Сразу он даже не понял, что увидел. Перед ним метрах в пятидесяти появился Гарри, держащий Малфоя за руку. Он исчез так быстро, что Рон позже совсем уверился, что ему показалось. Хотя выглядели оба так, будто не спали несколько лет. Такими он не видел ни одного, ни второго. Он испугался того, что увидел. Аппарировал на Диагональную аллею, зашел в первый попавший бар и заказал выпить. Грудастая официантка широко ему улыбнулась, явно узнав. Хозяин поставил выпивку бесплатно, что оказалось очень кстати, с собой у Рона не было ни кната, но не вызвало никакого удовольствия. Раньше он почувствовал бы радость. Что его узнали, признали, угостили. Что ему благодарны. Что… Что сейчас не имело никакого значения. Он долго сидел один, отвернувшись ото всех, чтобы не провоцировать никого на общение. Хозяин смекнул настроение Героя войны и наложил Полог Тишины, то ли пытаясь угодить, то ли искренне жалея парня, и понимая его желание побыть одному. Но домой вернуться так и не смог.

Он отправил маме записку через камин. И сидел, сидел, сидел один, пытаясь всё же уложить в голове свои мысли. О Джинни, о Гермионе, о Гарри и его хорьке. О маме с папой. О Джордже. Только о Фреде он не мог думать. Не мог. Оказалось, что потеря родного человека — это совсем не то, что осознание смерти кого-то знакомого. Смерть директора сильно отразилась на состоянии Уизли, но не так. Совсем не так. Разбитая на куски душа будто тянула из него все силы. Будто саму жизнь вытягивала из него. И он понимал Джорджа. Ему было во стократ тяжелее. А он… С каждым днем он всё сильнее понимал, что ему нужно жить, вернуться к обычным делам, помогать родителями. Но не мог. Мог только делать вид. А искренних желаний у него почти не было. За исключением одного. Он хотел вернуться.

И как только он сообразил это, он тут же аппарировал обратно к особняку на Гриммо.

Увидеть на улице солнечный свет, яркий, почти полуденный, он никак не ожидал. Но присел на скамейке на площади, наложил чары Отвода Глаз и просто ждал. Волнение внутри как-то успокоилось. Будто он точно был в том месте, где должен был быть. Возможно, он немного задремал. Но его рвануло из полусна вспышкой магии. Он присмотрелся, но ничего не заметил. Только знал, что сейчас что-то случится. Что-то уже случилось. Его взгляд блуждал по территории вокруг, ни за что не цепляясь, как внезапно он краем глаза уловил движение. Замер, чтобы не спугнуть видение и наблюдал, как Гермиона, Гарри, Малфой и еще кто-то устало идут к дому. Картинка не просто дрожала, её почти не было. Их очертания угадывались. Лица были словно нарисованы, и художник, что приложил руку к этому «искусству», явно был поклонником ужасов Дали. Потому что даже так, урывками, смотреть на них было страшно. Словно мёртвые, они еле передвигали ноги, и воображение Рона дорисовывало скелеты в мантиях вместо тел. Неожиданно Гермиона чуть не упала, изображение стало чётче, и стало ясно, что их пятеро. Что ещё есть какой-то мужчина и кто-то, плывущий по воздуху. Лицо женщины было настолько худым, настолько бледным, что это вполне могло быть чьё-то тело. Всего мгновение спустя они исчезли из виду, и даже мельком, даже крайним зрением невозможно было ничего разглядеть, но дверь на Гриммо открылась и закрылась.

Рон встал. Он ожидал, что будет шокирован подобным зрелищем. Но нет. Он не испытывал никаких эмоций, наверное, ему нужно было немного времени для генерирования хоть какой-то реакции.

—

— Мы все понимаем, что невозможно за месяц исправить то, что было уничтожено этой войной. Наши потери невосполнимы. Я потеряла брата, каждому из нас есть о ком сказать. Но жизнь продолжается! Мир отвоёван нашими совместными усилиями, и это самое главное! Самое главное не опускать руки, и наладить жизнь в Магической Британии, чтобы наши дети могли радоваться ей, могли видеть мир в красках… Нет здесь что-то уже не то… — намного менее вдохновленным и пафосным голосом сказала Джинни и почесала нос.

— За этот месяц ты сделала себе неплохую политическую карьеру, спекулируя смертью Фреда, сестрёнка. Не видел я в тебе раньше таких талантов… — то ли не понимая, то ли не реагируя на такой сарказм Билла, она оторвалась от пергамента, на котором что-то черкала, и посмотрела на него через отражение. Она тренировала свою речь перед зеркалом.

— Что скажешь? Может, стоит добавить немного жизнерадостности?

— Скажу, что звучит глупо, когда ты — сама ещё ребёнок, говоришь о том, что нужно строить мир для наших детей… Что всё это звучит фальшиво и наигранно. Что тебе плевать на суть мероприятия, и ты занимаешься самолюбованием и саморекламой.

— Гарри меня поддержит! — уверенно заявила девушка и поправила локон. — Я скажу о детях — женская позиция здесь вернее, а он про важность терпения и стойкости в выбранном курсе. Знаешь, тебе больше понятны твои драконы, в людской философии ты мало разбираешься…

— Ты хотела сказать «психологии», будущий министр Уизли. Но тут ты права. Для меня сострадание и сочувствие — это пока ещё не пустой звук. Кому нужно это пышное представление сейчас? Да, на него уйдут деньги и время. На него уйдёт внимание прессы… И никто не будет думать о том, как наладить взаимодействие с магическими существами, тоже пострадавшими от войны. Они могли бы помочь нам, а мы им. Никто не будет задаваться вопросом, почему столько территорий отдано под содержание заключенных до выяснения обстоятельств подозреваемых. Ты знала, что мистер Лавгуд среди них? Что Луна не знает, где он? Она писала тебе, но ты слишком занята… Своей общественной деятельностью. И я искренне сомневаюсь, что Гарри появится на этом сборище.

— Вот увидишь… — прошипела девушка. — Мы поженимся в августе. Максимум в сентябре. И он всегда будет на моей стороне.

— Как скажешь, сестрёнка. Как скажешь. Живи своим умом. Сейчас, что-то мне подсказывает, чужие идеи бродят в твоей голове.

— Мама так не считает! Она помогает мне в этом начинании. Я должна быть достойна Гарри. Я не могу просто быть его женой, я должна быть его соратницей, его поддержкой!

— Он не любит тебя, Джинни! Или ты уже забыла, как он ясно дал тебе это понять?!

— Он ошибся. А потом даже впал в депрессию. И да, он чувствовал себя виноватым, что так меня обидел. Поэтому так долго не общался с нами. Но всё изменится, вот увидишь, ты всё сам увидишь! — уже кричала девушка, забыв себя в своей фантазии.

Билл ещё минуту понаблюдал за тем, как она срывает свою злость и истерику на собственное отражение. Глядя прямо в свои глаза, она по порядку излагала свою теорию их отношений с Гарри, словно пыталась убедить себя в своих словах. И это было похоже на сумасшествие. Мужчина не очень много общался с Поттером, всё же разница в возрасте была достаточной причиной, чтобы не подружиться так уж близко. Но он всегда видел в Гарри тот стержень, что точно давал понять — вектор его решений никогда не сместится на глупое расшаркивание перед толпой. И на Джинни его вектор тоже не сместится. Его взгляд никогда не горел при ней. Никогда между ними не было того, что было у них с Флёр. Детские игры, увлечение, да и то, с натяжкой. Он пожал плечами и вышел. Нужно было обязательно поговорить с мамой. Отец совсем ушёл в себя, сосредоточившись на маггловских игрушках, будто разгадав их загадки, он сможет снова вдохнуть смысл в свою жизнь. А вот мама… Она как ребенок радовалась, что хотя бы Джинни ведёт активную жизнь. Все они — даже Перси — были словно заторможенными. Магия рода будто буксовала, не давая достаточно поддержки. И все они чувствовали, что Джордж тоже на грани ухода. Что он просто не может понять, как жить без брата. И тем удивительнее стало то, что именно Рон оказался ближе всех к нему. У того словно не было твёрдой земли под ногами. Билл вздохнул. Если Джинни вовремя не остановить, она создаст множество проблем. Прежде всего для себя.

—

— Вы уверены, что даже не зайдёте домой, милая? — медиведьма немного хмурилась. Это стремление девушки найти их помощника и друга было ей понятно, но всё же она надеялась, что Гермиона останется здесь подольше.