У Лавровой были маленькие наручные часы, благодаря чему мы имели возможность определять время. Примерно к половине первого шум в здании стал значительно тише, а к часу и вовсе воцарилась гробовая тишина. На некоторых из нас она подействовала угнетающе: наполнились слезами глаза Оли Ворониной, сник Костя Ерёмин, помрачнел Виталик Обухов, да и остальные пали духом. Деятельным и энергичным продолжал оставаться только Нилов, который всячески старался подбодрить товарищей по несчастью.
«Не надо переживать, – говорил он. – Наше положение, конечно, не назовёшь хорошим, но оно всё-таки не безвыходное. Ну, что нас ждёт? Самое худшее – беспокойный вечер и бессонная ночь в этом кабинете. Но это ничего, это можно перетерпеть. А наутро нас наверняка вытащат отсюда». «А если все умерли, что тогда?» – резонно возразила Лаврова. «Не может такого быть, – убеждённо отозвался Алёша. – Кто-то наверняка выжил. Не могли одни мы остаться в живых – мы же не герои какие-нибудь, а простые первоклассники». «А ешли и мы жаражные?» – с трудом ворочая повреждённой челюстью, поинтересовалась Воронина. «Нет, это невозможно, – ответил наш предводитель. – Инфекция, как мне кажется, распространяется быстро и сжигает человека в считанные минуты. Если бы кто-нибудь из нас подхватил эту заразу, он бы уже давно склеил ласты».
Меня очень волновал вопрос о том, всё ли в порядке с нашими родными – папами и мамами, бабушками и дедушками, братьями и сёстрами. Как они там, что с ними? Меня не очень-то страшила перспектива провести ночь в школе – что ж поделаешь, раз мы попали в такой переплёт, – но чрезвычайно тяготила вот эта самая неизвестность, невозможность узнать о судьбе своих близких. Я сдуру озвучил эту мысль, не дававшую мне покоя, и сразу же пожалел об этом: мои слова заставили заплакать не только девочек, но и некоторых мальчиков. Нилову даже пришлось повысить голос, чтобы на корню пресечь упадочнические настроения. «Прекратите реветь! – стукнул он кулаком по столу. – Посмотрите на меня: я в таком же положении, как и вы, но креплюсь и не раскисаю. Слезами горю не поможешь. Единственное, что мы можем сейчас, – надеяться на благополучную развязку». Эти слова подействовали на всех ободряюще; плач и нытьё прекратились.
В три часа мы пообедали чёрствым хлебом и мочёными яблоками, выпили по полстакана воды, которую требовалось беречь, – в общей сложности её у нас было около трёх литров. Бородин принялся веселить нас, рассказывая похабные анекдоты, и все мы так сильно смеялись, что на некоторое время даже позабыли о том, где находимся. В реальность нас заставил вернуться тихий стук в дверь. От неожиданности кто-то вскрикнул, кто-то подскочил на месте, а Михайлов громко выпустил газы. Нилов, схватив тяжёлый металлический совок для мусора, подскочил к двери и на дежурный вопрос: «Кто там?» получил ответ: «Свои!»
«Кто это – свои?» – поинтересовался Нилов. «Это я, Юра Костров, а со мной Серёга Кротов из 1 «в» и Ирка Васина из 1 «а». Открывайте!» «А вы, часом, не хворые?» «Нет, мы здоровые, не бойтесь. Сейчас расскажем, что произошло. Давайте, впускайте нас, а то если чудики появятся, нам каюк!» «Кто это такие – чудики?» «Говорю же – сейчас всё расскажем, только откройте дверь!» Нилов быстро впустил ребят в класс и сразу же повернул ключ в замке.
Костров, Кротов и Васина выглядели усталыми и измотанными, но, к счастью, никаких признаков заражения у них не наблюдалось. Мы дали им поесть и попить, и они, немного восстановив свои силы, приступили к рассказу.
Выяснилось, что чудовищное заболевание распространилось по школе за несколько минут. Одновременно с Яковлевым умерли несколько учеников на втором и третьем этажах – их сначала точно так же колбасило, а потом разорвало: у кого лопнул живот, у кого вскрылась грудная клетка, а у кого и мозги выскочили наружу. Те ребята, на которых попала хоть капля жидкости из тел погибших, в течение максимум пяти минут покрывались безобразными фурункулами, сходили с ума и, яростно бросаясь на здоровых людей, принимались нещадно терзать их зубами и ногтями. Здоровый человек подхватывал заразу, если больной наносил ему хотя бы небольшую царапину, поэтому число инфицированных неуклонно росло.
Большая часть учеников и учителей бросилась на улицу – перспектива оказаться в клыках у волков и собак представлялась им более радужной, нежели гибель от неизвестного заболевания. Немногие оставшиеся в здании прятались в разных местах от чудиков, как они окрестили кровожадных злобных больных. Например, Юра Костров укрылся от преследовавшего его пятиклассника Суханина в каморке под лестницей на первом этаже, где располагался ведущий в подвал люк. Суханин некоторое время разъярённо рычал и ломился в низенькую, но весьма прочную дверцу, имевшую, к счастью для Кострова, щеколду с внутренней стороны, а потом ушёл в поисках новой жертвы.
Юра периодически выглядывал из своего укрытия наружу и благодаря этому увидел Васину и Кротова, пробирающихся к выходу; он предложил им тоже забраться в каморку. Пару часов они отсиживались там, а потом решили выйти на разведку и попробовать добраться до нашего крыла. К счастью, эта задумка увенчалась успехом.
«Как вы думаете, много ли чудиков находится сейчас в здании?» – спросил Нилов. «Сложно сказать, но, как мне кажется, немного, – ответил Костров. – В основной своей массе они выскочили на улицу, преследуя спасающихся бегством детей и взрослых. Когда мы шли сюда, первый этаж был пустынен. Но вот со второго этажа доносилось какое-то мычание и шарканье ног, так что могу сказать точно – не все чудики покинули стены школы. Короче говоря, расслабляться нельзя». Тут подал голос Михайлов, до этого хранивший молчание: «Теперь я понял, что за тварь я видел в коридоре в замочную скважину. Это был заражённый ученик, а горб на его спине был ранцем…» Многие из нас только после этих слов поняли, как нам повезло: упусти мы момент, не заскочи вовремя в класс – и участь наша была бы предрешена…
Глава 7. Три храбреца
Стрелки часов близились к половине пятого, короткий декабрьский день угасал, в помещении сгущались сумерки, а мы, двенадцать первоклашек, рассевшись прямо на полу в пространстве между передними партами и доской, вырабатывали план дальнейших действий. Нилов, которого мы единогласно выбрали своим предводителем, сказал, что нам не следует рыпаться и предпринимать попытки покинуть школу: во-первых, мы не знаем, сколько ещё чудиков бродят по этажам, во-вторых, даже если нам удастся выйти на улицу, о том, чтобы добраться до дома затемно, нельзя и мечтать: густой враждебный лес полон диких зверей (а теперь ещё и тех же чудиков). «Нам во что бы то ни стало нужно продержаться ночь, – подчеркнул Алексей. – Помощи можно будет ждать только утром».
В то же время было ясно, что нужно сделать вылазку из кабинета, поскольку воды почти не осталось. Костров сообщил, что чудики не в состоянии быстро бегать: максимум, на что они способны, – метров десять пробежать трусцой, после чего резко сбавляют темп и идут враскачку, подволакивая ноги. Стало быть, если сохранять присутствие духа и не паниковать при виде их ужасных морд, вполне можно выбраться за водой и в случае опасности убежать.
Естественно, сразу же встал вопрос – кому идти. Алёша Нилов заявил, что мобильную группу возглавит он, но ему резонно возразила Лаврова – ты, мол, наш руководитель, обладающий выдающимися организаторскими способностями, и в случае твоей гибели нам придётся туго, поэтому оставайся в классе. Решено было тянуть жребий, по-рыцарски избавив от этой процедуры девочек. Мы нашли в одном из ящиков учительского стола чистый лист бумаги в клеточку; я аккуратно разделил его на семь частей, на трёх из них карандашом изобразил крестики (именно стольким из нас предстояло покинуть убежище), потом свернул их в маленькие квадратики, положил в свою шапку, извлечённую из портфеля, и тщательно перемешал.
По результатам жеребьёвки отправляться в путь выпало Бородину, Обухову и мне. Когда я вытянул бумажку с крестиком, внутри всё моментально похолодело. «Это конец», – подумал я. Идти было страшно до жути, но на меня с надеждой смотрели товарищи, поэтому пришлось собрать волю в кулак и улыбнуться. Улыбнулся и Бородин, но не через силу, а вполне искренне: дело в том, что ему было совершенно по фигу, куда и зачем его посылают. А вот Обухов скривил губы и тяжело вздохнул.
