Оскорбленный Нотт бросил странную фразу, уже накидывая мантию на одно плечо:
— Было глупо надеяться, что это сработает. Но раз ты сразу обо всем знал, а отомстил только сейчас, ты ещё большая бездушная тварь, чем… А впрочем, перед кем я тут…
Драко не понял ни слова, но отрицать ничего не стал. Все же репутацию нужно поддерживать и беречь от любых посягательств. Да и дела у него были гораздо важнее, чем чья-то уязвленная гордость.
Подходя все ближе к концу учебного года, Малфой все сильнее сдавал, иногда теряясь в своём отчаянии, но порой его окатывало такой уверенностью, таким небывалым вдохновением, что становилось жарко и весело. Он и не подозревал в себе той внутренней силы, что открылась ему в это время. Словно второе дыхание, она заставляла его бежать дальше, когда, казалось бы, становилось совсем невыносимо. И все же в решающий момент сил не хватило.
Глядя на директора, на знакомую спину крестного, он вдруг понял, что просто не может убить. Драко на мгновение показалось, что он уже приходил к этому выводу, что откуда-то знал, что не способен на убийство, но дальнейшие события сменяли друг друга слишком быстро. Вот директора уже нет на башне, вот Северус тянет его к выходу, вот летят вспышки заклинаний, щедро бросаемых приверженцами хозяина. Слышится чей-то крик, но оказывается, что это его собственные лёгкие так выпускают воздух, уже наполненный магией и смертью.
Принимая наказание от хозяина, Малфой миллион раз прокручивал в голове момент, когда опустил палочку. Вспоминал, как дрожала его рука, как лицо профессора смягчилось и появилась тёплая улыбка, а потом Северус выпустил ярко-зелёное заклинание. А ещё где-то глубоко в душе, так глубоко, что чувствовались только отголоски этой мысли, Драко понимал, что поступил правильно. Боль была адская, и вместе с тем, он снова удивился тому, насколько оказался силен духом. Потому что каждый раз, когда он думал, что сейчас настанет последнее мгновение его вменяемости, что вот-вот он сойдёт с ума от выворачивающихся суставов и лопающихся костей, он вдруг ощущал какую-то неадекватную веру в себя, и боль чувствовалась словно сквозь вату, давая передышку воспаленному сознанию. Будто кто-то дотрагивался прохладной ладонью до вспотевшего лба, даря облегчение.
Странная пустота и фрустрация стали постоянными спутниками. А ещё его одолевали мысли. Разные. Странные. Иногда казалось, будто они и не его вовсе.
Драко был измотан от постоянных щитов, которые приходилось держать в присутствии «гостей». Он все чаще уединялся в ритуальном зале и обращался к родовой магии, которая подпитывала и грела, превращая холодное мрачное помещение в материнскую колыбель. Здесь хорошо думалось. Об отце, об учёбе, о магии как таковой. О себе. Здесь не было зеркал, но Драко видел себя словно со стороны, понимая, что и сам олицетворяет сейчас то самое «былое величие» рода.
Малфои всегда были на высоте. Всегда знали себе цену, всегда владели миром. В том объёме, который сами хотели видеть у своих ног. Всегда ценили чистоту крови и верность традициям. Всегда умели выбирать союзников. Родовая магия отдавала свою память образами, эмоциями, ощущениями, и Драко все тоньше понимал, что Люциус сделал неверную ставку. Что путь, на который встал род с главенством отца, ведет к полному уничтожению их семьи.
Предок Малфоя, принявший решение уйти от своих французских корней, построил в Британии настоящее родовое гнездо. Он отринул ортодоксальное видение устройства магического сообщества, при этом сохранив верность своей семье, верность идеям высочайшего приоритета магии в принятии самых важных решений. Только Люциус то ли принебрег этим заветом, то ли искренне заблуждался в своих убеждения, но верил в них больше, чем в родовую магию.
От осознания, что он, Драко, являясь теперь главой рода, обязан поступать в его интересах, и эти интересы с каждым днем все очевиднее находятся далеко от верности Темному Лорду, парня бросало в холод. Тот холод, от которого душа леденела, и не спасали никакие Согревающие и одеяла, никакой жар камина или тёплый глинтвейн.
Когда хозяин освободил отца из Азкабана, а с ним и сумасшедшую тетушку, прятаться в ритуальном зале стало невозможно. Теперь уже привычная пустота стала частью сознания, как острая иголка напоминая Драко о собственной неполноценности, и ничто больше не могло смягчить это чувство. Он к моменту возвращения Люциуса уже смирился с тем, что какого-то важного куска в его душе просто не хватает.
Радость от присутствия дома родного человека очень быстро сменилась отрешенностью и презрением, которое Драко не ожидал испытать по отношению к собственному отцу. Бывший Лорд Малфой не смог достойно принять отказ родовой магии вернуть ему бразды правления. Та секунда, когда родовое кольцо соскользнуло с пальца Люциуса, едва не упав на пол, стала для Малфоя младшего решающей. Стоя на одном колене у ног своего отца, не вызывавшего сейчас ни уважения, ни страха, и держа в руке пойманное кольцо, обжегшее ладонь мягким откликом, Лорд Малфой понял, что будущего у его рода нет. Потому что он не сможет быть верным Тёмному Лорду, а сил и смелости, чтобы противостоять ему, у него нет. А значит, его ждёт смерть. Это понимание полоснуло страхом. И Драко завис на какое-то время, потому что парадоксально боялся сейчас не за себя. Продолжить почти сформировавшуюся мысль не дал подзатыльник от отца. А в следующий момент Люциус схватился за сердце.
Мать мягко напомнила, что Главу рода уважают и почитают, и магия не простит подобного отношения, и отец, сквозь зубы извинившись, вышел из зала, в глубине души так и не приняв решение магии. Для Драко началась новая веха жизни в родовом поместье. Он старался не пересекаться ни с кем, только мама иногда скрашивала его дни, но и это быстро закончилось. Словно чувствуя перемену в мыслях сына, Нарцисса проводила все возможное время с супругом и гостями, давая Драко передышку от их навязчивого, удушающего внимания. Она почти подружилась с сестрой, стараясь оградить его от её постоянных неуместных шуток, жестоких розыгрышей и неожиданных приступов верности хозяину, когда она метала опасные заклинания в рандомно выбранных «предателей», оглушая их атаками легилименции или просто запугивая. В конце концов у Лорда Малфоя было вполне разумное объяснение своему отсутствию — на его плечах лежали дела рода. И хотя для большинства непосвященных Люциус оставался главой семьи, а Драко лишь помогал ему, Белла знала правду, а потому на время оставила отпрыска сестрицы в покое.
Учёба помогла как-то скрасить беспросветную печаль нахождения дома. Драко старался увлечься предметами так сильно, чтобы не оставалось сил на душевные терзания. Здесь, в Хогвартсе, ему легче дышалось, и хотя он не помнил своих снов, ему было проще просыпаться с утра. В самом начале семестра ему казалось, что он не справится. Он десятки раз представлял, что было бы, если бы он не пришел тогда на Астрономическую башню, не починил тот чертов шкаф, не принял бы метку… Не сказать, чтобы у него был выбор, но все же… А потом Северус вывел его на разговор. Огневиски, тепло камина, а возможно и какое-то зелье в выпивке заставили Драко рассказать о своих страхах и сомнениях, и тогда крестный вручил ему ответы на его вопросы, будто подарочный конверт. Он озвучил то, что парень и так знал, но услышать подобное от профессора стало какой-то установкой, давшей силы находиться в школе без постоянного чувства вины.
— Вы, Драко, сделали свой выбор, и это было единственным, на что вы могли повлиять. Всё остальное было вам неподвластно. Тогда, находясь в темноте собственных и чужих заблуждений, вы выбрали то решение, которое посчитали правильным. И не ищите оправдания себе в собственной трусости или малодушии. Вы поймёте все позже. А сейчас живите, Драко, раз вам предоставили подобный шанс…
И Драко иногда даже наслаждался своим пребывание в Хогвартсе. Обязанности префекта и властные полномочия к его собственному удивлению приносили гораздо меньше удовлетворения, чем простое чтение в библиотеке или написание эссе. Учебный процесс по сравнению с предыдущими курсами во многом был полностью завален. Нынешние «преподаватели» скорее наводили ужас на учеников и упивались собственным положением, чем реально чему-то учили. Хотя нельзя сказать, чтобы ученики ничего не выносили из занятий с ними. Просто едва ли эти знания были из области преподаваемых предметов.
