой тонкости. Он не сумел сдержать вздох разочарования, ведь теперь становилось очевидно, что никто из предков Малфоя не сможет ему помочь. А ещё было ясно, что Малфои уходили из поместья осознанно, хоть и торопясь. С одной стороны, это успокаивало, с другой, наоборот, настораживало. Слишком неоднозначным было ощущение в этом доме. Будто он плакал, несмотря на сон. Гарри не к месту подумалось, что мэнор спит и видит кошмар. Он улыбнулся своим мыслям. Странно было относится к дому, как к живому существу.
Сидя за старым вычурным столом со свежими следами царапин от когтей, волшебник старательно вчитывался в строчки пергамента, стоически игнорируя вязкое сожаление от того, что его надежды на помощь рода Драко, не оправдались. Иногда он мягко сжимал в пальцах подаренный Малфоем кулон, неизбежно повторяя про себя: «Я люблю тебя, Драко… Я найду тебя, верь мне, только держись, любимый…» В книгах было многое. История рода, легенды, семейные предания. В одном из толстых фолиантов Гарри с удивлением обнаружил даже подборку сплетен, которые когда-либо распространялись о Малфоях в прессе и кулуарах высшего света. Но архивы и многие более личные источники оставались для Поттера недоступными.
Типпи подал чай, и только тогда волшебник понял, что наступило утро. Пора было возвращаться, но оставлять этот дом не хотелось. За всё время, что он просидел в библиотеке, ему ни разу не вспомнилось, что здесь, буквально в нескольких десятках метров ниже, пытали Гермиону, а в подвалах держали пленников.
Гарри поднялся и нехотя покинул храм знаний. Он с непонятным для себя трепетом провёл пальцами по дереву и неожиданно прослезился. Драко любил это место. Несмотря на весь страх и упадок, он с трепетом относился к родному дому, и Поттер с улыбкой понял, что пусть у него самого никогда не было подобного места, он всей своей сутью ощутил, каково это — иметь своё родное гнездо.
Он улыбнулся шире и аппарировал в Хогвартс. Он сейчас был почти так же уничтожен, как и Малфой-мэнор, но Гарри испытывал очень похожий трепет, возвращаясь туда.
Прибытие в школу Грейнджер конечно не осталось незамеченным, поэтому с самого своего пробуждения она оказалась в компании директора Макгонагалл и восстанавливавших школу волшебников. С трудом отговорившись от бесконечных вопросов о Гарри и его состоянии, причинах такого резкого разрыва общения с Уизли и своих планах, она сорвалась искать друга. Может, она бы так не торопилась, в конце концов Гарри вполне мог бы побыть один какое-то время, особенно учитывая их охладевшие отношения, которые на самом деле уже начинали тяготить уставшую от собственной обиды Гермиону, но проснулась она от очень мягкого, но настойчивого клекота, и когда Патронус убедился в том, что его слышат, он передал девушке сообщение. Арман узнал, какие чары могли бы скрыть Соратника. Это была непроверенная теория, но учёный возлагал на неё большие надежды. И Грейнджер, окрылённая шансом найти дорогого ей человека, перешагивала через две ступени, извинялась перед встречными и игнорировала все правила приличий, отказывая в беседе профессорам.
Гермиона была уже почти у библиотеки, когда её остановили тихие всхлипы. Она почти прошла мимо, почти, но это был чёртов проклятый туалет плаксы Миртл. Даже Волдеморт со всей своей свитой не смог разрушить это несчастливое место. Воспоминания об истекающем кровью Драко и тянущемся к нему сквозь боль и панику Поттере нахлынули селевым потоком, едва не лишив девушку способности дышать. Но голос, звучащий ломко и отчаянно, заставил её придти в себя.
— Он убил его… Я знаю… Из-за меня он убил его, Лиззи. Я была так зла на Гарри, что совершенно не думала, когда отправляла то проклятое письмо! Я… Я только потом вспомнила, что Гермиона ушла из магического мира. Я не знаю, как он узнал о моём глупом поступке… — признания девушки лились рекой, но сиплый голос был негромким и размытым эхом мрамора, искажённым почти до неузнаваемости. — Но видимо этот мелкий слизеринский гад ему как-то отправил весточку. И Гарри убил Люциуса Малфоя, лишь бы с его вечной самой лучшей подружкой ничего не случилось… Но всё было напрасным! Понимаешь? Какой смысл мстить тому, кто никогда не сможет понять свою вину? Да и в чём смысл моей мести, если Грейнджер из-за неё же вернулась?! Я так сглупила… И теперь она снова ошивается рядом с ним! — молчание было обиженным и недолгим. — Но всё же проверила Гарри, в ту же ночь, как вернулась… Я же ещё не знала, что Лорд Малфой мёртв… А у него… Он… — тут девушка зашлась в рыданиях, Миртл стала увещевать и рассказывать о всяких глупостях, но Гермиона так и не смогла сдвинуться с места. Потому что исповедовалась перед призраком Джиневра Уизли. — Он помолвлен… — проголосила рыжая ведьма и закрыла лицо руками. Из её груди вырывались горькие слёзы и какой-то нечеловеческий вой, а Гермиона никак не могла поверить в услышанное.
В голове девушке тут же сработали шестерёнки. Стало очевидным, и почему Кричер всё время бормотал об узах и возвращении крови Блэков в родной жуткий особняк, и почему защита Малфой-мэнора пропустила Гарри внутрь. Непонятным оставалось только то, как это было возможно? Ведь помолвка в магическом мире — это совсем не так просто, как в мире магглов. Нельзя просто надеть девушке купленное в магазине кольцо на палец и объявить об этом. Помимо того, что это ритуал, который совершается только с особыми зачарованными кольцами, которые у Малфоев скорее всего тоже родовые, так ещё и делается это всегда в присутствии магистра, или просто наделённого особой магией волшебника, который должен подтвердить помолвку. Так как, когда Гарри с Драко могли успеть это провернуть?! И где кольцо? Да и узнай Люциус о подобном — а на родовом гобелене подобное обязательно отражается — Драко был бы уже мёртв! Джинни проверяла Гарри ещё до всей этой «героической» истерии, значит он был помолвлен весь этот год скитаний… Как Малфои могли не заметить этого? Предположить же, что Поттер помолвлен с кем-то другим, было абсурдом. Примерно таким же, как сама идея о том, что Гарри убил Люциуса.
Гермиона тщательно допросила друга о том, что происходило до того, как пропал Драко. Джин сбежала, не желая принимать реальность. Видимо, она вернулась, когда Гарри уже спал, и использовала заклинание девушек из Шармбатона. Но ведь ещё прошлой весной это самое заклинание помогло Поттеру признать правду о своих чувствах к своему магическому Соратнику. И оно однозначно показало, что между ними не помолвка… Что же изменилось?
В своих размышлениях Гермиона слишком увлеклась вопросами магической связи, совсем упустив из виду, что Джинни назвала Гарри убийцей. Вспомнила она об этом лишь увидев прямо перед собой её ошарашенные, испуганные глаза.
