А потом… Потом была смерть Северуса и жестокая правда о профессоре Дамблдоре. И в тишине прекратившегося на время наступления сторонников Волдеморта осознание того факта, что Драко умрёт из-за него каленой иголкой вонзалось в сердце. Он не мог смириться с этим. Почти год он не чувствовал любимого рядом. Он только обрел веру в лучшее, только позволил себе понадеяться, что счастье близко.
Гарри понимал, что Волдеморт манипулирует его обостренным чувством ответственности, но в его словах была непреложная истина: позволить защитникам Хогвартса погибнуть вместо него, когда часть души этого монстра останется жить… Видимо судьба сыграла с ним дурную шутку. И не раз. Найти любовь, когда он и не верил в то, что вообще способен на это чувство, а потом едва не потерять её из-за собственной глупости. Быть готовым защищать любимого человека ценой собственной жизни, но быть обречённым убить его с моментом своей гибели.
Но в то мгновение, когда Избранному открылся Воскрешающий камень и души его близких окружили его своей заботой, Гарри понял, что не готов умирать. Не готов покинуть этот мир, не готов увести за собой Драко, не готов отпустить свою месть на самотёк. Ведь если его не станет, кто повергнет сумасшедшего, который весь мир обратит в пепел? Кто, если не он? Странная, абсурдная, совсем не свойственная ему вера в себя накрыли с головой. И только спустя несколько минут Гарри понял, что она не его. Что это чувства и чаяния Драко. Что тот безгранично, абсолютно не логично, но он всем сердцем верит в него.
Возможно поэтому Избранный, делая последние шаги перед встречей со своим врагом, каждым вдохом своим подтверждал, что его жизнь не оборвется сейчас. И, увидев перед собой Альбуса Дамблдора на вокзале Кингс-Кросс, не испытал ни удивления, ни трепета. Зато по возвращении, услышав вопрос Нарциссы Малфой о сыне, он пережил настоящее потрясение. Потому что, перед тем, как ответить, он прислушался к себе. Драко был в агонии. Отголоски боли, которую тот испытывал, почти оглушали, не давая сказать ни слова. Гарри только глубоко кивнул и направил все свои силы, всю доступную ему магию, чтобы помочь любимому. Помня о прошлой попытке, он тщательно контролировал поток, стараясь облегчить его состояние, но не навязывая лишнюю силу. Кажется, он отключился, потому что в себя он пришел от голоса Невилла. Очнувшись в закаменевшей хватке Хагрида, Гарри первым делом нашел глазами Драко. Тот смотрел на него, не отрываясь, и во взгляде пылало одно — недоверие. А потом, когда гриффиндорец вывернулся из рук полувеликана и упал на землю, другое — удовлетворенное ожидание. И прежде, чем накинуть на себя мантию-невидимку, парень успел уловить его движение.
— Гарри! — крик младшего Малфоя вырвался израненной птицей, привлекая внимание всех вокруг. Гриффиндорец машинально поднял руку, хватая брошенную ему палочку, и в следующую секунду укрылся под одним из даров Смерти. Эти действия были настолько слаженными, а чувство правильности происходящего так глубоко пронзило сознание, что Гарри оказался совсем не готов к опаляющей боли от мести Волдеморта. Драко упал у его ног, корчась в судорогах, но времени для долгого наказания у Темного лорда не нашлось. Сил, чтобы открыть глаза, не было, и несколько бесконечных минут Поттер ждал, когда сможет подняться на ноги. Он должен выполнить данное Драко обещание. Он вернулся с того света ради него, глупо сейчас сдаваться из-за какого-то Круцио. Пока он медленно волочил ноги к замку, его неожиданно поразила мысль: ради него Малфой рискнул всем. Значит, он все-таки на светлой стороне. Гарри заставлял себя идти, преодолевая дикую боль мечтами о том, что он убьет Тома, а потом обнимет Драко. Так, как столько времени уже хочется. Уткнется носом в его шею, сожмет в руках и будет дышать его запахом, будет чувствовать его пульс ладонями, будет чувствовать его.
Сражение с Томом Риддлом почти не отразилось в его сознании. Они говорили, Гарри говорил, но момент, когда он выпустил заклинание словно стерся из памяти. Его охватило странное ощущение полета, неуправляемого, непредсказуемого, и оттого еще более прекрасного. Руки согревало привычным теплом, а перед глазами стоял образ Драко, сияющего золотом в рассветной тишине. Его магия словно в колыбели убаюкивала и звала в небо, и Гарри казалось, будто он снова держит Драко за руку в их Выручай-комнате, будто видит мягкое понимание и нежность в его глазах, будто делит с ним воздух каждого вдоха. А потом зеленая вспышка ослепила его, а крики окружающих людей вернули на землю. Все ликовали, поздравляли Избранного с победой, а он бешено кружил по разрушенному замку в поисках Малфоя. В отчаянии выбежав на улицу, он догадался наконец использовать связь, чтобы найти его. Душу рвало на части, Драко было плохо и страшно, но Гарри не успел ему помочь. Он только словил растерянный испуганный взгляд серых глаз, протянутую к нему руку в попытке освободиться от железной хватки отца, и в следующий миг Малфои аппарировали.
Глядя на бесполезную Бузинную палочку в своих руках, Гарри едва не сломал ее от ярости. Если бы он знал координаты, он аппарировал бы прямо сейчас, потому что то, что чувствовал сейчас Драко, было близко к панике. Эти эмоции почему-то были ярче и чище, чем то, что чувствовал Поттер раньше. Будто они с Малфоем и не расставались на все это время. Будто они все еще стоят рядом, держась за руки. Но это было невозможно. Драко все еще не помнил его. Это было видно по глазам, по искривленным в непонимании губам, но все же… Связь восстанавливалась.
К тому моменту, как Гарри удалось вырваться из поздравительных объятий, наступил полдень. От Драко все еще фонило раздражением и печалью, но к ним добавилось любопытство и редкие всполохи страха и сомнений. Гарри будто держал руку на его пульсе, ни на секунду не упуская из-под своего контроля его состояние. Он решил, что наведаться в мэнор он еще успеет, давая любимому человеку время разобраться с собственными чувствами. И давая время себе.
Со смертью Волдеморта в нем будто тоже что-то умерло. И вместе со спокойствием и умиротворением от осознания, что никакого чудовища больше нет, что никто больше не сможет затмить его собственное сознание, что некому больше подталкивать его к краю и нашептывать гнусные мысли, появилась звенящая пустота. Та пустота, которую навязчиво нужно чем-то заполнить. Его магия тянулась к Малфою, стоило только ослабить контроль, но пока было слишком рано что-то предпринимать. У него в голове еще не уложилось, что война закончилась и он победил. И не просто победил, а остался жив.
Гарри было сложно находиться среди людей, понесших из-за Волдеморта невосполнимые потери. И, когда он наткнулся на семью Уизли, не смог себя сдержать. Уткнувшись в плечо Молли, он не переставая просил прощения, осознавая, наконец, что все закончилось. Сейчас как никогда нужен был Драко, но тому и самому приходилось нелегко. Да и как он может явиться в Малфой-мэнор с подобной просьбой? «Драко, мы враги, и ты ненавидишь меня, но раз уж ты отдал мне свою палочку на поле битвы, может, возьмешь меня за руку, чтобы мне стало легче. И да, прищурься, а не то ослепнешь от мерцания вокруг наших ладоней…»
Чем больше времени проходило с момента окончания битвы, тем больше сложностей рисовалось в мыслях Гарри касательно Малфоя. Гермиона никак ему не помогала в этом, старательно делая вид, что ей неинтересно, что происходит с человеком, который все еще был ей небезразличен. Она решительно высвободилась из объятий Рона и пообещала Молли прибыть в Ракушку, как только увидит своих родных. Пусть они и не помнят ее, но ей было необходимо своими глазами увидеть, что с ними все хорошо. Гарри тоже готов был уйти хоть на Гриммо, хоть в Годрикову впадину, лишь бы не видеть последствий этой ужасной ночи, но Джиневра не дала ему такой возможности, тут же заручившись поддержкой матери: Гарри должен был аппарировать вместе с Уизли. Приняв твердое решение отправиться к Драко, как только все немного успокоится, он заснул на расстеленном на полу матрасе.
