Она улыбнулась. Он дразнил ее, как это любил делать ее друг Буниэль. Ее улыбка увяла, когда она подумала, что никогда больше не увидит своего лучшего друга. Или кто-нибудь из Небесного Воинства. Ее затруднительное положение обрушилось на нее внезапным приступом горя о мире, который она потеряла. Ее плечи поникли.

– Мне здесь не место.

– Мариэль... – Коннор кивнул, когда она посмотрела на него. – Я слышал, как этот мужчина, Зак, называл тебя по имени. И я услышал твои крики, когда он напал на тебя.

– Его зовут Закриэль. Он мой... был моим начальником.

– Тебе будет лучше без него. Он жестоко обращался с тобой.

Она склонила голову.

– Я была наказана.

– Почему? Ты сделала что-то не так?

Она посмотрела на него, опасаясь, что он может осудить ее, но все, что она видела в его глазах – это нежная забота.

– Ангелы стремятся быть совершенными во всех отношениях. Я... провалилась.

– По-моему, ты выглядишь совершенно.

Ее сердце распирало от такого комплимента, хотя она и понимала, что не заслужила его.

– Я не очень хорошо выполняю приказы, особенно когда они не имеют для меня смысла.

Он медленно кивнул.

– Я все понимаю.

У нее было такое чувство, что он действительно все понимает. Она испытала сильное искушение прикоснуться к нему еще раз, но вздрогнула, когда почувствовала, как что-то мокрое стекает по ее спине.

Его ноздри раздулись.

– У тебя опять идет кровь. Я знаю одного доктора в Хьюстоне, который может зашить твои раны.

Зашить ей суставы крыльев? Ее глаза защипало от слез. Как она могла так поступить? Как она могла отказаться от того, кем была?

Но была ли она все еще ангелом? Ее отстранили от Небесного Воинства. Она больше не является Избавительницей, потому что ее прикосновение не убило Коннора. Теперь ее тело было человеческим, хрупким и чувствительным, восприимчивым к травмам и болезням. Она действительно может умереть.

По ее щеке скатилась слеза. Она потеряла больше, чем рай и своих друзей. Она потеряла свое бессмертие.

– Ох, деваха, – он коснулся ее щеки, смахнув слезу большим пальцем.

По ее коже пробежали мурашки, и она удивилась тому, как дрожь эмоций пробежала по ее телу. Такая сильная реакция на такое легкое прикосновение. Она, должно быть, вызвана новизной ее нового тела. А может быть, она страдала от одиночества, отрезанная от Небесного Воинства. Но когда она посмотрела в глаза Коннора, то поняла, что это было нечто большее. Ее тянуло к этому мужчине. Она хотела, чтобы он прикоснулся к ней. И ей хотелось еще раз увидеть его душу.

Она накрыла его руку своей и прижала ее к своему лицу. Возможно, еще не вся надежда была потеряна, потому что она все еще сохраняла немного ангельской силы. Всякий раз, когда она касалась мертвых или умирающих, их души раскрывались перед ней, как книга, и она могла видеть всю их жизнь в одно мгновение. С Коннором это умение сильно ослабло. Он не умер, но пока она прикасалась к нему, она все еще могла заглянуть в его душу.

И вот она была там, скрытая глубоко под его внешним щитом чести и терпения. Глубокая темная яма отчаяния и раскаяния. Это было болезненное место, слишком болезненное, чтобы сравнивать его с теми страданиями, которые она уже испытывала.

Она отпустила его.

– Мне очень жаль, что я не целитель.

– Да, –  хрипло ответил он. – Было бы хорошо, если бы ты вылечила сама себя.

– Я имела в виду тебя, – она коснулась его груди. – Ты несешь в себе темную боль.

– Нет, – он вскочил на ноги и отошел от нее, его лицо стало бледным и жестким. – Мы должны позаботиться о твоих ранах. Я должен...

Он замолчал, когда из кожаной сумки, которую он носил перед килтом, донесся звенящий звук.

– Мне нужно ответить, – он вытащил устройство связи из мешка и поднял его к лицу. – Ангус, как там Шанна?

Он немного послушал, а потом на его лице появилось выражение облегчения. Он направился в дальний конец комнаты.

– Я в охотничьем домике.

Он взглянул на Мариэль.

– Я буду за дверью. Никуда не уходи. Я сейчас вернусь.

Он открыл заднюю дверь и вышел наружу.

Прежде чем он закрыл дверь, она успела увидеть звездное небо. Она перевела взгляд на входную дверь, которой раньше воспользовался Коннор. Если она выйдет наружу, то сможет позвать на помощь Целителей. Ее лучший друг, Буниэль, был Целителем, и он, вероятно, знал, что она пропала из Небесного Воинства. Он должен был беспокоиться о ней.

Но Коннор велел ей оставаться на месте. Еще один приказ, в котором нет смысла. Если Буниэль может ей помочь, то стоит попробовать.

Она медленно встала, ее тело одеревенело и болело от ран. Она завернулась в простыню и поморщилась, когда та коснулась ее спины. Она выскользнула через парадную дверь и ахнула, когда ее окутал холодный ночной воздух. Она никогда раньше не чувствовала такой температуры. Она обхватила себя руками и вздрогнула. К ее удивлению, ее дыхание замерзло в воздухе.

Она пересекла деревянное крыльцо и спустилась по ступенькам на поляну перед хижиной. Коричневая трава под ее босыми ногами казалась ледяной. Неудивительно, что люди так любят одежду и обувь.

Она повернулась, осматривая окрестности. В свете луны и мерцающих звезд она разглядела снежный силуэт пологих гор. В тени ближайшего леса поблескивали клочья белого снега. Только что распустившиеся листья наполняли воздух ароматом весны. Как удивительна была работа Господня! Слава Всевышнему Богу!

Нет ответа.

Она заставила себя быть сильной. Тот факт, что она больше не могла слышать ангелов, не означает, что они не могли слышать ее. Она уронила простыню к своим ногам, а затем, дрожа, протянула руки к небесам.

Коннор закрыл заднюю дверь, чтобы поговорить по мобильному телефону так, чтобы его не услышала Мариэль. Похоже, она совсем не помнила о случившемся в Роматек, и он не спешил напоминать ей об этом. Она и так уже достаточно страдала.

Он хмуро посмотрел на ночное небо, усыпанное яркими звездами и луной в три четверти. Здесь, в горах Адирондак, было холодно, но гораздо спокойнее, чем в Южной Дакоте. Но даже в этом случае внутри него назревала яростная буря.

Он хотел проклясть небеса и одного ангела в частности – Закриэля. Ублюдок жестоко обошелся с Мариэль, и Коннор даже представить себе не мог, что она могла сделать, чтобы оправдать те пытки, которым подвергалась. Она поставила под сомнение приказы Зака, протестовала против убийства детей. Что же в этом плохого?

Она была нежной и добросердечный, как и подобает ангелу. Она больше беспокоилась о том, что причинит ему вред, нежели о том, как облегчить свои собственные страдания. Она даже пожалела, что не может исцелить его, а не себя.

Несмотря на ее добрые намерения, этот момент напугал его до чертиков. Неужели ей каким-то образом удалось заглянуть в черную бездну его души? Должно быть, это был какой-то ангельский талант, но он делал ее еще более опасной. От этого ему захотелось убежать. Тем не менее, он знал, что должен был остаться. Деваха нуждается в защите. Она была так чертовски невинна, что даже не понимала, насколько это неправильно – обнажать грудь.

И какая грудь! Полная и мягкая. Сияющая белая кожа резко контрастировала с ярко-красным цветом ее сосков. Соски, которые были прижаты к его ладоням. Даже сейчас у него руки чесались снова прикоснуться к ней. Такая нежная, соблазнительная кожа.

Мудак. Он мысленно дал себе подзатыльник. Она была ангелом, невинным, милым ангелом, а он страстно желал ее. Снова. Даже будучи жалким ублюдком, он опустился на новую ступеньку.

Она была просто чертовски красива. Любой мужчина в ее присутствии превратился бы в беспечного идиота. И дело было не только в ее прекрасном теле. Или лице. Или голосе. Было что-то такое в ее глазах. Он смотрел в них, и странное чувство покоя окутывало его... пока он не понял, что щупает ее прелестные груди.