Эти позитивные мысли последние, что я помню. Видимо, дальше был обморок. Вот слово какое не солидное. Потерял сознание от переживаний. Вот так лучше.

Мне снился сон. Я был посередине бесконечного узора, похожего на индийскую цветочную мандалу. Узор был соткан из линий которые светились серебряным как свет звезд, сиянием. И это сияние было холодным и твердым, как лед. Я задергался, попытался привстать и осмотреться, но понял что не могу двинуться. Острый приступ паники, который сменился оглушающим ужасом, когда я понял, что ко мне приближается нечто. Нечто большое, затеняя серебристые линии мандалы, и огромное, как темная планета.

Я задергался сильнее, только для того, чтобы убедиться, что я влип надежно, как муха в янтарь. То что подбиралось ко мне, выбрасывало из себя огромные протуберанцы, сотканные из мрака, и клубящиеся как дым. Я чувствовал на себе взгляд тысячи глаз, и слышал сотни голосов. И все они были безумны.

Я понял, что как только “это” доберется до меня, меня не станет. И тогда я использовал свою способность “проникновение в суть”. Просто потому, что это единственное, что я мог сделать. И лишь полнее ощутил бесконечное безумие и всепоглощающую тьму, что приближалась ко мне. Но это безумие было… Иронично? Тьма заметила эту мою попытку посмотреть в неё. И посмотрела на меня в ответ.

Ужас достиг такой силы, что я забеспокоился и за свое душевное здоровье. Просто, чтобы разрядить обстановку, я сказал:

— Простите, а не подскажите как пройти в библиотеку?

На томительно долгую секунду все замерло.

А потом, так, как это бывает во снах, обстановка сменилась. И вот, я уже сижу в большой комнате, стены которой тонут во мраке. Надо мной висит яркая лампа. Я щурюсь от света, опускаю взгляд вниз, и вижу блестящие металлические кандалы на руках, пояснице и ногах, которые плотно фиксируют меня на привинченном к полу серебристом стуле. Пол из тускло поблескивающего черного мрамора, покрытый узорами из серебрянной проволоки. Меня неожиданно сильно заинтересовал этот узор, но я вижу лишь несколько пересечений, и множество линий теряющихся в темноте, за пятном света.

Я пропускаю момент, когда появляется мой собеседник. И опять, как это бывает во снах, я знаю что надо делать. Это собеседование.

Мой собеседник сидит на стуле с высокой деревянной спинкой. Я не вижу его лица. Я вспоминаю что у меня есть еще один козырь, и пытаюсь призвать паука. Ничего не происходит. Мой интервьюер, неодобрительно качает головой, и извлекает из воздуха папку.

Это серая бумажная папка, с надписью “дело”. В таких хранились бумаги еще при советском союзе. Она выглядит чуждо в тонких холеных пальцах с невероятно длинными, как будто акриловыми накладными ногтями. Вернее когтями — я вижу хищный изгиб. Человек в стуле с высокой спинкой лениво листает листочки папки, где как я знаю, вся моя жизнь.

— Простите, а у вас курить можно? — говорю я, когда дальше молчать уже не могу. Голос у меня неожиданно звонкий и приятный. Никогда раньше этого не замечал. Мой интервьюер встает, и делает шаг, и оказывается рядом. Это должно быть странно, потому как сидел он шагах в десяти. Но мне все равно. Длинный черный коготь показывает на табличку слева от меня, которую я до этого почему-то не видел. Табличка выдержана в соответствующем комнате стиле — строгая, черная, с серебристыми буквами. Он медленно вращается, потому что висит только на одной серебристой струне, теряющейся в темноте наверху.

“У нас не курят сигареты” — гласит надпись на табличке. Я поворачиваюсь обратно к собеседнику как раз чтобы увидеть, как он достает из стильного, тонкого золотого портсигара огромный косяк. Косяк размером и формой похож на куриное бедрышко из Макдональдса, и это скорее в нем можно было спрятать портсигар, а не наоборот. Я протягиваю руку, которая оказывается свободной, беру косяк. Он уже зажен, и пахнет ярким солнечным днем, морем и фруктами. Затягиваюсь как в последний раз. Табличка медленно поворачивается второй стороной, на которой тоже есть надпись.

“Будьте вежливы, и не задерживайте самокрутку” — прочитал я. Я закашлялся, и передал самокрутку обратно. Мой интервьюер снова сидел в своем пафосном стуле в десяти шагах от меня. Но взять из моей руки самокрутку просто протянув руку, и затянуться, ему это не помешало.

— Должен сразу сказать, мне очень нужна эта работа — выдал я, и понял что меня накрыло. Дым, который я выпустил из себя, был серебристым как узоры на полу, и пах фруктами и сладостями. — Задавайте ваши вопросы, я готов. Что там модно? Ставить людей в нелепые ситуации и смотреть как он реагирует? Типа меня уменьшили и засунули в блендер, который через пять секунд включится, и типа, мои действия? — мой молчаливый собеседник покачал в воздухе рукой. Я расценил этот жест как снисходительный.

— Ладно согласен. Мы же тут все серьезные люди. Поговорим о том, что я могу вам дать. — Я хихикнул — Ну тут я не на все согласен. Вы кстати, мужчина или женщина?

Человек в кресле глубоко затянулся, спалив косяк до основания, выбросил окурок, и выпустил дым, как мне показалось, из десятка дыр в теле. А потом повторил свой жест рукой. На этот раз я перевел его, как “не важно”.

— Ну это кому как. Ладно. Я могу… — я всерьез задумался. Видимо наркотик начал действовать, в голове была звенящая пустота. Я могу ходить, спать… Все не то!

“Наркотики убивают” — прочитал я на табличке, которая успела повернуться.

— Нелепость. — сказал я. — Я все время попадаю в нелепые ситуации. Со стороны, наверно, за этим забавно наблюдать.

Человек в стуле с высокой спинкой встал, наклонился вперед, и оказался прямо рядом со мной. Он был лыс, чернокож и очень красив. И два дополнительных глаза, расположенные ближе к вискам, его совсем не портили. И он был заметно больше меня, даже сидя. Раза в два. Он наклонился ко мне, внимательно заглянул мне в глаза. А потом выпрямился, встал со стула, развернулся и зашагал прочь.

“Поздравляю, вы приняты!” — сообщила мне табличка.

— Простите! Извините! — замахал свободной рукой я. — А как насчет оплаты? Бонусы по завершению проекта? Отпуска? Больничные?

Я всерьез забеспокоился что мы не обговорили условия работы. Я же наемный работник а не за идею тут корячусь. А за что я тут корячусь? Деньги? Честно скажу, последнее время они мне особо не нужны. Карьерный рост? Признание? Было бы интересно, если бы профессия была не влипать в ситуации, а тут не хотелось бы идти по нарастающей. Что же попросить, что попросить?!

Пока я лихорадочно обдумывал свои зарплатные ожидания, табличка почти скрылась в клубах дыма от косяка. Как и все остальное, даже свет стал тускнеть.

Говорила мне мама, без ума и жизнь не та. Вот всегда так, когда нужно быстро решение принять, теряюсь.

— Эх, мне бы знать и понимать, что бы мягко всегда падать — я забыл как там было в поговорке, поэтому выдал экспромт. Табличка резко развернувшись, показала мне надпись:

“Условия приемлемы”.

Еще около секунды я сидел не подвижно, потому что у меня было такое чувство, что в моей голове копошатся сотни крохотных, но сильных паучьих лап. Мой взгляд упал на стул, на котором сидел человек с длинными когтями. Вернее на его, все сильнее скрывающуюся в дыму спинку. Она была украшена тонкой резьбой, мелкие фигурки. Я подумал, что это может быть важно, и попытался встать, и подойти поближе, чтобы рассмотреть. Мне это почти удалось, уже разгоняя рукой дым, который скорее впитывался в мою руку, чем рассеивался в воздухе, я успел разглядеть людей и пауков которые занимались… Странным. И тут я проснулся.

Вынырнул я из сна не сказать, что бодрым и отдохнувшим, но учитывая что я спал на голых камнях, все было не так уж и плохо. Тело почти не болело. Я осторожно пошевелился, боли по прежнему не было, зато появились глюки. Глюки смахивали на очеловеченных кайманов — мелкие, чешуйчатые, с козлиными бородками, кривой пастью с острыми треугольными зубами, но высоким лбом и осмысленными глазками. Как современный, воспитанный в городском обществе человек, я инстинктивно улыбнулся, и на секунду запнулся, подбирая слова для приветствия. И тут же вскрикнул от боли, потому что одна из тварюшек кольнула меня в ногу зловещего вида обломком кости, похожим на зазубренный кинжал. Я понял что их много, и они вооружены. Камни, кости, у одного даже кухонный нож Ярика. Мародеры.