— Пойдём, — резко выдохнул Малфой и схватил его за руку.

Они снова оказались в той беседке, где ещё горели свечи вокруг бутылки с тёплым вином. Но атмосфера романтики совсем не смягчала негодование Поттера, а скорее подогревала его.

— Не важно, влюблён я в тебя или нет, Драко! Ты дорог мне и будет ли эта связь между нами или нет, это не изменится! Я знаю!

— Гарри, — столько печали было в голосе и глазах слизеринца, что тот замолчал. — Я ничего не смогу изменить, если буду прятаться где-то, периодически валяясь на полу и корчась от боли, которой меня наградит Тёмный Лорд за предательство. Если хочешь, я хочу быть достойным твоей дружбы, если не чего-то большего! Тем более что это единственный выход, — он помолчал, а потом вздохнул. Гарри настолько шокировало это заявление, что он не знал, что ответить. — Нам пора, — он предложил выйти из беседки, чтобы вернуться в начало пути. — Скоро утро.

Они молча шли по белому саду, украшенному кровавыми каплями роз.

— Ты ведь даже не представляешь, насколько ты невероятный, Поттер. Та камелия… — он ответил на вопросительный взгляд Гарри. — Обычно в осознанных сновидениях реальность создавать может только тот, кто их инициировал. Ты опять не вписываешься в рамки…

— Мы, Драко, мы не вписываемся… — он переплёл свои пальцы с пальцами блондина, не желая расставаться на такой негативной ноте. — Ты восхитителен, и я влюблён в твою превосходную аристократическую восхитительность. И это было и моё первое свидание тоже. А свидание должно заканчиваться не так…

Он притянул его к себе и снова медленно поцеловал. Обещая, упрашивая, настаивая, пытаясь нежностью и уверенностью убедить того, что бросаться в логово врага — не выход, а самоубийство. Этим разговором, этой, возможно, случайно спровоцированной фразой, Драко показал, что задумывался о реальном будущем с ним. Они оба не теряли надежды, что найдут способ разорвать связь. Но оба всей душой этого не желали.

Гарри в последний раз обернулся на беседку и кивнул, позволяя Драко прервать сон. Розы на столе стали белыми.

День рождения Рона оказался полон сюрпризов. Во-первых, Гермиона наконец снова выдала, что нашла что-то новое по их вопросу, и, судя по тому, что звучала она виновато и смущённо, это было нечто интересное. Они не обсуждали их ссору, молчаливо сойдясь во мнении сделать вид, что её просто не было. Во-вторых, Гарри убедился в том, что Драко избегает его намеренно. Он редко отвечал на мысленное общение, почти не бывал в библиотеке, а во снах, если они и виделись, то неосознанно. Сам Гарри не умел их инициировать, а Драко не желал. После их совместной ночи всех влюблённых он понимал, что от разговора вживую не отвертится, и избегал этого момента как мог. Ему становилось всё хуже, Гарри не мог найти ни одной положительной эмоции в нём вот уже который день, и даже выловить его, чтобы как-то поддержать, или хотя бы просто восстановить баланс прикосновением, никак не удавалось. В-третьих, Рон так глубоко уплыл в поздравления Лав-Лав, что открыть подарки смог только после ужина. И тут всё пошло наперекосяк.

Котелки Ромильды возымели своё действие, и, когда профессор Слизнорт предложил поднять тост с бокалом медовухи, Гарри даже не обратил внимание на упоминание директора. Зато потом, глядя на исходящего пеной изо рта друга, жестокое понимание пронзило его насквозь. Он чудом вспомнил про безоар, совершенно неожиданно дистанциировавшись от этого понимания, действуя расчётливо и быстро. Но, сидя у кровати спящего Рона всего через час после того, как чудом спас его от смерти, чудовищные мысли холодным шлейфом лились у него в голове.

Сразу после использования камня он услышал панический вопрос Драко: «Гарри, что произошло?». Он отмахнулся от него коротким: «Потом». И чувствовал его беспокойство и тревогу, но не выходил на связь. Он вспоминал, как тот уверял его, что противоядие идеально исполнено. Он сказал, что ему удалось поместить его в бутылку с отравленной медовухой. И эти странные прятки после такой неоднозначной ночи… Логическая цепочка сложилась идеально. Он оставил растерянную Гермиону в лазарете у Рона и бросил Малфою приглашение встретиться у Плаксы Миртл.

Он пришёл первым. Встал у раковины, опираясь руками на холодный мрамор. Слёзы от осознания, что Рон мог умереть, что всё, что было между ним и Малфоем, оказалось ложью, лишь хитроумным планом, чтобы добиться успеха в выполнении задания своего хозяина, что его так ловко обвели вокруг пальца, крупными каплями падали вниз, смешиваясь с водой на белом камне.

— Гарри, что случилось? — блондин застыл в дверях, глядя в отражение, где Поттер стоит, пытаясь унять дрожь в руках.

— Мразь! — он мгновенно разворачивается, выхватывая палочку. — Ты снова промахнулся! Это не Дамблдор сейчас в лазарете — Рон случайно выпил твой яд!

Малфой бледнеет, делает несколько шагов вперёд, протягивая руку, чтобы прикоснуться, но замирает, наблюдая, как палочка поднимается прямо туда, где сейчас бешено стучит его сердце.

— Это невозможно… Яда давно нет… Мне очень жаль, Гарри!

— Заткнись! — шипит Поттер сквозь зубы. — Закрой свой лживый поганый рот! — Драко дёрнулся, как от пощечины. — Я больше не намерен слушать твои сказки! — чудовище внутри Гарри рвёт и мечет, кружа на когтистых лапах, готовое в любой момент вырваться на свободу. — Ты едва не убил сначала Кэти, а сейчас и Рона! Конечно, тебе жаль, Малфой! Ведь профессор Дамблдор ещё жив!

— Но я не… Как бы я смог? Как бы я смог обмануть тебя? Ты же всё знаешь обо мне… — тот почти плачет, просительно протягивая руку, но не решаясь сделать шаг ближе. — Это не я, Гарри, поверь, почувствуй!

Монстр внутри Поттера услужливо напомнил, что тот Малфой, которого он знает, в ответ на такие слова закрылся бы надменным безразличием и никогда не стал бы оправдываться. Так что вся эта растерянность и мягкость — очередная уловка, чтобы добиться своего. Вот только Гарри не учитывает, насколько уязвим стал этот заносчивый засранец, раскрыв ему своё сердце; насколько каждый день нуждается в нём, чтобы не терять веру в лучшее, насколько сильно он боится своего будущего. Гарри не понимает, что сейчас Малфой видит в нём свой единственный шанс не только на счастье — в момент смертельной опасности, а от обвинений Поттера веет именно ею, не до романтической шелухи, — но и на жизнь вообще, так что нет смысла в мнимой гордости и аристократической выдержке. Он поставил на Избранного всё, что у него было, в этом самом туалете несколько месяцев назад. И сейчас Избранный от него отказался.

— Мне всё равно, как ты это сделал! Как ты убедил меня… Ведь никакой связи, может, даже и нет! Я уже ничего не знаю! — в бешенстве кричит, рычит Поттер, теряя рациональное зерно в мыслях, потому что зверь внутри требует крови.

В этот момент Драко внезапно срывается к нему, хватая Гарри за руку, в которой была до белых костяшек зажата палочка. Яркий, бледно-жёлтый свет, совсем как те нарциссы, что покорили Поттера своим сиянием, хлынул от их ладоней, ослепляя парней. Драко пытается пробиться сквозь гневный туман, отчаянно, почти умоляя:

— Я люблю тебя, Гарри!

Но Поттер настолько поглощён своей яростью, что с силой швыряет его от себя:

— Ненавижу! — что есть силы кричит он. — Ненавижу тебя!!!

— Гарри! — Драко звучит безжизненно и глухо, из его глаз уходит надежда и, кажется, сама жизнь. Но бравый честный гриффиндорец этого не видит: его чудовище, довольное таким потоком чёрной, разъедающей душу злости, смело машет хвостом, подталкивая к ещё более ужасным действиям, затмевая разум.

— Убью… — выдыхает Поттер и взмахивает палочкой. — Сектумсемпра!

Драко падает на пол, из его груди толчками выплёскивается кровь, и Гарри внезапно понимает, что не может дышать. Ему больно, по груди словно прошлись раскалёнными розгами, а ещё Драко, кажется, умирает. Его оглушает визг Плаксы Миртл, и он теряет сознание.

В себя он приходит оттого, что Гермиона безжалостно лупит его по щекам, сотрясаясь в рыданиях: