– Штучки? – пробормотал отец Эндрю. – Четыре года проповедей, и это все, что я получаю взамен? Святые штучки?

Робби усмехнулся.

Грегори закатил глаза.

– Я имел в виду небеса и Бога. Не кажется ли вам, что, если люди увидят Мариэль, это придаст им хоть какое-то утешение и уверенность?

– Нет! – она покачала головой. – Пожалуйста! Вы не должны никому рассказывать обо мне.

– Что? – Грегори недоверчиво посмотрел на нее. – Разве ты не хочешь, чтобы люди поверили?

– Это не будет верой, если ты объявишь о моем присутствии, – настаивала Мариэль. – Это все испортит.

– Она права, – отец Эндрю подошел к ним и остановился у дальнего края дивана. – Люди должны верить. Если ты докажешь ее существование, то все примут это как факт.

Мариэль кивнула.

– И они потеряют свою свободу воли. Наш Отец хочет, чтобы мы... делали выбор.

Ее горло сжалось от внезапного зудящего, отчаянного чувства. Она была последним существом на Земле, которому следовало читать лекции о выборе. Она совершила ошибку и теперь расплачивалась за это.

– Все в порядке? – глаза Коннора сузились.

Она открыла рот, чтобы заговорить, но поперхнулась. Она закашлялась, хватая ртом воздух, а затем закашляла еще больше. И больше.

Она почувствовала приступ паники, потому что больше не могла контролировать свое новое тело. Из ее глаз потекли слезы. Это было странно. Почему кашель заставляет ее плакать?

Коннор сунул ей в руку бутылку с водой.

– Пей.

Она отпила немного воды, потом снова закашлялась, хотя и не так сильно.

– Я не знаю, что случилось.

Она вытерла слезы с лица.

– Не волнуйся, – отец Эндрю улыбнулся, усаживаясь на диван. – Это случается со всеми.

Она отпила еще воды. Боже мой, теперь у нее текло из носа.

Коннор протянул ей белую салфетку.

Она промокнула нос, но течь не прекратилась.

Коннор встал перед ней и прошептал:

– Тебе нужно подуть.

Подуть? Она сделала глубокий вдох и выдула воздух к носу.

Его губы дрогнули. Он взял у нее из рук салфетку и приложил к носу.

– Высморкайся, девочка.

Она заменила его руки своими и подула. Изумленная, она вытерла нос.

– Это было так странно. Кашель, течь и высмаркивание — эти тела делают самые странные вещи.

– Да, так и есть.

Она взглянула в его дымчато-голубые глаза и мгновенно растворилась в его пристальном взгляде. Он хотел снова прикоснуться к ней, она чувствовала это.

Тепло разлилось по ее щекам. Что такого было в этом мужчине, что заставило ее так сильно отреагировать? Она могла просто смотреть на него, и ее сердце сжималось в груди. Если он дотрагивался до нее, ее сердце учащенно билось, а колени слабели. Она поцеловала его дважды. За одну ночь!

Желание, которое она испытывала, было таким новым для нее, таким явно неангельским. Было заманчиво полностью возложить вину на это новое тело и его способность заставлять ее чувствовать ощущения, которые она никогда не испытывала раньше, но в глубине души она знала, что это не совсем так.

В комнате были и другие мужчины, но она не испытывала к ним ни малейшего желания. Все это было так странно. На протяжении тысячелетий она всегда любила человечество в целом, всех одинаково и на расстоянии. Но сейчас ее сердце жаждало быть рядом только с одним человеком. Коннором.

И он чувствовал то же самое. Он сам это признал. Желание. Тоска. Ее кожу покалывало, она покрылась мурашками. Она хотела, чтобы он снова прикоснулся к ней.

Когда он поцеловал ее в спальне, она еще раз взглянула в темноту, окружавшую его сердце. Перед ее мысленным взором промелькнул образ молодой блондинки по имени Дарси. Почему она вызывает у Коннор такое чувство вины?

Мариэль не терпелось спросить его об этом, но она знала, что это должно быть сделано наедине. Даже тогда он настоял бы на том, что это одна из тех личных вещей, о которых люди не говорят.

Она хотела сделать больше, чем просто поговорить. Ей снова захотелось поцеловать его. Она хотела почувствовать его руки вокруг себя и его дыхание на своей щеке. Такое человеческое желание. Демон предупреждал ее, что чем дольше она будет оставаться на Земле, тем более человечной она станет.

Она должна сопротивляться этому сильному влечению. Архангелы никогда не позволят ей вернуться на небеса, если она не сможет доказать, что достойна этого.

– Спасибо, – она вернула ему салфетку.

Странное выражение промелькнуло на его лице, затем он неуклюже прошел мимо ухмыляющегося Грегори, чтобы выбросить салфетку в мусорное ведро.

– Дорогая моя, мне бы очень хотелось услышать о твоей ангельской жизни, – сказал отец Эндрю. Он многозначительно посмотрел на остальных мужчин. – Все, что мы услышим, должно оставаться в тайне.

Грегори растянулся на диване.

– Моя мама убьет меня, если я не расскажу ей все.

– Моя жена тоже захочет знать, – возразил Робби. – А еще Ангус и Эмма.

Священник вздохнул.

– Прекрасно. Наверное, мне нужно будет сказать Роману. Мы сохраним это в нашей маленькой общине. С тобой все в порядке, Мариэль?

– Да. Я благодарна, что вы и ваши друзья помогаете мне.

Она знала достаточно о современном мире, чтобы понимать, что ей будет очень трудно выжить самостоятельно. У нее не было ни удостоверения личности, ни свидетельства о рождении, так как она никогда не была рождена, ни денег, чтобы купить еду, кров или одежду. Кроме того, было бы почти невозможно жить среди людей без того, чтобы случайно не коснуться кого-то и не вызвать смерть.

Лучшим местом для нее было это сообщество хороших вампиров, и она знала, что это было больше, чем совпадение, что она была найдена одним из них. К ней вернулись прежние мысли. Если бы она могла выполнить какую-то благородную миссию здесь, на Земле, она могла бы считаться достойной воссоединения с небесным воинством.

Она села в кресло-качалку и поморщилась от странного ощущения джинсов, обтягивающих ее бедра и сжимающих колени. Ее футболка была черного цвета с надписью: "Укуси меня" поперек груди. Странная футболка для вампиров, но, очевидно, смерть не уменьшила их чувство юмора. На самом деле, для Немертвых они были удивительно живыми.

Она откашлялась, чувствуя, что все четверо мужчин выжидающе смотрят на нее. Робби и Грегори снова сидели на диване с отцом Эндрю, а Коннор стоял позади них, скрестив руки на окровавленной рубашке. Ее кровь. Волна горя снова захлестнула ее из-за потери крыльев. Что, если она никогда больше не полетит?

Она с трудом сглотнула.

– Я хочу заверить вас, что никому не причиню вреда. Я уверена, что мои силы со временем исчезнут, но сейчас я буду очень осторожна и не прикоснусь ни к одному человеку.

– Спасибо, – улыбнулся отец Эндрю. – Но, если быть до конца честным, будет трудно понять, исчезает ли твоя сила. Ни один смертный не захочет добровольно испытать это.

Она кивнула.

– Так сколько же тебе лет? – спросил Грегори.

Робби хмыкнул.

– Неудивительно, что у тебя нет девушки.

Она улыбнулась.

– Сложно сказать. Мы не смотрим на время так же, как вы. Мое полное имя Мариэль Quadriduum. Я была сотворена вместе с тысячами других ангелов на четвертый день.

– Черт, – пробормотал Грегори. – Ты такая... древняя, – он поморщился, когда Коннор ударил его по затылку. – Правда же. А я-то думал, что ты старый.

Коннор приподняла бровь, глядя на него.

– Четвертый день, – пробормотал отец Эндрю. – В тот же день Бог сотворил Солнце и Луну.

– Да. И миллионы других солнц и лун, – она вздохнула. – Мне было поручено наблюдать за Солнечной системой.

– Ничего себе! – усмехнулся Грегори. – Ты была как императрица галактики. Круто.

Она с сомнением посмотрела на него.

– Планет было всего три.

Грегори наклонился вперед.

– И на одной из них была разумная жизнь?

– Да, – пробормотал Коннор. – Но ты к ней не относишься.

Грегори бросил на него раздраженный взгляд, а Робби усмехнулся.