– Прошу прощения за то, что... прикасался к тебе. Я не имел на это права.

Она снова принялась расхаживать по комнате, обошла стол и вернулась к дивану. Она остановилась и положила руки на спинку дивана, где лежало индийское одеяло.

Она провела пальцами по рисунку.

– Не думаю, что тебе нужно извиняться. Ты меня не заставлял.

– Ты невиновна в том, что касается плоти. Я этим воспользовался.

Она посмотрела в его сторону и выгнула бровь.

– Тогда я исправлюсь. Ты сильно оскорбил меня.

Он вздрогнул, как будто она вонзила копье ему в сердце. Он на мгновение закрыл глаза, желая, чтобы ледяной холод внутри него распространился и заморозил боль.

– Да, – это было все, что он смог сказать.

Усталость наваливалась на него, отнимая силы. Он подошел к холодильнику, достал бутылку синтетической крови и сунул ее в микроволновку.

– Что это? – она подошла ближе.

– Еда, – он бросил на нее раздраженный взгляд. – Кровь. Если я не буду пить её из бутылки, я могу взять её у тебя.

– А ты бы хотел?

Он скорее умрет.

– Я брал кровь от других. Тысячи людей. Я живу уже много веков.

Она оперлась локтями о стойку и наблюдала за ним.

– Я чувствую некоторое... отвращение.

Это было больно.

– Я в этом не сомневаюсь.

Он схватил бутылку из микроволновой печи и выпил немного крови.

– Когда ты в последний раз кого-то кусал?

Он вытер рот тыльной стороной ладони.

– Какое это имеет значение?

– Это было вчера вечером?

– Нет.

– В прошлом году?

Он помолчал, гадая, что она задумала.

– Нет, – он прикончил бутылку и поставил ее в раковину.

Она уселась на один из барных стульев.

– Как Избавитель, всякий раз, когда я касался мертвых или умирающих, вся их жизнь разворачивалась передо мной. Я могла увидеть все, – она постучала пальцами по столешнице. – Большинство людей тратят свою жизнь на то, чтобы поступать правильно, но не все. Я видела ужасные вещи.

– Ты забрала этих людей в ад? – тихо спросил Коннор.

Она покачала головой.

– Не мне было выносить такого рода суждения. Но я видела достаточно жизненных историй, чтобы понять огромную разницу между человеком, который выбирает зло, потому что упивается им, и человеком, который борется против зла, которое ему навязали.

Она наклонилась вперед, опершись на локти, и внимательно посмотрела на него.

– Я могу казаться невинной в некоторых отношениях... ну, я полагаю, что так оно и есть, – ее щеки слегка порозовели. – Но, когда дело доходит до противостояния добра и зла, у меня есть тысячелетний опыт. Я узнаю зло, когда вижу его. Так ты хочешь знать, что мне противно?

Он отступил назад, не желая слышать ее ответ.

– Зло, я полагаю.

– Нет.

Он моргнул. Что она говорит?

Она нахмурилась, глядя на него.

– Мне противна твоя неспособность защитить себя.

Какого черта?

– Я был готов защищаться в бою с Дэрафером.

– Я говорю не о физическом сражении. Я обвинила тебя в жестоком обращении со мной, и ты принял это! Как ты мог?

– Я вампир, Мариэль. Обманщик. Паразит. Я не имел права прикасаться к тебе. И не говори мне ничего другого. Я видел твою реакцию, когда ты поняла правду. Я видел ужас на твоем лице, слезу, что скатилась по твоей щеке.

– Я была потрясена, это правда. Но мне потребовалось всего несколько минут, чтобы понять, что ты, должно быть, один из хороших вампиров.

– Ты знаешь...

– Конечно, мы знаем, – она пренебрежительно махнула рукой. – Как мы могли упустить тот факт, что во время Великой вампирской войны 1710 года тысячи смертных были убиты, осушены Казимиром и его армией, в то время как противостоящие вампиры умудрялись питаться, не убивая ни одного человека?

Он тупо уставился на нее.

Она соскользнула с барного стула и обошла стойку.

– Ты ведешь себя так, будто ничем не лучше Казимира, – она указала на пустую бутылку в раковине. – Он никогда не стал бы пить кровь таким способом. Он бы напал на меня и убил точно так же, как и тех других жертв в лагере.

Сердце Коннора бешено колотилось в груди.

– Ты не можешь сделать из меня хорошего человека.

– Нет? – она подошла ближе. – Сегодня ночью ты спас мне жизнь. Ты был готов сражаться с демоном, чтобы защитить меня. Неужели ты думаешь, что я забуду все твои храбрые и благородные поступки только потому, что ты вампир?

Может ли ангел на самом деле считать его хорошим?

– Ты не знаешь тьмы внутри меня.

– Помнишь, что я говорила о прикосновении к умирающим и наблюдении за их жизнью? – она положила руку ему на щеку. – С тобой это не так хорошо работает, но я вижу...

Он отодвинулся подальше от нее.

– Ты заглядываешь мне в душу?

– Немного. Чем больше я прикасаюсь к тебе, тем больше вижу.

Черт возьми. Вот почему она раньше хотела исцелить его. Она видела черную муку глубоко внутри него. Идиот. Все время, пока он целовал ее, он открывал ей свою душу.

– Я знаю, что ты хороший человек, Коннор. Я видела твое сильное чувство чести и честности. Я видела человеческую душу во всем ее несовершенстве и славе. Вот почему мне и в голову не пришло, что ты совсем не человек. У злого вампира не было бы такой черной ямы боли и раскаяния, скрытой в его сердце. Он не знает, что такое раскаяние.

Боль нарастала в груди, умоляя освободить ее. Здесь была прекрасная женщина, ангел, которая верила, что он по-прежнему хороший. Смеет ли он надеяться, что его ждет что-то еще, кроме ада?

– Мариэль, – прошептал он.

– Да, – она положила руки ему на лицо.

Он так сильно хотел ее. Ему хотелось схватить ее и никогда не отпускать. Она была всем хорошим и прекрасным, о чем он когда-либо мечтал. Она была лучом света в темноте, где он жил. И каким-то чудом она поверила в него. От одного этого ему захотелось упасть на колени и положить свое сердце к ее ногам.

Она пристально посмотрела ему в глаза.

– Покажи мне, что причиняет тебе боль.

Позволить ей увидеть, что он сделал? Она возненавидит его, если узнает. Он потеряет ее уважение, ее веру в него. Как он мог это вынести?

– Нет, – он отступил назад, разрывая контакт с ней. Черт побери. Нет, черт бы его побрал. Он никогда не признается, никогда не позволит ей узнать.

Она молча смотрела на него, разочарование заставило уголки ее прекрасных губ опуститься вниз. Ему хотелось снова поцеловать ее и заставить эти губы вздыхать от удовольствия. Но как бы ему ни хотелось держать ее в своих объятиях, он никогда не рискнет прикоснуться к ней и обнажить свои темные грехи.

– Ты помог мне в трудную минуту, – торжественно произнесла она. – Я надеюсь скоро вернуться на Небеса, но пока что, если я могу что-то сделать для тебя, я с радостью это сделаю.

Он не осмелился сказать ей первое, что пришло в голову. Как только он отбросил эти похотливые мысли, он вспомнил ее способность чувствовать смерть.

– Возможно, ты сможешь нам чем-то помочь, но сначала я должен обсудить это со своими друзьями.

– Ты имеешь в виду других хороших вампиров?

– Да. Вместе с некоторыми оборотнями и смертными мы пытаемся защитить человечество и победить плохих вампиров. Мы называем их Недовольными.

Она кивнула и сказала:

– Я всегда была благодарна за то, что есть хорошие вампиры, решившие сражаться с плохими, тем более что ангелам не позволено вмешиваться. Всякий раз, когда Зак жаловался на Недовольных, как вы их называете, нам говорили, чтобы мы уповали на Господа, что он уже посеял семена, чтобы решить этот вопрос. Я думаю, он имел в виду тебя и твоих друзей.

Коннор с трудом сглотнул. Он слышал, как отец Эндрю говорил почти то же самое в течение последних нескольких лет, что вампиры на самом деле выполняли какую-то Божественную цель в своей попытке защитить человечество и уничтожить Недовольных. Роман, бывший монах, верил в это, но Коннор отверг это как груз псих болтовни, предназначенный для того, чтобы заставить их чувствовать себя лучше, будучи нежитью. Как будто это имело хоть какой-то смысл чувствовать себя теплыми и пушистыми, будучи холодными и жесткими.